Если кому-то показалось, что я хватил через край, могу подкрепить сказанное примерами из жизни. Вот слова современного мастера тайцзи-цюань Чжоу Цзунхуа:
«У Яна Чэнфу было четверо сыновей. Все они до сих пор преподают тайцзи в Гонконге и на Гаваях. Для нынешних времен их мастерство очень даже неплохое, но, сравнивая их с предшественниками, можно только глубоко вздыхать.
Один из учеников Яна Чэнфу — Чжэн Маньцин (1901–1975) — достиг высочайшего уровня для нашего времени.
Однако Чжэн всегда напоминал ученикам, что точно так же, как для них велико его мастерство, для него было велико мастерство его учителя. Он демонстрировал, как никто не мог положить на него руку, но сам он не мог увернуться от пальца Яна Чэнфу или стряхнуть палец, когда тот его уже коснулся».
К этому можно было бы добавить лишь то, что сам Ян Чэнфу не представлял ровным счетом ничего в сравнении со своим отцом, Ян Цзянем, который, в свою очередь, был слабым эхом легендарного Яна Лучаня.
Если вас не убеждают примеры из истории тайцзи, возьмем развитие каратэ. Скажите, кого из лучших теперешних мастеров можно поставить рядом с Тётоку Кьяном или даже с не столь давно канувшим в царство теней Ямагути Гогэном? Шагнув еще глубже в прошлое, мы поднимаемся на следующую ступень мастерства и видим имена Мацумуры Сокона, Кодзё Уэката, а уж совсем в тумане мерцают неведомые нам китайские реликты, передавшие крохотную частичку информации ученикам-островитянам. Такая же картина наблюдается во всех без исключения направлениях и школах. Насколько непостижимым для нас является искусство Морихэя Уесибы, настолько же великим для него самого было мастерство его учителя Такеда Сокаку.
Список можно продолжать до бесконечности, но вывод останется тем же: самое большее, что мы в состоянии делать, — это сохранять с минимальными искажениями наследие ушедших времен.
* * *
Итак — практика формальных комплексов дает возможность отработки техники в ее чистейшем, эталонном виде, развивает культуру перемещений, учит сосредоточению в движении и ставит ритмичное дыхание. В итоге все вместе создает каркас мастерства, своеобразную форму в смысле некоей внешней оболочки, которая собирает воедино разрозненные приемы и связки и накладывает на них неповторимый стилевой отпечаток, что позволяет передавать навыки и знания другим поколениям. Само по себе воинское искусство подобно воде и, строго говоря, едино и неделимо ни по каким признакам. Но сохранять и передавать воду как есть, саму по себе, никто не в состоянии, так как для этого требуются сосуды. Стили, школы и направления как раз выступают в роли таких сосудов, каждый из которых имеет свою собственную форму, не похожую на прочие, а форма эта определяется оригинальными, регламентированными комплексами стандартных (для данной школы) действий. Форма без содержимого лишена смысла, отсутствие же формы приводит к расползанию, растеканию мастерства, сколь заоблачных высот оно бы ни достигало.
Крайние, а потому особенно зримые, проявления неразрывности формы и содержания мы то и дело встречаем в повседневной жизни. Посмотрите, как схватываются, будто кумушки за чаем, дюжие мужики на автобусных остановках или в пивной. Ярости и физической силищи — хоть отбавляй, но без формы весь их пыл пропадает впустую, выливаясь в безобразные сцены с криками, оскорблениями и хватанием за грудки. Как сказал в какой-то книге один персонаж, старый дед: «Цельный день, как кочета, бьются, а ударов нетути».
Обратный случай прижился на чемпионатах по восточным единоборствам, где в разделе ката большинство участников демонстрируют абсолютно безжизненные, лишенные наполнения формы, заученные явно бездумно и удручающие своей пустотой, что немедленно проявляется в кумитэ. Вероятно, почти каждый любитель «востока» отмечал про себя труднообъяснимые метаморфозы стилевых особенностей и различий. В показательных программах всякая школа ярко преподносит свою неповторимость, и даже неискушенный зритель легко отличит Чань-цюань от Таэквондо, а знатоки радостно дифференцируют Кёку-синкай и Вадо-рю. Но подходит время схваток — и вот уже нет ни тех, ни других, ни третьих, все просто дерутся в каком-то усредненном кикбоксерском стиле, и лишь редкие участники очень высокого уровня явно придерживаются заявленной школы. Так отсутствие упомянутой целостности содержания и формы оборачивается потерей то одного, то другого — в зависимости от ситуации.
Специально для тех, кому кинематограф представляется истиной в последней инстанции, могу припомнить хороший фильм (вернее, три фильма) о похождениях «уличного бойца» в исполнении блистательного Сонни Шиба. Там очень убедительно показано, как гениальный и могучий доморощенный каратэист, вдребезги побивающий всех и вся, терпит унизительное поражение от маленького квадратного руководителя школы, в которую он заявился с целью погрома. Впоследствии, в третьей части эпопеи, столкнувшись с необычным и сильным противником, он приходит к этому же учителю за наставлением и получает его в виде демонстрации короткой силовой ката. Урок пошел впрок, победоносный «уличник» всех сразил и ступил на путь добродетели.
Кроме того, вспомните, что говорят порой о каком-нибудь спортсмене или художнике. Хорош, говорят, но нет школы, техника «сырая». Желающие увидеть это воочию должны отправиться воскресным утром на местный «монмартр», где самодеятельные художники продают свои полотна. Там розовые фрегаты несутся по бирюзовым волнам, белоснежные пики пронзают ультрамариновые небеса, зефирные девы возлежат на изумрудных травах, и еще много всего в том же духе, но нет лишь одного — школы, а потому самодеятельность остается сама собою, без надежды разорвать порочный круг.
Как тут не вспомнить слова, авторство которых не оставляет шансов на сомнения в их истинности:
Если вы отказываетесь изучать анатомию, искусство рисунка и перспективы, математические законы эстетики и колористику, то позвольте вам заметить, что это скорее признак лени, чем гениальности!
(Сальвадор Дали. Дневник одного гения)
Один мой приятель рассказывал, что как-то раз некая скрипачка откуда-то из Западной Европы, вполне талантливая, успевшая даже завоевать кое-какие призы на международных конкурсах, приехала в Ленинград (дело было давно), чтобы слегка повысить квалификацию, подучившись в знаменитой консерватории. Так вот: ее стажировка началась с того, что опытной исполнительнице пришлось буквально с нуля «ставить пальцы», как какой-нибудь первокласснице. У нее не было школы, ее техника была дилетантской! А в СССР абсолютно по всем направлениям изящных искусств была именно школа, учеников которой так или иначе выводили на крепкий средний уровень. Всех, в том числе и бесталанных! При этом ничто не мешало талантам воспарять дальше и выше.
* * *
Само по себе исполнение ката и тао-лу есть настоящее искусство и, как всякий инструмент для работы над собой, оно требует умения, осознания и постепенности, так как неистовое стремление с налета овладеть даже самой простенькой подготовительной формой оборачивается крахом и неизбежным унынием с падением интереса к предмету. Странно — никто не претендует на то, чтобы за месяц-другой обучиться игре на гитаре, но в то же время многие полагают двухмесячный срок более чем достаточным для освоения нескольких м`астерских ката. При этом как-то упускается из виду, что даже их создатели тратили на то же самое годы и годы самозабвенного труда.
Не существует двух похожих комплексов, каждый из них индивидуален, словно отпечаток пальца, и дело тут не в длительности или пространственной структуре формы. Отличие состоит в разных динамике и ритме, с какими стыкуются друг с другом отдельные приемы и связки.
Если попытаться сформулировать самые характерные ошибки в исполнении формальных упражнений и целых комплексов, то такой перечень будет состоять всего из нескольких пунктов.
1. Наглядным показателем движения в неверном направлении является уже упоминавшаяся «пустота», ненаполненность приемов, из которых складывается ката. Это классический случай формы без содержания. Каким бы точным и красивым ни было подобное исполнение, оно не принесет пользы хозяину и радости искушенным зрителям. Но беда не столь велика и вполне поправима, так как влить в добротный сосуд хорошее содержимое есть лишь вопрос времени, разумеется, — при наличии опытного наставника, достоверной литературы и желания самого подвижника не скользить по поверхности, а нырять в самую глубину стиля.
Такое положение вещей является и самым распространенным, вне зависимости от принадлежности к конкретному направлению. Заполнять же форму следует двояко: технически и эмоционально. Техническое осмысление приходит во время упорной шлифовки отдельных фрагментов при работе с партнером, когда невольно всплывает прикладной аспект связок, без которого истинная чистота исполнения попросту недостижима. Эмоциональная составляющая лежит на совести лично каждого ученика и зависит от его морального и духовного потенциала, а также от тех образов, которые он «видит» в момент атак, защит и перемещений. Более подробно сей эфемерный вопрос затронут в главе, посвященной образам. К сожалению, большинство отчего-то предпочитает задействовать злобную, агрессивную часть эмоционального спектра, излучая во время работы ярость и жажду убийства, почерпнутую, вероятно, из поганых боевиков, вместо того, чтобы обратить свой взор к наследию великих мастеров и патриархов, где никаким темным эмоциям места не нашлось.
