6. Приводятся возражения против последнего, третьего, аргумента. – Ты скажешь: этим аргументом доказывается, что бесполезно обращаться с речью к Богу. Отвечаю: здесь нет сходства, так как обращенная к Богу речь у человека, если произносится вслух, приносит много пользы самому человеку. Ибо этой речью он побуждается к большему вниманию ума и к движению сердца и тем самым приносит Богу поклонение и благоговение. Если же это чисто ментальная речь, то она тем более совершается в виде актов воли и интеллекта, коими душа подчиняет себя Богу и признает зависимость от него, и потому такая речь в высшей степени достойна и полезна – как интеллектуально, если можно так выразиться, так и морально. У ангелов же, в их беседе между собой, либо нет такой пользы, либо она не рассматривается в речи, но речь как таковая служит у ангелов обмену понятиями и советами между собой, как сказал Дамаскин, кн. 2 «О православной вере», гл. 3. Так что подобно тому, как Отцы учат о сокрытости помыслов ума у ангелов, они же, говоря об ангельском общении, или речи, прямо исходят из того, что она зависит от решения говорящих, и не только в отношении нацеленности, или направленности, которая определяется добровольно, но и в отношении раскрытия помыслов, и ради этой цели они преимущественно полагают наличие речи у ангелов. Так, св. Фома в вопр. 109 «Суммы теологии», арт. 1, говорит, что речь у ангелов существует, «чтобы понятие ума одного стало известным другому», и на первое возражение отвечает: «Когда ангел желает явить другому свое понятие, оно тотчас познается другим». Тем самым он предполагает, что ранее тот его не знал и что ему для того придается направленность к другому, что тот мог его узнать.
7. Уловка. – Опровержение. – В-четвертых, из этого мнения следует, что ангел не может познавать свой аффект, намерение или интенцию воли, если не явит эти акты другим. Следствие выглядит абсурдным, стало быть… Вывод очевиден, ибо в силу того, что ангел обладает таким квази-рефлективным знанием актов своей воли, это знание само по себе известно всем, ибо в нем, как в естественном знаке, познается объект самого знания, согласно данному мнению. Но этот объект есть внутренний акт воли; следовательно, в силу того, что он познается рефлективно, этот акт явлен другим. А если кто-то скажет, что он хотя и явлен объективно, однако о нем нет речи, так как отсутствует направленность, это не спасает положения, а лишь увеличивает трудность: во-первых, отсюда следует, что внутренние акты воли становятся известными ангелу помимо речи, что противно общему мнению и понятию скрытых актов; во-вторых, такая направленность (ordinatio) не добавляет ничего существенного ни для возбуждения ума другого, ни для манифестации акта как такового, что и признает данный автор. В лучшем случае она относится скорее к некоему моральному именованию и рассмотрению, чем к физической речи, как будет показано ниже. Что же касается меньшей посылки или вывода, их абсурдность доказывается: ведь акт воли сокрыт таким образом, что без согласия той же воли не может познаваться другими, за исключением Бога.
8. Лазейка. – Опровержение. – Ты скажешь: уже в силу того, что ангел желает мыслить и рефлективно познавать свой аффект, он должен сделать его известным, пусть даже того не желает. Ибо эта воля действенна, хотя бы виртуально, пусть даже ангел знает, что самим актом мышления своего аффекта он делает для других возможным познание этого акта, а через него – и самого аффекта; а то, другое, нежелание[27] могло бы быть только недейственным, то есть нежеланием лишь относительным. Но в действительности это весьма нелепо и чуждо высказываниям Писания и Отцов, изложенным выше, – а именно то, что человек или ангел не в состоянии рассматривать свое желание, или намерение воли, или нынешний либо прошлый аффект так, чтобы он не стал известен бесу, даже если человек отдает себе в этом отчет. Далее, отсюда следует, что, как правило и в соответствии с обычным ходом вещей, бес знает сокровенные внутренние желания и согласия людей. Вывод доказывается, ибо вряд ли человек способен желать, не замечая и не зная своего желания, или внутренне соглашаться, не замечая своего согласия: ведь прежде чем человек согласится, он думает о согласии, а поэтому почти что в силу природной необходимости, давая согласие, одновременно или сразу вслед за тем сознает себя соглашающимся. Знаком этого служит память, сохраняющаяся о прошлом согласии. В самом деле, если бы согласие, которое дается в настоящий момент, не познавалось, оно не могло бы оставаться в памяти; следовательно, почти с той же природной или, по меньшей мере, моральной необходимостью и бес познавал бы внутренние согласия и грехи человека, что я считаю в высшей степени абсурдным.
9. В-пятых, это мнение неудовлетворительно потому, что, соответственно, означает невозможность для одного ангела так явить тайны своего сердца или свои аффекты другому ангелу, чтобы они не были явлены всем, пусть даже и нельзя сказать, что он говорит ко всем, если обращает свое понятие лишь к одному. Иными словами (разъясним это по-своему), один ангел мог бы говорить с другим только публично, подобно тому, как мы говорим громко и вслух, обращаясь ко множеству людей, и, стало быть, по необходимости позволяя другим слышать, если они этого хотят. С этим соглашается, будучи последовательным, и сам названый автор. Вывод очевиден, ибо ангел не может говорить об акте своей воли, не мысля его рефлективно; но такой рефлективный акт познания по природе будет известен всем, и, познавая его, все прочие позна́ют и его объект, согласно указанному мнению. Стало быть, кто таким образом говорит с кем-либо, тот по необходимости и равным образом являет свой акт всем как физическую реальность, ибо равно возбуждает всех к познанию, без каких-либо предпочтений, являя всем свой аффект в этом знаке. Различие может лишь моральным, то есть с точки зрения внешнего именования, идущего от намерения явить свой акт скорее одному собеседнику, нежели другому. Но это, безусловно, имеет слабое отношение к характеристике акта как сокрытого, или тайного. Однако такое следствие неприемлемо, ибо противоречит не только общепринятому учению, но и здравому рассудку, что мы покажем ниже.
В-шестых, если бы ангельская речь должна была осуществляться некоторым внутренним актом, который сам оп себе, по природе, известен другим ангелам, то гораздо легче и с меньшими неудобствами это следовало бы приписать акту воли, нежели интеллекта, как я разъясню при изложении следующего мнения.
10. Об основании довода против, изложенного в пункте третьем. – О словах Феофилакта. – Основание противоположного суждения тоже непрочно. Во-первых, даже если считать ангельскую речь актом интеллекта, отсюда не следует, что она есть акт, по природе известный другим без участия воли и согласия говорящего, как не следует, что он известен другим помимо особого придания направленности (ordinatio), а также помимо добровольного производящего действия со стороны говорящего. Далее, нетрудно опровергнуть то, что язык ангелов производится интеллектом, а не волей. Ведь чисто ментальная речь к Богу осуществляется либо одной волей, либо, бесспорно, не без ее участия, и главным образом заключается в ней, как я показал в кн. 1 «О молитве»[28], гл. 4 и 5. Отсюда вполне можно утверждать то же самое об ангелах. И упомянутые святые Учители говорят о том же. Так, Феофилакт, согласно исправленной версии Филиппа Монтеня[29], заявляет: «Язык ангелов, со своей стороны, есть интеллектуальный язык, то есть такая сила, посредством которой ангелы передают друг другу понимание божественных вещей и божественные помыслы». Он говорит здесь об этой речи не в общем, а в специальном смысле, то есть об иллюминации… Однако, с соответствующими поправками, эти слова можно понять и в общем смысле. Но в них он не говорит, что язык есть сам интеллект, а только лишь: интеллектуальный язык, то есть духовный и принадлежащий к другому порядку, нежели телесный язык. Так, мы обычно говорим о воле, что она – не чувственное стремление, но интеллектуальное; и точно так же, хотя язык ангела есть его воля, она есть также интеллектуальный язык и «сила, посредством которой ангелы передают друг другу помыслы». Но в этих последних словах, замечу мимоходом, также обозначается то, что этот язык – не какая-то сообщающая или представляющая сила, которая обладает значением по природе, а сила добровольного и свободного сообщения одному чувств и помыслов другого. Ибо этот глагол, передавать, означает здесь способ общения.
11. О словах Феодорита в том же пункте третьем. – О высказывании Беды. – И точно так же высказывается Феодорит, говоря: «Ангельские языки воспринимаются умом», ибо это – общее правило: воля тоже воспринимается умом. Что же касается хвалы Богу, я сказал в указ. гл. 5 книги первой «О молитве», что чистая ментальная хвала служит основанием для речи и представляет собой в интеллекте признание божественного превосходства. В отношении к Богу она конституируется в качестве речи действием воли, производящей это признание постольку, поскольку оно может быть известно Богу; а в отношении к ангелам – тем актом, в каком осуществляется речь между ангелами, будь то речь интеллекта или воли, как там разъясняется более подробно. Феодорит же говорит о хвале Богу, поскольку ангелы обмениваются ею друг с другом посредством речи, и, таким образом, без труда может приписать ее воле. Точно так же, с соответствующими поправками, следует понимать рассуждение (disputatio), ибо рассуждение само по себе, как состоящее в некоем изыскании либо суде, есть дело интеллекта, а вот как сообщаемое через речь оно может выполняться волей, хотя и направляется разумом. Наконец, Беда хотя и говорит, что, когда ангелы желают нечто возвестить, это возвещение не есть нечто отличное от воли, чуть выше он утверждает, что «их (т. е. ангелов) беседа, по моему мнению, была неким подвижным согласием воль», и т. д. Следовательно, напрасно ссылаются на этих Отцов: они обычно говорили об интеллекте и воле без различия, ибо эти две потенции поистине действуют совместно, и Отцы не спорят мелочно о том, в какой из них в собственном смысле заключена речь, хотя исключают необходимость в чувственных знаках. Но их намерение и учение (что в наибольшей степени имеет отношение к делу) состоит в том, что ангельская речь существует между ангелами, чтобы они являли друг другу то, что была скрыто, причем это совершается с согласия воли.