12. — Вот он, — восклицает, — верный спутник мужа моего, вот лихой охотник, вот дражайший супруг! Вот десница, кровь мою пролившая, вот грудь, где, на мою погибель, замышлялись лживые козни, вот глаза, на горе которым я понравилась и которые теперь погружены во мрак, предвкушая будущие муки. Спокойно почивай, счастливых снов! Ни мечом, ни железом тебя не трону; невместно, чтобы одним родом смерти с мужем моим ты сравнился: очи умрут у тебя у живого, и, кроме как во сне, ничего ты больше не будешь видеть. Так сделаю, что убийство врага своего сочтешь счастливее своей жизни. Света дневного видать не будешь, в руке поводыря нуждаться будешь, Хариты обнимать не будешь, браком не насладишься, ни в смертный покой не погрузишься, ни жизнью радостной не усладишься, но бледной тенью будешь блуждать меж преисподней и солнцем,282 тщетно ища десницы, что зениц тебя лишила, и, что в бедствиях тяжелее всего, не зная, кто твой обидчик. Я же кровью из глаз твоих на гробнице моего Тлеполема совершу возлияние и душе блаженной его посвящу твои очи. Но зачем пользуешься ты отсрочкой достойного тебя мученья и, быть может, грезишь о моих, губительных для тебя, объятиях? Оставь сумрак сна и проснись для другого мрака, мрака возмездия. Подними несчастное лицо твое, узнай ликторский жезл, пойми свое бедствие, сочти свои беды! Так очи твои понравятся целомудренной женщине, так брачные факелы осветят свадебный чертог твой. Мстительниц283 будешь иметь свадебными подружками, а дружкой — слепоту и вечное угрызение совести.
13. Провещав подобным образом, она вытаскивает из волос головную шпильку и наносит бесконечные уколы его глазам, затем, оставив его совершенно лишенным зрения, пока у того от невыразимой боли пропал весь хмель и сон, схватывает обнаженный меч, который Тлеполем обычно носил у пояса, безумным бегом пускается по городу и, без сомнения замышляя какое-то новое злодеяние, направляется прямо к гробнице мужа. И мы, и весь народ, покинув все здания, усердно бежали вслед за нею, уговаривая друг друга извлечь оружие из ее безумных рук. Но Харита, встав совсем близко к гробу Тлеполема и заставя блистающим мечом всех расступиться, как увидела, что все горько плачут и со всех сторон раздаются вопли, говорит: — Оставьте докучные слезы, оставьте горе, недостойное моей доблести. Отомстила я кровавому убийце моего мужа, казнила зловещего похитителя моего брака. Настанет время, когда мечом этим найду дорогу я в загробный мир к моему Тлеполему.
14. И, рассказав все в подробности и по порядку, о чем в сонном видении известил ее муж и, в какую западню завлекши, погубила она Тразилла, вонзая меч себе под правую грудь, рухнула, обливаясь собственной кровью и пробормотав напоследок какие-то невнятные слова, испустила мужественный дух. Со старанием и тщанием обмыв тело несчастной Хариты, домочадцы погребли ее в одной усыпальнице с мужем как вечную супругу.
А Тразилл, узнав о всем происшедшем, не зная, какая казнь соответствовала бы подобному бедствию, но уверенный, что смерть от меча недостаточна для такого преступления, приказал принести себя туда же, к той же гробнице, и, неоднократно воскликнув: — Вот, оскорбленные тени, предстоит вам добровольная жертва! — плотно велел закрыть за собою двери в гробнице, избирая голод по собственному приговору средством к уничтожению осужденной жизни.
15. Так он поведал тяжело опечаленным поселянам, прерывая неоднократно свой рассказ глубокими вздохами и слезами. Те, опасаясь за свою участь при переходе в руки новых владельцев и оплакивая домашнее несчастье прежних хозяев, собираются бежать. Но заведующий табунами, попечениям которого я был поручен с таким значительным наказом, собрав все, что ценного было припрятано у него в домишке, взвалил на спину мне и другим вьючным животным и со всем скарбом покинул прежнее свое жилище. Мы взяли на себя ребятишек, женщин, везли кур, воробьев, козлят, собачонок,284 — вообще все, что не могло достаточно быстро идти и служило бы помехой в бегстве, передвигалось посредством наших ног. Я не чувствовал тяжести груза, хотя он и был громаден, до такой степени рад я был, что убегаю и оставляю позади себя отвратительного оскопителя моей мужественности.
Проехав крутой подъем лесистой горы и снова спустившись на ровное пространство полей, когда дорога в сумерках уже начала темнеть, достигли мы укрепленного поселка, многолюдного и богатого, жители которого отговорили нас продолжать путь ночью и даже рано утром, так как вся окрестность, самые даже дороги наполнены были стаями огромных, тяжеловесных волков, с необычайной яростью привыкших к нападениям; наподобие разбойников, набрасывались они на прохожих и, сходя с ума от безумного голода, делали набеги на соседние усадьбы, не удовлетворяясь уже истреблением робких стад, но покушаясь даже на человеческие жизни. К тому же о предстоящей нам дороге говорили, что она усеяна недоеденными трупами, вокруг белеют обглоданные кости, так что нам пуститься в путь надо с крайней предосторожностью, прежде всего обращая внимание, чтобы было светло, день вполне настал и солнце поднялось высоко, так как при свете прекращаются нападения диких зверей, притом советовали нам опасаться повсюду засад, идти не вразброд, а тесно сомкнутым строем, пока не минуем этих опасных мест.
16. Но негоднейшие наши вожаки, не то от слепого и необдуманного желания спешить, не то от страха перед предполагаемой погоней, пренебрегли полезными советами и, не дождавшись близкого уже рассвета, почти в третью стражу ночи навьючили нас и погнали к дороге. Опасаясь предсказанных опасностей, я, насколько мог, держался в самой середине толпы, старательно прячась за другими вьючными животными, и оберегал задние свои части от звериного нападения; все начали уже удивляться моей прыти, так как я перегонял остальных лошадей. Но проворство это указывало не на мою быстроту, а скорее на мой испуг; по этому поводу мне пришло в голову, что, может быть, и пресловутый Пегас от страха сделался летучим и прозван пернатым за то, что прыгал в вышину и доскакивал почти до самого неба, на самом деле в ужасе уклоняясь от укусов огненосной Химеры. Да и сами вожаки, которые подгоняли нас, имея в виду схватку, запаслись оружием; у кого копье, у кого охотничий нож, один нес дротик, другой дубину, а главным образом все набрали камней, которыми обильно снабжала нас каменистая дорога; были и такие, которые вооружились заостренными кольями, но большинство несло зажженные факелы, чтобы отпугивать зверей. Не хватало только сигнальной трубы, а то совсем был бы готовый к бою военный отряд. Но, отделавшись в этом отношении напрасным и пустым страхом, попали мы в худшую беду. Волки, не то испуганные шумом собравшейся в толпу молодежи или ярким огнем от факелов, не то в другом каком месте гоняясь за добычей, не предприняли никакого на нас нападения и даже поблизости не показывались.
17. Но жители какого-то села, мимо которого пришлось нам проходить, приняв нас за толпу разбойников и опасаясь за целость своего имущества и за самую жизнь, выпустили на нас огромных бешеных псов, тщательно выдрессированных для сторожевой охраны, более злых, чем волки и медведи; помимо природной своей жестокости, возбуждаемые всякого рода напутствованиями и криками, они напали на нас и, окружив со всех сторон наш отряд, набросились и без всякой жалости принялись терзать вьючный скот и людей и испуганных сбивать с ног. Клянусь Геркулесом, достопамятное и жалкое было зрелище, как огромные собаки с неистовством то хватали убегающих, то нападали на остановившихся, то набрасывались на свалившихся и по всему нашему отряду прошлись зубами. И вот при такой-то опасности к одной беде присоединилась другая, худшая. Деревенские эти жители вдруг принялись со своих крыш или с соседнего пригорка бросать в нас камнями, так что мы уже и не знали, какой опасности беречься: вблизи собаки рвут, издали камни летят. Случилось, что один из камней попал в голову женщине, сидевшей у меня на спине. От боли она начала вопить и звать на помощь своего мужа, нашего вожака.
18. Он стал призывать богов в свидетели, унимать женину кровь и кричать еще громче ее: — Что нападаете и набрасываетесь на несчастных людей и усталых путников с такой жестокостью? Какой наживы надо вам, за какие проступки мстите нам? Ведь не в звериных пещерах или диких трущобах живете вы, чтобы радоваться простому пролитию крови.
Не поспел он сказать, как прекращается частый град каменьев и успокаивается по команде свора зловещих собак. Тут один из них с самой верхушки кипариса говорит: — Мы разбойничали вовсе не из желания отнять ваши пожитки, а свои собственные от ваших рук защищали. Теперь же с миром можете продолжать ваш путь.
Так сказал он, и мы тронулись дальше, все по-разному пострадавшие: кто от камней, кто от собак, — ни одного человека целого не оставалось. Пройдя некоторое расстояние, достигли мы какой-то рощи, состоявшей из высоких деревьев, украшенной зелеными лужайками, где нашим путеводителям захотелось остановиться для некоторого подкрепления сил, чтобы, насколько можно, оказать помощь раненым. Тут, расположившись на траве кто где, немного отошли от усталости, потом каждый поспешил ранам оказывать различную помощь: тот обмывал кровь из проточной воды ручья, один к опухоли мокрые губки прикладывал, другой обвязывал бинтом зияющие раны.
