1. Какое положение было тогда, когда я отправлял это письмо, ты сможешь узнать от Гая Тиция Страбона4458, честного мужа и придерживающегося честнейших взглядов на положение государства. Ведь к чему говорить мне: «сильнейшим образом желающему тебя видеть», раз он, оставив дом и имущество, выехал именно к тебе? Поэтому я даже не препоручаю его тебе; приезд его к тебе достаточно препоручит его.
2. Пожалуйста, считай и будь уверен в том, что все прибежище честных — это ты и Брут, если — чего я не хотел бы — случится что-либо неблагоприятное. Дело, когда я пишу это, дошло до крайности. Ведь Брут4459 уже едва держится в Мутине. Если он будет спасен, мы победили; если нет (да отвратят боги этот дурной знак!), все устремления всех — к вам4460. Поэтому старайся обладать столь большим присутствием духа и столь большими средствами, какие нужны для восстановления всего государственного строя. Будь здоров.
DCCCXXXVI. Марку Юнию Бруту, в Грецию
[Brut., II, 1]
Рим, конец марта 43 г.
Цицерон Бруту привет.
1. Когда я пишу это, полагают, что дело дошло до крайности, ведь о нашем Бруте4461 доставляют печальные письма и известия. Меня, правда, они не особенно смущают: ведь я никак не могу не доверять этим войскам и полководцам, которыми мы располагаем, и не соглашаюсь с большинством людей: ведь я не хулил преданности консулов, которая внушала чрезвычайные подозрения4462. В некоторых случаях я не находил у них благоразумия и быстроты; если бы они проявили ее, мы уже давно восстановили бы государственный строй4463. Ведь ты хорошо знаешь, какое большое значение имеет в государственных делах время и как велика разница, будет ли одно и то же постановлено, предпринято, обсуждено раньше или позже. Если бы все, что со строгостью было постановлено при этом смятении4464, либо было совершено в день, когда я высказал мнение4465, и не откладывалось изо дня в день, либо с того времени, когда оно было принято для исполнения, не оттягивалось и не переносилось на завтра, то у нас уже не было бы войны.
2. Брут, я проявил по отношению к государству все, что должен был проявить тот, кто по признанию сената и народа вознесен до того положения, в каком нахожусь я, и не только то, чего одного, бесспорно, следует требовать от человека, — преданность, бдительность, любовь к отечеству; ведь именно это должен проявлять всякий; но я считаю, что тому, кто высказывается о положении государства в числе первых4466, следует проявлять также проницательность, и я не считаю, что меня — в то время как я взял на себя так много, что овладел кормилом государства, — в случае, если я что-нибудь бесполезно посоветовал сенату, следует порицать менее, нежели в случае недобросовестного совета.
3. О том, что было совершено и что совершается, тебе, знаю я, подробно пишут. Но я хотел бы, чтобы от меня ты знал следующее: моя душа стремится в строй и не ищет никакого отступления4467, разве только меня случайно заставит повернуть назад польза государства. Но большая часть моей души обращена к тебе и к Кассию. Поэтому, Брут, готовься понять, что либо тебе следует улучшить положение государства, если в настоящее время дело велось хорошо, либо оно должно быть восстановлено с твоей помощью, если в чем-нибудь допущены ошибки.
DCCCXXXVII. От Марка Юния Брута Цицерону, в Рим
[Brut., II, 3 (5, 3)]
Диррахий, 1 апреля 43 г.
Брут Цицерону привет.
1. Очень жду твоего письма, которое ты написал после известий о наших делах4468 и о смерти Требония; ведь я не сомневаюсь, что ты разъясняешь мне свой замысел. Вследствие недостойнейшего преступления мы и потеряли честнейшего гражданина и вытеснены из провинции, вернуть которую легко, но не менее постыдным или зазорным будет вернуть ее впоследствии.
2. Антоний4469 до сего времени с нами, но — клянусь богом верности — я и склоняюсь на мольбы этого человека и боюсь, как бы его не похитило чье-либо неистовство. Я прямо вне себя. Если бы я знал твое мнение, я не тревожился бы; ведь я был бы убежден, что оно наилучшее. Поэтому сообщи мне возможно скорее, какого ты мнения.
3. Наш Кассий располагает Сирией, сирийскими легионами, будучи призван Мурком и Марцием4470, по их почину, и самим войском. Я написал сестре Терции и матери, чтобы они не разглашали того, что прекрасно и очень удачно совершил Кассий, пока не узнают твоего совета и пока ты не найдешь нужным4471.
4. Прочел я две твои речи, с одной из которых ты выступил в январские календы, — другую ты произнес против Калена по поводу моего донесения4472. Теперь ты, разумеется, ждешь, что я похвалю их; не знаю, большая ли похвала твоему присутствию духа или даже дарованию заключается в этих книжках. Я уже соглашаюсь, чтобы они назывались даже «филиппиками», как ты в шутку написал в одном письме.
5. В двух вещах мы нуждаемся, Цицерон: в деньгах4473 и в пополнении; второе из них может быть доставлено тобой с тем, чтобы некоторая часть солдат была прислана нам от вас либо по тайному соглашению с Пансой, либо на основании решения сената; самим сенатом4474 — первое, а оно нужнее и притом моему войску не больше, чем войску остальных. Вот почему я скорблю из-за потери нами Азии: по слухам, Долабелла так терзает ее, что убийство Требония уже не кажется самым жестоким его преступлением. Вет Антистий все-таки помог мне деньгами. Сын твой Цицерон так располагает меня к себе настойчивостью, выдержкой, трудом, величием духа, наконец — всякими услугами, что, видимо, вообще никогда не перестает думать о том, чей он сын. Так как я не могу достигнуть этим, чтобы ты выше ценил того, кто тебе дороже всех, то, из уважения к моему суждению, будь уверен в том, что ему не придется злоупотреблять твоей славой, чтобы достигнуть почестей отца. Апрельские календы. Диррахий.
DCCCXXXVIII. Луцию Мунацию Планку, в провинцию Трансальпийскую Галлию
[Fam., X, 12]
Рим, 11 апреля 43 г.
Цицерон Планку4475.
1. Хотя я и должен особенно радоваться за государство, что ты оказал ему столь сильную защиту, столь сильную помощь в почти безнадежном положении, тем не менее, по восстановлении государственного строя, я обниму тебя как победителя при том условии, чтобы большую часть радости мне принесло твое достоинство, которое, как я понимаю, и теперь является очень высоким и будет таким. Будь вполне уверен, что ни одно донесение никогда не было прочитано в сенате с большей благосклонностью, чем твое. И это было достигнуто как исключительной важностью твоих заслуг перед государством, так и значительностью слов и мнений. Для меня, по крайней мере, это было отнюдь не ново, так как я и знаю тебя и помню обещания, высказанные в твоих письмах, присланных мне, а от Фурния мне хорошо известны твои намерения4476. Но сенату это показалось большим, чем он ожидал, — не потому, чтобы он когда-либо сомневался насчет твоих намерений, но он не знал наверное, ни как много ты можешь сделать, ни докуда ты хочешь дойти.
2. Поэтому, когда за шесть дней до апрельских ид утром Марк Варисидий вручил мне твое письмо4477 и я прочитал его, я был вне себя от необычайной радости, а когда великое множество честнейших мужей и граждан сопровождало меня из дому4478, я немедленно поделился со всеми своим восхищением. Тем временем ко мне, по своему обыкновению, пришел наш Мунаций4479, и я ему — твое письмо; ведь он еще ничего не знал, так как Варисидий — ко мне первому и сказал, что ты так поручил ему. Несколько позже тот же Мунаций дал мне прочитать то письмо, которое ты прислал ему, и то, которое ты прислал официально.
3. Мы решили немедленно доставить письмо городскому претору Корнуту, который, ввиду отсутствия консулов4480, исполнял, по обычаю предков, обязанности консулов. Сенат был созван немедленно и собрался в полном составе вследствие слухов и ожидания письма от тебя. После прочтения письма Корнут столкнулся с запретом со стороны религии ввиду указания пуллариев4481, что он недостаточно внимательно отнесся к знамениям, и это было подтверждено нашей коллегией4482; поэтому дело отложили на следующий день.
Но в тот день у меня из-за твоего достоинства был большой спор с Сервилием4483. Когда он своим влиянием устроил так, что его мнение было объявлено первым4484, сенат в полном составе покинул его и голосовал против; когда же сенат в полном составе соглашался с моим мнением, которое было объявлено вторым, то, по предложению Сервилия, Публий Тиций4485 наложил запрет. Дело отложено на другой день.
4. Пришел подготовленный Сервилий, враждебный самому Юпитеру4486, в храме которого дело обсуждалось. Как я сокрушил его и в каком сильном споре отбросил наложившего запрет Тиция, — предпочитаю, чтобы об этом ты узнал из писем других; из моего — только следующее: сенат не мог быть более строгим, более дружественно настроенным к твоей славе, нежели был тогда; но сенат не больший друг тебе, чем все государство. Ведь весь римский народ и люди всякого рода и сословия единодушно сплотились для освобождения государства.
