Рано утром я прибыл в «Джайпур Дхарамшалу», небольшую гостиницу, расположенную в шумном переулке посреди базара. По обе стороны стояли лавки с одеждой и снедью. Велорикши пронзительно сигналили, чтобы заставить расступиться толпу пешеходов. Рам Дасс открыл дверь, и полоска утреннего солнца осветила его радушное лицо. Я кинул взгляд на комнату за его спиной: она больше походила на скромное жилище садху, чем на номер знаменитого профессора. Он любезно усадил меня на единственный предмет мебели в комнате — деревянную кровать, а сам сел рядом, скрестив ноги и расправив складки своего белого одеяния. Мы сидели друг напротив друга. Его седые волосы ниспадали с лысеющей головы на спину и плечи, и ветерок из окна слегка ерошил его рыжеватую бороду. Большие синие глаза его сияли, а легкие морщинки в уголках глаз обозначались резче, когда он улыбался. Не произнося ни слова, мы просто молча вглядывались через глаза в сердце друг другу. Эти мгновения казались бесконечными. Долгий и пристальный взгляд, которым мы смотрели друг на друга, каким-то образом стал менять мое видение: Рам Дасс казался мне то невинным ребенком, то древним аскетом-мудрецом.
Я вспомнил стих из Бхагавад-гиты: «Воплотившаяся в теле вечная душа постепенно меняет тело ребенка на тело юноши, а затем — на тело старика. Точно так же после смерти душа переходит в другое тело. Того, кто постиг себя, такие перемены не могут вывести из равновесия». Неземной покой наполнил комнату. Прошло не менее получаса, прежде чем Рам Дасс сделал глубокий вдох, слегка поведя плечами, и нарушил молчание возгласом: «Ом!»
«Не могли бы Вы рассказать о своем духовном пути?» — спросил я. Мне хотелось узнать, каким образом он попал в Индию и как встретил своего гуру.
Рам Дасс облокотился о деревянную спинку кровати, готовясь к рассказу. «Несколько лет назад, — начал он, — я приехал в Индию. У меня был с собой запас ЛСД, и я надеялся найти здесь кого- нибудь, кто понимал бы в этих штуках больше, чем мы на Западе. Во время путешествия я встретился с американским садху — Бхагаваном Дассом, который направил меня к Ним Кароли Бабе. Это было в 1967 году. Я тогда оплакивал смерть своей матери. Махараджи проник мне прямо в сердце и с ангельским состраданием утешил меня. Я не успел произнести ни слова о себе, но он сам читал в моем сердце и рассказывал мне сокровенные тайны моего прошлого. Его невероятные способности вкупе с любовью, мудростью и чувством юмора преобразили мою жизнь».
«Да, я тоже испытал нечто подобное, когда впервые встретился с ним, — сказал я. — Кажется, будто он знает обо мне всё».
Рам Дасс улыбнулся: «Как-то раз Махараджи спросил меня: "Где лекарство?" Я не понял, о чем он, но Бхагаван Дасс предположил, что Махараджи спрашивает про ЛСД. Заинтригованный, я протянул ему три таблетки чистого ЛСД, и он, к моему удивлению, тут же проглотил их все.
Я приготовился записывать медицинские показатели его реакции на ЛСД, но ничего не произошло — ровным счетом ничего. Его сознание оказалось выше ЛСД!»
Я, собственными глазами видевший невероятные способности гималайских йогов, засмеялся, удивляясь и радуясь вместе с ним.
Рам Дасс сидел со скрещенными ногами, выпрямив спину. Ладони его покоились на коленях. «Я не мог расстаться с Махараджи и жил с ним, пока была возможность. Приняв меня в ученики, он дал мне имя Рам Дасс, что означает „слуга Господа Рамы“. Я провел несколько месяцев в его необычном обществе. Зная, какое влияние я имею в Америке, Махараджи запретил мне приводить к нему новых людей». Рам Дасс покачал головой, как бы сам не веря в то, что такое может быть: «У него нет ни малейшего желания обладать чем-либо материальным: ему не нужны ни деньги, ни слава, ни последователи. Я никогда не встречал таких людей». Его вновь захлестнул поток любви к гуру, и он продолжал дрожащим голосом: «Когда я сижу рядом с Махараджи, мне кажется, что я люблю всех и каждого в этом мире».
В том же 1971 году Рам Дасс опубликовал свою знаменитую книгу «Будь здесь и сейчас».
Чем больше мы делились друг с другом своим опытом, пониманием и вдохновением, обретенными в своих духовных поисках, тем сильнее и крепче становилось возникшее между нами чувство братства. В беседе незаметно прошел день. Перед тем как расстаться, я поделился с ним своим опасением, которое не давало мне покоя: «Мать-Индия стала моим духовным домом. И мне еще нужно многое понять и узнать. Но, боюсь, мне не продлят визу, и я вынужден буду уехать отсюда».
Рам Дасс прикрыл глаза и погрузился в задумчивость. Несмотря на шум и суматоху, которые доносились с оживленной улицы, в комнате царил ничем не нарушаемый покой. Я тоже закрыл глаза и умиротворенно предался медитации. Прошло пять минут. Я открыл глаза: Рам Дасс смотрел на меня с теплой улыбкой. Затем он мягко произнес: «Возможно, тебе и придется покинуть географические границы Индии. Но ты никогда не должен покидать Бхарату — духовную Индию в своем сердце».
Вскоре я вновь слег с дизентерией — самым распространенным заболеванием среди иностранцев в Индии. Слабость, тошнота и многократные рейды в уборную стали частью моей повседневной жизни. Не знаю, чем бы это все закончилось, если бы не самоотверженная забота моего друга Асима. Он часто говорил мне, словно оправдывая свою помощь: «Бхакти — это служение с любовью и преданностью». Я лежал на полу у себя в комнате, а Асим приносил мне вареный рис, йогурт и шелуху семян подорожника[11]. Каждый раз, навещая меня, он с любовью рассказывал о Кришне и Вриндаване. Таким образом, моя болезнь только укрепила нашу дружбу.
Как-то рано утром я понял, что выздоровел, и Асим пригласил меня на прогулку по деревням, расположенным в окрестностях Вриндавана. Он рассказал, что округа Вриндавана называется Враджем и что Кришна проводил Свои игры в разных местах Враджа. Территория Враджа простирается на многие десятки километров вокруг Вриндавана и Матхуры. Здесь, посреди полей, лесов и деревень, стоит пять тысяч храмов Кришны. Некоторые из них — самые знаменитые во всей Индии, тогда как о других знают только местные жители. «Ты поразишься, когда увидишь, какую искреннюю любовь враджабаси питают к Кришне, — его синие глаза расширились от восторга. — Ну что, идем?»
Уже через несколько минут мы с ним тряслись и подпрыгивали на ухабах в видавшем виды автобусе. По обе стороны дороги насколько хватало глаз тянулись поля спелой пшеницы и ярко-желтые поля горчицы, колышущейся под ветром. Время от времени автобус останавливался, чтобы подобрать нищих крестьян, стоявших на обочине и махавших водителю рукой. Одежда у крестьян была рваной, у некоторых на глазах белела катаракта; можно было видеть людей с болезнями кожи или инфекционными заболеваниями. Но все они были счастливы. В автобусе они начинали петь песни про Кришну, хлопая в ладоши и пританцовывая. Старухи с глубокими морщинами на темных загрубевших лицах вскакивали со своих мест, воздевали руки и пускались в пляс, не забывая при этом стыдливо прикрывать головы дырявыми сари. Своей непосредственностью и восторженностью они больше напоминали детей, чем умудренных жизнью стариков.
В деревнях враджабаси, несмотря на свою бедность, светились улыбками и приветствовали друг друга словами «Джая Радхе!» — обращаясь к Радхе, сострадательной женской природе Кришны. Для них Бог был не только Верховным Творцом, но и близким родственником, живущим по соседству в одной с ними деревне. Женщины набирали воду из колодцев в круглые глиняные горшки и несли их, поставив себе на голову. Проходя мимо, они с улыбкой смотрели на меня и восклицали: «Радхе, Радхе!» Из их глиняных печей по воздуху разливался терпкий запах сухих коровьих лепешек, служивших топливом. Деревенские мужчины с бритыми головами (они брили их каждый месяц в знак своей преданности Богу) занимались тем, что пасли коров, пахали поля на волах или продавали свой товар, сидя на корточках вдоль пыльных деревенских улиц. Худые ребятишки, сверкая глазами, играли с мячом или вертели палками. И все вокруг — мужчины, женщины и дети — улыбались мне и кричали «Радхе, Радхе!» Я наблюдал, как сотни деревенских жителей шли в храмы, неся свои подарки Кришне — молоко, масло или сладости. В храмах кто-то молился, кто-то пел или танцевал, чтобы доставить удовольствие своему Господу. Проходя через этот новый для меня мир, я думал: Эти люди вспоминают о религии не только по воскресеньям или праздникам; религия, ставшая их естеством, пронизывает все стороны их жизни.
Однажды днем мы с Асимом отдыхали на холме возле храма Мадана-Мохана. Внизу перед нами текла Ямуна, мы сидели на траве и вокруг нас медитативно гудели черные пчелы. Вытянув ноги и откинувшись на стену из красного камня, окружавшую храм, я задал Асиму вопрос, который давно мучал меня. «Асим, — обратился я к нему, — мог бы ты объяснить мне смысл поклонения божеству в храме?» Я рассказал ему, что во время своих странствий по Индии видел, как практически все в этой стране поклонялись изваяниям Бога. Йоги и шиваиты почитали Шива-лингам или статуи Господа Шивы, буддисты проводили сложные обряды перед изображением Господа Будды. «На Западе это считается идолопоклонством, — сказал я, — хотя сами христиане молятся статуям или иконам и поклоняются Святому Распятию». Я рассказал ему, как в Италии, в Ассизи, мне довелось посетить церковь святого Дамиана, где Иисус с деревянного распятия на алтаре воззвал к Франциску: «Иди и восстанови мою Церковь». Я сказал: «Евреи поклоняются Торе, а мусульмане, которые тоже осуждают идолопоклонство, по многу раз кланяются Каабе в Святой Мекке». Я понимал, что разные традиции по-разному объясняют смысл этих форм поклонения, но также понимал общую идею: помочь человеку сосредоточиться на образе или звуке, которые соединяют его сознание с Богом. Мне было очень интересно узнать, что думает Асим по поводу поклонения Кришне.
