Это тоталитаризм, абсолютный диктат. Бог представляется каким-то увеличенным Адольфом Гитлером или Иосифом Сталиным. Вас не спросили, но вы же и вынуждены страдать. Вас не спросили, но вам вручены инстинкты, из-за которых вы будете страдать сейчас, а возможно и потом.
Те же теологи, те же священники постоянно говорят вам, чтобы вы уничтожили полностью вашу инстинктивную жизнь. Бог снабжает вас инстинктами: он несет ответственность за них. Если кто-то и должен страдать в аду, то это только он один; никто другой ни в чем не виноват.
Убийца приходит с инстинктом убивать. Насильник приходит с инстинктом насиловать. Кто несет ответственность за все это? Все религии говорят, что это вы несете ответственность. Бог - творец, а отвечаете вы? А вас даже и не спрашивали: «Каких инстинктов вы желаете?»
Если бы вы сами выбрали быть насильником, убийцей, то тогда, конечно, ответственность лежала бы на вас и вы страдали бы от последствий своего выбора. Но вы появляетесь с уже встроенной в вас программой, и кто бы вас ни программировал, он и никто иной несет ответственность за это.
Алан Уотс очень ясно понимал, что сам он не мог ответить на этот вопрос, который на Востоке поднимался неоднократно. Индуизм нашел ответ; по крайней мере, это кажется ответом. Конечно, такой ответ лучше идеи творения, но в нем заключаются и свои собственные проблемы, - которые не осознавал Алан Уотс, поскольку он был не очень хорошо знаком с корнями восточных религий. Эта идея показалась ему привлекательной - идея лилы, игры, показалась ему намного лучше. Жизнь - это ничего серьезного; это просто игра, пьеса, спектакль.
В пьесе вы можете стать вором; это не означает, что вы действительно стали вором - вы лишь играете роль вора. В пьесе вы можете стать воплощением Бога, Рамой, Кришной; это не означает, что вы действительно стали воплощением Бога, но на сцене перед публикой это воспринимается без вопросов. Спрашивать об этом было абсолютно глупо: каждый ведь знает, что каждый играет какую-то роль.
Индуизм говорит, что все существование - всего лишь спектакль, и Бог просто играет в игру. Слово лила, игривость, устраняет всяческую серьезность и ее последствия. Но оно приводит к новым последствиям: почему Бог не может сидеть спокойно? Ведь люди, которые учат, что Бог играет в игру, учат также: «Сидите тихо в медитации». Почему он не может сидеть тихо в медитации и прекратить всю эту чепуху?
Но Алан Уотс не мог задать этого вопроса; он не мог прийти к нему, но я могу прийти к нему: какой смысл во всей этой чепухе? Все индусские мудрецы учат: сиди тихо, без движения, без всяких мыслей, предельно молчаливым, только так ты вкусишь то, что есть религия. Похоже на то, что сам Бог так никогда и не вкусил, что есть религия, — он же все время играет.
В творении была по крайней мере одна вещь; на шестой день Бог закончил свою работу. На седьмой день, в воскресенье, он отдыхал, и мы не знаем, что произошло потом. Индусский же Бог принужден непрерывно играть. И вот, есть время играть и есть время изучать, - не так ли говорят каждому ребенку, - и есть время спать.
Но этот сумасшедший индусский Бог... ему нет времени спать, нет времени изучать что-либо, нет времени ни на что другое: только играть, играть, играть. Кажется, его преследует навязчивая идея. И что это за большая игра — бесконечная, вечная. И почему он должен все время играть? Устает ли он? Одна и та же игра...
В моей деревне у меня был друг, отец которого, бывало, ходил каждый день в кино. Каждый фильм показывался обычно по меньшей мере шесть или семь дней; это не имело значения, он должен был ходить туда каждый день. Я спросил его: «Немного странно, что вы ходите смотреть один и тот же фильм семь дней».
Он сказал: «А кто смотрит этот фильм? Я на самом деле сплю! Так, время от времени, я за семь дней просмотрю весь фильм. Иногда я вижу начало, иногда середину, иногда конец. И если когда-нибудь я почувствую, что все хорошо, я соединяю все части вместе и вижу весь фильм».
«Но, - сказал я, - вы можете сделать то же самое за один день».
Он сказал: «Я не хочу делать все это за один день. А что я буду делать в оставшиеся шесть дней? » — ведь в этом маленьком местечке кинотеатр был единственным развлечением. Куда еще пойти? Я понимал затруднение этого старого человека.
Но в чем затруднение Бога? Почему одна и та же игра продолжается им и продолжается?. И он все еще развлекается ею? Он, наверное, идиот. Если это развлечение, то даже идиоту со временем оно наскучит: рождаются непрерывно одни и те же люди, все те же любовные дела, те же дети, и все снова и снова, - продолжает крутиться все то же самое колесо. Те же спицы поднимаются вверх и опускаются вниз; и снова поднимаются вверх, и снова опускаются вниз. Все то же колесо, все те же спицы.
Меня не волнует колесо, меня волнует человек, который все время крутит его, - с какой целью? Конечно, спросить у индусов об этой цели невозможно, можно спросить у христиан, - только с иным ударением, ведь это же игра. И я все же спрашиваю: игра - это хорошо, если он играет лишь время от времени, это понятно, нотакая непрерывная игра, эта повторяющаяся игра?.. Кажется, что мы находимся в руках у сумасшедшего Бога.
И потом те же самые индусские мудрецы говорят вам все время, что вы будете страдать вследствие своих действий. Странно: Бог игрив, а мы тем не менее будем страдать от наших действий, - которые есть игра Бога! Если он хочет, чтобы я играл роль вора, очень хорошо, но почему я должен страдать от последствий? С другой стороны, те же самые люди говорят: «Это игривость Бога». Великолепно! Принято, - но что же игроки? Они должны быть полностью освобождены от последствий - это же игра Бога. Вы играете в карты: вы проигрываете, или вы выигрываете, - вас побеждают, или побеждаете вы, - но не думаете же вы, что то же самое происходит с королем, или дамой, или с джокером из карточной колоды? Кто бы ни победил, кто бы ни проиграл, для них это не имеет значения; они ведь просто игральные карты.
Мы просто короли, дамы, джокеры, - в основном джокеры.
Почему мы должны страдать?
В индуизме не может быть вместе этих двух вещей. В этом заключался мой постоянный конфликт с индусскими мудреца-ми, шанкарачарьями, индусскими браминами: если существование лишено игривости, то это будет уж слишком говорить, что нас нужно бросать в адский огонь. Если это чья-то игра и его, этого игрока, никогда не бросают в адский огонь, то почему же должны бросать нас? Обе эти концепции, поставленные рядом, абсолютно противоречат друг другу. Их невозможно сделать дополняющими друг друга. Я старался изо все сил, - их нельзя сделать дополняющими друг друга.
Если играет Бог, то все последствия должны быть за ним: мы лишь марионетки в Его руках.
Тогда закон кармы - всего лишь хлам.
Если Бог играет, то какой смысл в поклонении ему?
Вы не можете быть серьезными...
Если играет сам Бог, то и вы должны играть.
Рамакришна был прав... В Калькутте была одна женщина низкой касты, неприкасаемая, но она была королевой, - Рани Расмани. Она построила прекрасный храм Дакшинешвар в Калькутте, на берегу Ганга; это одно из самых прекрасных святых мест.
У нее было достаточно денег и достаточно всего остального, но ни один брамин не хотел служить в ее храме, потому что этот храм был построен неприкасаемыми. Поэтому и сам этот храм стал неприкасаемым, и бог этого храма, он тоже стал неприкасаемым, - и вот они эти брамины, которые говорят, что все лишь игра. Даже Бог становится неприкасаемым из-за того, что храмовая статуя была куплена на деньги неприкасаемых.
Рани Расмани никогда не входила в храм, прекрасно зная, что если она войдет в храм, то тогда не будет никакой возможности найти священника брамина. Она никогда не прикасалась ни к чему из храма. Обычно она подходил а лишь к границе храма и поклонялась оттуда. А ведь это был ее храм - она вложила в него миллионы рупий. Но входить в него не хотел ни один брамин.
Рамакришна был бедным брамином, тоже неприкасаемым. Его имя в то время было Гадавар. Имя «Рамакришна» присвоили ему позднее, когда вокруг него собрались ученики и они почувствовали, что он в своем существе является своего рода синтезом Рамы и Кришны. Поэтому они и начали называть его Рамакришна. Но тогда его имя было Гадавар. Он был необразованным человеком: он получил образование лишь в пределах двух классов бенгальской школы. Где бы он нашел себе работу? Отец его умер, а сам он должен был заботиться о своей матери и своей семье. Он был в таком трудном положении, что принял предложение стать священником в храме Дакшинешвар.
Все брамины сказали: «Раз ты стал священником у Рани Расмани, мы объявляем тебе бойкот; ты больше не брамин».
Он сказал: «Неважно, это не имеет значения, - я буду совершать служение Богу. Кто купил статую, кто построил храм — меня это не касается».
