DCCXXXIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XV, 2]
Весцийская усадьба 3733, 18 мая 44 г.
1. После того как я за четырнадцать дней до календ, выезжая из синуесской усадьбы, отправил тебе письмо и завернул к… 3734, я получил твое письмо от письмоносца в весцийской усадьбе; в нем слишком много о Бутроте 3735. Ведь для тебя это дело не является и не будет предметом большей заботы, нежели для меня. Ведь так приличествует, — чтобы ты заботился о моих делах, о твоих — я. По этой причине я так взялся за это, что ничего не намерен считать более важным.
2. Из твоего письма и из других я узнал, что Луций Антоний 3736 говорил на народной сходке скверно; но каково оно было, не знаю; ведь ты ничего не написал. Насчет Менедема 3737 — хорошо. Квинт, во всяком случае, повторяет то, о чем ты пишешь. Легко мирюсь с тем, что ты одобряешь мое намерение не писать того, что ты от меня потребовал 3738, и ты одобришь его гораздо больше, если прочтешь ту речь, о которой я написал тебе сегодня 3739. То, что ты пишешь о легионах, верно 3740. Но ты, мне кажется, не убежден в этом в достаточной мере, раз ты надеешься, что насчет наших бутротцев можно закончить через сенат. Считаю (ведь настолько я предвижу), что в этом мы, видимо, не победим; но — если даже я ошибаюсь в этом — насчет Бутрота ты не ошибешься.
3. О речи Октавия на народной сходке я такого же мнения, какого и ты, а приготовления к его играм и Маций и Постум, как управители, мне не нравятся. Сасерна — достойный коллега 3741. Но все те, как ты понимаешь, боятся мира не менее, нежели мы военных действий. Я хотел бы, чтобы Бальб благодаря нам избавился от недоброжелательного отношения, но даже сам он не уверен в возможности этого 3742. Поэтому он замышляет иное.
4. Тому, что первая тускульская беседа тебя ободряет, я очень рад; ведь нет лучшего или более доступного прибежища 3743. Что Фламма хорошо говорит, меня не огорчает. Что это за дело тиндаридцев, из-за которого он беспокоится, не знаю. Тем не менее я их… 3744 Те обстоятельства, видимо, волнуют последнего из пятерых 3745, прежде всего — требование денег. Об Алексионе 3746 скорблю, но так как его поразила столь тяжкая болезнь, полагаю, что ему повезло. Но я хотел бы знать, кого он назначил вторыми наследниками, и срок завещания 3747.
DCCXXXIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XV, 16a]
Арпинская усадьба, 19 или 20 мая 44 г.
Говорю тебе, это привлекательная местность, во всяком случае, удаленная и, если хочешь что-нибудь написать, свободная от ценителей. Но — не знаю, каким образом — мило жилье 3748. Поэтому ноги несут меня назад в тускульскую усадьбу. Эта живописность бережка все-таки, видимо, вскоре вызовет пресыщение. Кроме того, опасаюсь и дождей, если мои «Прогностики» 3749 верны; ведь лягушки ораторствуют. Прошу, дай мне знать, где могу я увидеть нашего Брута и в какой день.
DCCXXXV. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XV, 3]
Арпинская усадьба, 22 мая 44 г.
1. За десять дней до календ я получил в арпинской усадьбе два твоих письма, которыми ты ответил на два моих; одно было отправлено за четырнадцать дней до календ, другое — за одиннадцать. Итак, сначала на первое.
Поспеши в тускульскую усадьбу, как ты пишешь; я рассчитываю приехать туда за пять дней до календ. Ты пишешь, что победителям следует покориться; мне, для которого многое предпочтительнее 3750, во всяком случае, не следует. Ты вспоминаешь то, что при консулах Лентуле и Марцелле произошло в храме Аполлона 3751; но ведь и положение не такое же, и время не сходное, особенно когда Марцелл и другие, как ты пишешь, уезжают. Поэтому нам при встрече придется разнюхать и решить, можем ли мы безопасно находиться в Риме. Жители нового поселения меня сильно волнуют 3752; ведь я в очень затруднительном положении; но это не имеет значения; более того, я пренебрегаю даже более важным.
Я ознакомился с завещанием Кальвы, человека низкого и грязного. За то, что ты имеешь в виду торги у Демоника, благодарю. Насчет… 3753 я уже давно очень внимательно написал Долабелле, только бы письмо было вручено. Я и желаю и должен желать ему успеха.
2. Перехожу к последнему письму. Насчет Алексиона я узнал, что хотел. Гирций — твой. Что касается Антония, то я хотел бы, чтобы для него обстоятельства были хуже, чем они теперь. Что касается Квинта сына — как ты пишешь, хватит. Об отце переговорим при встрече. Бруту жажду помочь всем, чем могу. Вижу, что о его небольшой речи 3754 ты такого же мнения, какого и я; но я плохо понимаю, что ты предлагаешь мне написать в виде речи, произнесенной Брутом, раз он издал ее. Сколь это, наконец, уместно? Или так, как против тирана, убитого с полным правом? Многое будет сказано, многое будет мной написано, но в другом духе и в другое время. О кресле Цезаря 3755 трибуны — хорошо. Достославны также четырнадцать рядов. Радуюсь, что Брут был у меня 3756, только бы он был и охотно и достаточно долго.
DCCXXXVI. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., XV, 4, §§ 1—4]
Арпинская усадьба, 24 мая 44 г.
1. За восемь дней до календ почти в десятом часу 3757 от Квинта Фуфия 3758 прибыл письмоносец; какое-то письмецо от него с предложением восстановить хорошие отношения с ним. Вполне нелепо, по его обыкновению; впрочем все то, чего не любишь, кажется совершающимся нелепо. Я написал так, как ты, полагаю, одобришь. Он вручил мне два письма от тебя, одно, отправленное за десять дней, другое — за девять дней до календ. Сначала — на последнее и более подробное.
Хвалю 3759; если даже Карфулен вспять потек… 3760 Замыслы Антония, говоришь ты, разрушительны. О, если бы он лучше действовал через народ, а не через сенат 3761, что, я уверен, так и будет. Но мне кажется, что весь его замысел клонится к войне, раз у Децима Брута отнимают провинцию. Какого бы мнения я ни был о его силах, мне кажется, что это не может совершиться без войны. Но я не желаю, так как имеется обеспечение для бутротцев 3762. Ты смеешься? А я скорблю от того, что это совершается не благодаря именно моей настойчивости, заботливости, влиянию.
