2. (6) Прежде всего меня крайне удивляют все те, кто считает, будто относительно древнейших событий следует обращаться к одним только эллинам, только их вопрошать об истине, а нам и другим народам не верить. Ибо я вижу, что в действительности все оборачивается прямо противоположным, если предварительно согласиться с тем, что не следует доверяться пустым предположениям, но из самих событий уяснять истинное положение дел. Здесь-то и обнаруживается, что у эллинов все ново и, как говорится, случилось на днях4 — я имею в виду основание городов, изобретение ремесел и написание законов. При этом едва ли не самое молодое у них — само дело летописания. А между тем за египтянами, халдеями и финикиянами (нас я пока к ним не причисляю) сами они с несомненностью признают весьма древнее и непрерывное летописное предание. Ибо эти народы населяют местность, менее всего подверженную разрушительному действию природных условий, и кроме того немалые усилия они приложили к тому, чтобы никакое событие не предавалось забвению, но в общественных записях5 увековечивалось наимудрейшими. Местность же, в которой расположена Эллада, подвергалась бесчисленному множеству разрушительных природных воздействий6, которые изглаживали память о случившемся. И всякий раз, заново пересматривая события, каждый из них считал, что с его поколения все и начинается. К тому же поздно и не без труда усвоили они саму науку письма7 Потому-то все те, кто желает доказать преимущественную древность в использовании его, заявляют, что научены этому от финикиян и Кадма. Однако никто не может указать ни единой надписи, сохранившейся хотя бы с того самого времени — ни в храмах, ни на общественных пожертвованиях, и даже о тех, кто в продолжение стольких лет воевал под Троей, впоследствии встал весьма трудно разрешимый вопрос, пользовались ли они буквами8 При этом настоящее положение вещей скорее говорит за то, что они не знали их современного применения. Вообще же у эллинов нет ни единого достоверного письменного памятника, который был бы старше произведений Гомера. Однако он родился, по всей видимости, уже после троянских событий и, как говорят, сам не записывал своих поэм, но они передавались по памяти и затем были восстановлены из песен, вследствие чего в них и появились многочисленные разночтения9 К тому же самые ранние попытки написания истории — я имею в виду Кадма Милетского10, Акусилая Аргосского11 и некоторых других, которые, как говорят, жили после него, — не на много опередили по времени вторжение персов в Элладу. Впрочем, и что касается первых эллинских философов, рассуждавших о небесном12 и божественном, как-то: Ферекид Сиросец13, Пифагор14 и Фалес15, — все единодушно признают, что они были учениками египтян и халдеев и что написали мало. Именно этому эллины и приписывают наибольшую древность, причем им самим с трудом верится, что эти сочинения действительно написаны ими.
3. (15) А потому имеет ли смысл обманывать себя, признавая, что одним только эллинам известны события глубокой древности и что только они сообщают о них достоверные сведения? И неужто так сложно понять, что эти люди писали не зная ничего доподлинно, но каждый о случившемся только догадывался? Именно поэтому в своих книгах они зачастую опровергают друг друга и, ничуть не смущаясь, говорят о событиях прямо противоположное. Излишним было бы напоминать тем, кто и без того знает лучше, чем я, насколько Гелланик16 противоречит Акусилаю в изложении родословий, сколь многочисленные поправки к Гесиоду17 делает Акусилай, или как Эфор18 в большинстве случаев уличает во лжи Гелланика, Тимей19 — Эфора, а Тимея — те, кто жил после него, и все — Геродота. И даже свою историю Сицилии Тимей не удосужился привести в соответствие с тем, что написано Антиохом20, Филистом21 или Каллием22, а также и авторы Атфид23 в изложении истории Аттики или историки Аргоса в отношении аргосских событий не согласны друг с другом. И что же тогда говорить о менее значительных авторах историй отдельных городов, если даже наиболее авторитетные расходятся в изложении событий персидской войны? Даже Фукидида обвиняют в многочисленных отступлениях от истины, хотя уж он-то, казалось бы, должен был в точности воспроизводить современные ему события.
4. (19) Возможно, тем, кто имеет желание исследовать этот вопрос, откроется множество и других причин подобных разногласий, но я придаю наибольшее значение совокупности двух. Первая представляется мне наиболее важной, а именно: эллинами изначально не уделялось должного внимания тому, чтобы повсеместно о происходящих событиях велись общественные записи. Именно это более всего повлекло за собой ошибки и дало возможность вводить в заблуждение тем, кто впоследствии пожелал что-либо написать о древности. Ведь не только все прочие эллины не позаботились о таких записях, но даже у афинян, которые считаются коренным населением и заботятся о просвещении, ничего подобного нет, а самыми древними из общественных надписей они считают законы о смертных преступлениях, написанные для них Драконтом24, который жил немногим ранее тирана Писистрата25. Что уж тогда и говорить о жителях Аркадии, похваляющихся своей древностью26? Они-то и письму едва ли обучились сразу после этого.
5. (23) Именно вследствие того, что не осталось ни единой записи, которая могла бы научить любознательных и изобличить лжецов, и возникли многочисленные разногласия у историков. К этому следует присовокупить и другую причину, а именно. Те, кто брался писать, заботились не об истинности, хотя это естественное требование ко всякому повествованию, но старались показать силу своего красноречия. И каким способом они задумали превзойти в этом всех остальных27, таким и пользовались — одни обращались к баснословным вымыслам, другие прославляли города и царей им в угоду, иные же ругали сами события и писавших о них, считая, что более прославятся этим. По большому счету они занимались делом, более всего чуждым истории. Ведь доказательством исторической истинности служит то, когда об одних и тех же событиях разные люди одно и то же пишут или говорят. Однако они считали, что если напишут о том же самом как-нибудь иначе, то тем скорее прослывут самыми правдивыми. А потому нам следует признавать первенство эллинских историков в силе красноречия и изощренности в словах, но никак не в правдивости изложения древней истории, тем более местных событий или истории каждого народа в отдельности.
6. (28) Поскольку все без исключения признают, что у египтян и вавилонян с незапамятных времен большое внимание уделялось ведению летописей, причем у египтян заниматься этим было поручено жрецам, которые к тому же сопровождали записи философскими размышлениями, а у вавилонян эта обязанность была возложена на халдеев28, и что среди народов, соприкасавшихся с эллинами, более всего финикияне использовали записи для ведения хозяйства и для передачи общественно значимых событий — об этом, я считаю, можно не говорить. О наших же предках, что столь же ревностную (уж и не говорю о том, что большую, чем вышеназванные народы) заботу проявили они о записях, поручая вести их первосвященникам и пророкам29, и что эти записи и поныне хранятся со всей тщательностью и — возьму на себя смелость сказать: будут сохранены, — я попытаюсь вкратце изложить.
7. (30) Они не только с самого начала приставили к этому делу лучших и всецело преданных служению Богу людей, но и позаботились о чистоте и несмешанности священнического рода30. Ведь всякому причастному к священству должно производить потомство от женщины из своего рода и не взирать ни на ее богатство, ни на какие другие преимущества, но со всей тщательностью исследовать ее родословную, с тем чтобы установить преемственность по архивным записям31 и на основании многочисленных доказательств убедиться в ее непрерывности. И так поступаем мы не только в самой Иудее, но повсюду, где только существуют у нашего народа колонии, везде в точности исполняются для священников правила о браках, — я имею в виду живущих в Египте, Вавилоне или в каких-то других местах, где проживают представители священнического рода, рассеянные по различным частям ойкумены. Они составляют и отсылают в Иерусалим списки родственников и их предков со стороны отца, а также тех, кто это засвидетельствовал. Если же бывает война, как это уже случалось не раз — при вторжении в страну Антиоха Епифана32, Помпея Магна33 и Квинтилия Вара34, и в особенности уже в наше время35, — то оставшиеся в живых священники заново составляют списки на основании древних архивных записей36 и удостоверяют по ним уцелевших женщин. Ибо с теми из них, которые побывали в плену, они уже не сочетаются браком, предполагая зачастую случающееся у них смешение с иноплеменниками37. А самым главным доказательством нашей тщательности в этом вопросе является то, что на протяжении двух тысяч лет38 все первосвященники у нас поименно заносились в списки от отца к сыну. Если же кто-то из них позволяет себе отступить от указанных предписаний, ему не разрешается ни приступать к жертвоприношениям, ни участвовать в других священнодействиях. А потому само собой разумеется, и более того — с необходимостью из этого следует, — раз никто не имеет права вносить в списки что-либо от себя и в написанном не бывает никаких разногласий, но только у пророков с достоверностью переданы самые отдаленные события глубокой древности, как они были, частью записанные по божественному вдохновению, частью — ими самими39, — то (8) у нас не великое множество книг, которые не согласовывались бы между собой и противоречили друг другу, а только двадцать две, содержащие летопись всех событий нашей истории, и они по справедливости почитаются боговдохновенными. Пять из них — книги Моисея, которые содержат законы и историческое предание от сотворения человека до смерти Моисея. Этот период времени составляет почти три тысячи лет. От смерти Моисея до царствования персидского царя Артаксеркса40, преемника Ксеркса, жившие после Моисея пророки составили еще тринадцать книг41 с изложением событий. Остальные четыре книги42 содержат песнопения Богу и наставления людям в их повседневной жизни. От Артаксеркса и доныне также написано несколько книг, но они не столь же достоверны, как предыдущие, поскольку не существует строго установленной преемственности пророков43. Нетрудно догадаться, насколько мы доверяем своим книгам, если в них на протяжении стольких лет никто не посмел ни прибавить, ни изъять, ни изменить (Втор 4.2) что-либо. Каждому еврею от самого рождения полагается почитать единые для всех божественные предписания, быть верными им, и, если понадобится, с готовностью за них умереть. Так, уже не раз можно было видеть, как множество пленников в театрах претерпевали пытки и другие всевозможные виды смерти только ради того, чтобы ни единого слова не произнести вопреки законам или другим нашим священным книгам44. Кто из эллинов ради этого смог бы такое пережить? И даже ради того, чтобы все имеющиеся у них сочинения не погибли, кто из них стал бы переносить такие мучения? Ибо свои книги они почитают всего лишь словами, написанными по произволению их авторов. Не без оснований они придерживаются такого мнения и относительно более древних писателей, поскольку видят, что некоторые из современных берутся писать о том, чего не только своими глазами не видели, но даже не потрудились расспросить об этом очевидцев. Разумеется, и о шедшей недавно войне некоторые писатели составили себе представление, хотя в тех местах даже и не побывали и уж тем более не присутствовали при самих событиях; при этом они весьма нескромно называют свои сочинения историей45, хотя составили их по недостоверным слухам.
