"Я отсутствую так же, как я буду отсутствовать, когда я буду мертвым, только с одной разницей... сейчас мое отсутствие имеет тело, а потом мое отсутствие не будет иметь тело".
("Ошо в Уругвае".)
Он говорил такими разными способами, что он никто, что он просто отсутствие, но я не могла понять.
Однажды в Уругвае у меня было переживание, когда я увидела, что его кресло пусто, когда он говорил: я видела, что кресло пусто, и через стену за ним я могла видеть небо и море. Я видела огромную энергию, несущуюся сквозь него, такую мощную и двигающуюся так быстро, что это испугало меня, потому что он выглядел настолько тотально уязвимым.
"Я не позволю существованию сделать это со мной", - сказал голос в моей голове.
Я написала ему об этом и сказала, что мне было жутко. Он ответил:
"Ты должна посмотреть глубже на это явление - просветленный человек. Он есть, и его нет одновременно. Он есть, потому что его тело здесь; его нет, потому что у него нет больше эго... Нет никого, кто мог бы сказать: «Я есть», - и все же вся структура присутствует, а внутри чистое пространство. И это чистое пространство - это ваше божественное, ваша божественность; это чистое пространство, то, что снаружи мы видим как чистое небо. Небо только кажется, что существует... оно не существует. Если вы начнете искать небо, вы не найдете его нигде; это только кажется. Просветленного человека вы видите похожим на небо, но если вы иногда сонастроитесь с ним, вы обнаружите, что его нет. Тогда вы можете чувствовать себя жутко, вы можете испугаться; и это то, что должно случиться. Ты сонастроилась со мной. Несмотря на саму себя иногда ты сонастраиваешься со мной.
Ты можешь забыть себя на мгновение и сонастроишься со мной, потому что только если ты забудешь свое эго, может быть встреча. А во время встречи ты обнаружишь, что кресло пусто. Это может быть просто мгновенный проблеск, но на самом деле ты увидела что-то гораздо более реальное, чем все, что ты видела до сих пор. Ты взглянула внутрь полого бамбука, на чудо музыки, исходящей из него".
После этого дискурса Ошо изменил мое имя с Четаны на Прем Шуньо - любовь пустоты.
"Мое присутствие становится все больше и больше видом отсутствия. Я есть, и меня нет. Чем больше я исчезаю, тем больше я могу вам как-то помочь".
("Упанишады Раджниша", Бомбей 1986)
Когда я смотрела на Ошо, я могла видеть пустоту в его глазах, но я не могла принять, что он был полностью без личности и эго, потому что я не могла понять, что он имеет в виду. Я могу видеть это теперь, когда я смотрю назад на то, как он учил нас, и мягко побуждал нас идти по пути открытия наших глубочайших тайн; по пути, который парит над несчастьями и мучениями и все же пути, который приводит нас к самому сердцу того, что значит быть человеком; пути, который идет против любой организованной религии и все же истинно религиозен.
Я вижу, что хотя он провел тридцать пять лет, постоянно стараясь помочь людям, у него не было в этом никакого своекорыстного интереса. Он делился своей мудростью, и это полностью зависело от нас, слушаем мы его, или нет, понимаем ли мы его. Он никогда не сердился на нашу неспособность схватить то, что он пытался показать нам, у него никогда не было нетерпения, что мы продолжаем повторять те же самые привычные стереотипы снова и снова. Он сказал, что однажды мы достигнем просветления, потому что рано или поздно это обязательно должно произойти. Он сказал, что это неважно, когда.
"Я даю вам вкус моего существа и приготавливаю вас сделать то же самое с вашей стороны для других. Все зависит от вас, останутся ли мои слова живущими, или умрут. Что касается меня, меня это не заботит. Когда я здесь, я вливаю себя в вас. И я благодарен, что вы позволяете этому случиться. Кто заботится о будущем?
Во мне нет никого, кто беспокоится о будущем. Если существование использовало меня как устройство, я могу быть уверен, что оно может найти тысячи людей, чтобы использовать их как устройства".
("От Фальшивого к Истине", 1985)
Он знал, что он на сотни лет впереди своего времени, и сказал, что любой гений никогда не встречается с современниками. В тот день, когда умер Кришнамурти, Ошо сказал: "Теперь я остался один в мире". Когда его спросили, как он хочет, чтобы о нем вспоминали, он сказал:
"Я просто хочу, чтобы меня простили и забыли. Меня не нужно вспоминать. Нужно вспоминать себя. Люди вспоминают Гаутаму Будду, Иисуса Христа, Конфуция и Кришну. Это не помогает. Так что вот то, чего я бы хотел: забудьте меня полностью и простите меня тоже, потому что меня будет трудно забыть. Вот почему я прошу вас простить меня: за то, что я причиняю вам беспокойство. Вспомните себя".
("Передача Лампы")
Он пришел на эту землю даже без имени. Ошо - это не имя. Ошо распорядился так, чтобы во всех его книгах (всего семьсот названий) его имя было изменено с Бхагвана Шри Раджниша на Ошо. Следующее поколение, может быть, даже не будет знать, что жил кто-то, кого звали Раджниш. Только Ошо останется, а Ошо?.. "Ты безымянная реальность. И это хорошо, потому что каждое имя создает границы вокруг тебя, Делает тебя маленьким".
("Великое Путешествие Отсюда Сюда")
И все-таки он оставил после себя наследство, которое несравнимо со всеми алмазами во вселенной. Он оставил после себя свою работу в своих людях. Он помог тысячам людей сделать гигантский шаг вперед в эволюции человечества.
Мы, может быть, не полностью осознаем, но мы поняли, что смерть не существует.
Величайшее табу, величайшая тайна и величайший страх для человеческих существ сегодня - это Смерть, и наш мастер провел нас сквозь это, и мы оказались на другой стороне. Смерть случается только с телом, и это было моим собственным переживанием. Тайна смерти, небес, жизни после смерти, реинкарнации - это тайны, которые теперь открыты.
Последний раз, когда я встречалась глазами с Ошо без всякого страха в себе - у меня был страх, потому что я видела, что Ошо исчезает - последний раз я действительно встретила его в ночь, когда умерла Нирвано. Нирвано умерла как раз перед тем, как мы пошли на нашу медитацию в Будда Холл в семь часов вечера. В ту ночь я ждала машины Ошо, которая подъехала к Будда Холлу, и я открыла для него дверь. Нас было шесть человек, которые делали это по очереди, и случилось так, что была моя очередь. Когда он вышел из машины, он бросил на меня проникающий взгляд, зная, что я знаю. Я могу только предполагать, что он хотел увидеть, как мне с этим.
Я помню, я взглянула на него в ответ и внутри говорила: "Да, Ошо", - и я думала, что у меня только небольшое понимание боли, которую он, должно быть, чувствовал, и я не могла по-настоящему знать - но у меня было какое-то понимание - просто как сильно он любил ее.
Я хотела сказать ему, что я буду сильной.
Ошо прекратил танцевать с нами, когда он входил в Будда Холл, за два месяца до ухода. Он двигался по подиуму очень медленно и приветствовал каждого в зале. Так медленно, сначала правая нога, потом левая медленно скользит вперед, руки сложены перед грудью в намасте. Он иногда взглядывал на кого-нибудь в первых рядах, и потом переводил взгляд на горизонт, как будто он смотрел на далекую звезду. С того места, где я сидела, казалось, что он все меньше и меньше фокусировал свое внимание на каком-то отдельном человеке в Будда Холле.
Его люди были его якорем в этом мире, но казалось, он больше смотрит в пространство.
С Авирбавой, такой невинной, он играл, и снова он был в теле.
Он был похож на играющего ребенка. Это была одна из величайших радостей видеть, как он возвращается в этот мир, чтобы играть с Авирбавой. Он негромко смеялся, его плечи ходили вверх и вниз от смеха, он открывал широко свои глаза и манил, чтобы она поднялась к нему на подиум. Как часть игры она обычно вскрикивала и падала на пол.
Он сидел с нами, в то время как музыканты играли индийскую музыку, прерываемую моментами тишины. И потом он снова уходил.
Временами я хотела закричать ему: "Возвращайся, возвращайся".
В середине декабря Ошо послал нам сообщение, что он слышит, как кто-то произносит мантру, и это нарушает тишину. Никто другой не слышал это, но я знала, насколько более чувствительным было слушание Ошо, чем других людей, и это не удивляло меня. Несмотря на объявления, в которых просили прекратить, кто бы это ни был, это продолжалось. Чтение мантры начало вызывать боль в желудке Ошо. Он сказал, что это делается умышленно, что, когда он сидит с нами в Будда Холле, он полностью открыт и уязвим, чтобы мы могли испытывать полную глубину его тишины. Нападение на него было сделано теми же самыми людьми, которые разрушили коммуну в США. Он позже сказал, что это было ЦРУ, и они используют черную магию.
Мы старались найти человека или людей, с помощью экстрасенсов и также простым перемещением. Людей заставляли менять те места, где они обычно сидели в Будда Холле. Звук в основном шел с правой стороны Ошо. Он иногда открывал свои глаза во время медитации и указывал на источник звука. Однажды я сидела с правой стороны Ошо в середине зала. Я наблюдала за каждым человеком вокруг меня, разных людей пересаживали, надеясь, что их отсутствие прекратит чтение мантры. Ошо много раз поворачивал голову и долго и внимательно смотрел в том направлении, где было "подозрительное" место. Но все было тщетно.
