CCCCXXII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XI, 12]
Брундисий, 8 марта 47 г.
1. Кефалион вручил мне письмо от тебя за семь дней до мартовских ид, вечером; но в этот день утром я отправил письмоносцев, которым дал письмо к тебе. Однако, прочитав твое письмо, я счел нужным хоть что-нибудь написать в ответ, особенно потому, что ты сообщаешь о своем сомнении, как именно намерен я объяснить Цезарю свой отъезд — тогда, когда я выехал из Италии. Новое объяснение мне совершенно не нужно; ведь я часто писал ему и многим поручал передать ему, что я не мог, хотя и желал, выносить людские толки, и многое в этом смысле. Ведь я менее всего хотел, чтобы он полагал, будто я в столь важном деле руководствовался не своими соображениями. Впоследствии, когда мне было прислано письмо от Бальба Корнелия младшего с указанием, что тот 2048 считает брата Квинта «боевым рожком» 2049 моего отъезда (так ведь он и написал), я, еще не узнав, что Квинт обо мне написал многим, хотя, находясь со мной, он и высказал и совершил много жестокого по отношению ко мне, — тем не менее написал Цезарю в таких выражениях:
2. «О брате моем Квинте я беспокоюсь не менее, чем о себе самом, но в своем нынешнем положении не осмеливаюсь препоручать его тебе. Однако осмелюсь просить тебя только об одном, о чем тебя молю, — не считай, что им было что-либо совершено с тем, чтобы ослабить мои обязательства перед тобой или мою любовь к тебе; считай, что он скорее был создателем нашего союза и спутником при моем отъезде, не предводителем. Поэтому в прочем ты воздашь ему столько, сколько требует твоя доброта и ваша дружба. Еще и еще настоятельно прошу тебя, чтобы не оказалось, что я повредил ему в твоих глазах».
3. Поэтому, если у меня будет какая-нибудь встреча с Цезарем, то — хотя я и не сомневаюсь, что он будет к нему мягок, и он об этом уже объявил — я тем не менее буду тем, кем был всегда. Но, как вижу, нам следует гораздо больше беспокоиться из-за Африки, которая, как ты пишешь, с каждым днем укрепляется, подавая надежду скорее на соглашение, нежели на победу. О, если бы это было так! Но я понимаю, что это совершенно иначе, и полагаю, что ты так и думаешь, но иначе пишешь не ради того, чтобы обмануть, но чтобы ободрить меня, особенно когда к Африке присоединяется также Испания 2050.
4. Ты советуешь мне написать Антонию и прочим; если тебе покажется, что нужно что-либо, пожалуйста, сделай то, что ты часто делал 2051; ведь мне не приходит на ум ничего, о чем я бы счел нужным написать. Что касается того, что я, по слухам, несколько воспрянул духом, то как можешь ты это считать, видя, что к прежним огорчениям присоединяются прекрасные поступки зятя 2052? Все-таки, пожалуйста, не переставай писать мне, насколько ты сможешь, если даже у тебя не будет о чем писать. Ведь твои письма всегда приносят мне что-нибудь. Наследство Лалеона я принял; ведь я считаю, что принятие было простым 2053, так как мне ничего не было прислано. За семь дней до мартовских ид.
CCCCXXIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XI, 13]
Брундисий, 9 (?) марта 47 г.
1. От вольноотпущенника Мурены я до сего времени не получил ни одного письма. То, на которое я отвечаю, вручил Публий Сисер. Ты пишешь о письме Сервия отца, а также, что Квинт приехал в Сирию, о чем некоторые, по твоим словам, извещают; даже это не верно. Ты хочешь узнать, как ко мне относится и отнесся каждый из тех, кто сюда приехал; никто не относится враждебно, как я понял. Насколько это для меня важно, ты, я наверное знаю, можешь судить. Для меня невыносимо до боли всё, а особенно то, что я, как вижу, очутился в таком положении, что полезным мне кажется одно только то, чего я никогда не хотел.
Публий Лентул отец, говорят, на Родосе 2054, в Александрии сын, и известно, что Гай Кассий выехал из Родоса в Александрию.
2. Квинт в письме оправдывается передо мной в гораздо более резких выражениях, чем тогда, когда он возводил на меня самые тяжкие обвинения 2055. Ведь он говорит, что понимает из твоего письма твое недовольство тем, что он резко написал обо мне многим, и потому раскаивается, что оскорбил тебя; но он поступил справедливо. Потом он самым свинским образом расписывает, по каким причинам он это сделал. Но ни в настоящее время, ни ранее он не проявил бы своей ненависти ко мне, если бы не увидел, что я подавлен всем случившимся. О, если бы я хотя бы путем ночных переездов, как ты написал, оказался ближе к тебе! Теперь не могу предположить ни где я тебя увижу, ни когда.
3. Что касается сонаследников Фуфидия, то у тебя не было оснований писать мне; ведь они требуют полагающееся, а я, что бы ты ни совершил, признал бы сделанным правильно.
4. Что касается покупки фрусинского владения, то ты уже давно понял мое желание. Хотя мои дела были тогда в лучшем положении, и мне не казалось, что они будут в столь безнадежном, тем не менее мое желание то же. Как осуществить это, решишь сам и подумай, пожалуйста, насколько сможешь, откуда достать для меня деньги, необходимые на расходы. Если у меня и были какие-то средства, я предоставил их Помпею 2056 тогда, когда мне казалось, что я делаю это разумно. Поэтому я тогда и взял у твоего управляющего усадьбой и занял у других. Теперь Квинт в письме жалуется, что я не дал ничего ему, когда и он не просил меня, и сам я не видел этих денег. Подумай, пожалуйста, что можно довести до конца и какой дать мне совет насчет всего; обстоятельства дела ты знаешь.
5. Писать дальше мне мешает скорбь. Если, по твоему мнению, о чем-нибудь понадобится кое-кому написать от моего имени, пожалуйста, сделай это, как обычно, и всякий раз, как у тебя будет возможность отправить мне письмо, пожалуйста, не упускай ее. Будь здоров.
CCCCXXIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XI, 14]
Брундисий, приблизительно 25 апреля 47 г.
1. Меня не оскорбляет правдивость твоего письма — то, что ты даже не начинаешь, как ты имел обыкновение, утешать меня, подавленного как общими, так и личными несчастьями, и признаешь, что это уже невозможно. Ведь они не те, что были ранее, когда я, как ни в чем другом, был уверен, что у меня есть спутники и союзники. Ведь все, просившие о помиловании, находящиеся в Ахайе и Азии, которые не были прощены, а также те, которые были прощены, говорят, намерены отплыть в Африку. Таким образом, кроме Лелия 2057, у меня нет ни одного сообщника; он, однако, в лучшем положении в том отношении, что он уже принят обратно 2058.
2. Что касается меня, не сомневаюсь, что он 2059 написал Бальбу и Оппию, которые известили бы меня, а также поговорили бы с тобой, если бы было что-нибудь более радостное. Поговори, пожалуйста, об этом с ними и напиши мне, что они тебе ответят — не потому, чтобы избавление, обещанное им 2060, было сколько-нибудь надежным, но все-таки кое-что можно будет обдумать и предусмотреть. Хотя я и страшусь встречи со всеми, особенно с этим зятем, тем не менее не нахожу среди столь великих несчастий ничего другого, чего я мог бы желать.
