12. Поручи Оппиям1820 платить Теренции; ведь теперь есть одна опасность для Рима. Мне же помогай советом — пешком ли в Регий или же прямо отсюда на корабль и прочее, раз я задерживаюсь. Как только увижу Куриона, у меня тотчас же будет, о чем тебе писать. Что касается Тирона, прошу тебя, старайся, как ты и поступаешь, чтобы я знал, что с ним.
CCCLXXXI. От Марка Целия Руфа Цицерону, в Кумы
[Att., X, 9a; Fam., VIII, 16]
Интимилий (?) или в пути в Испанию, 16 апреля (?) 49 г.
Целий Цицерону привет.
1. Убитый твоим письмом, в котором ты дал понять, что думаешь об одном только печальном, но не написал подробно, в чем именно дело, однако не преминул открыть, каково то, о чем ты думаешь, пишу тебе отсюда это письмо. Во имя твоей судьбы, Цицерон, во имя детей молю и заклинаю не принимать каких-либо решений, тяжких для твоей жизни и здоровья. Привожу в свидетели богов и людей и нашу дружбу, что я предсказал тебе и вполне обдуманно посоветовал, а после того как встретился с Цезарем и узнал его намерения, о том, какова будет достигнутая победа, известил тебя. Если ты полагаешь, что у Цезаря будет один и тот же образ действий и при освобождении противников и при установлении условий, ты заблуждаешься; он помышляет и даже говорит только о жестоких и лютых мерах; он уехал разгневанным на сенат, эти запреты1821 его вовсе раздражили; клянусь, возможности упросить его не будет.
2. Поэтому, если ты себе дорог сам, если тебе дорог единственный сын, если тебе дорог дом, если тебе дороги твои сохранившиеся надежды, если я, если твой зять, честнейший муж, судьбу которых ты не должен желать испортить, что-либо значим в твоих глазах, не допускай, чтобы мы были принуждены возненавидеть или оставить то дело, в победе которого наше спасение, или возымели нечестивые желания, направленные против твоего спасения. Наконец, подумай об одном: неприязнь, которая была связана с тем твоим колебанием1822, ты навлек на себя. То, что ты теперь действуешь против Цезаря, победителя, на которого ты отказался напасть при неопределенном положении, и присоединяешься к тем, обращенным в бегство1823, за которыми ты отказался последовать, когда они сопротивлялись, — верх глупости. Смотри, как бы, стыдясь быть недостаточно сторонником лучших1824, ты не оказался недостаточно расчетливым в выборе того, что является наилучшим.
3. Если я не могу убедить тебя во всем, хотя бы подожди, пока не будет известно, каково наше положение в Испаниях1825, которые, как я предвещаю тебе, с прибытием Цезаря станут нашими. Какая надежда будет у тех после потери Испаний, не знаю; далее, что тебе за смысл присоединяться к находящимся в безнадежном положении, — клянусь богом верности, не придумаю.
4. То, что ты, не говоря, дал мне понять, Цезарь слыхал и, как только сказал мне «здравствуй», тотчас же изложил, что он о тебе слыхал. Я сказал, что не знаю, но все-таки попросил его послать тебе письмо, которое могло бы в сильнейшей степени побудить тебя остаться. Меня он берет с собой в Испанию; ведь, если бы он этого не делал, я, прежде чем подъехать к Риму, помчался бы к тебе, где бы ты ни был, и лично настоял бы на этом перед тобой и изо всех сил удерживал бы тебя.
5. Еще и еще подумай, Цицерон, чтобы не погубить окончательно себя и всех своих, чтобы заведомо и сознательно не спуститься туда, откуда, как видишь, нет выхода. Но если на тебя действуют голоса оптиматов, или ты не можешь переносить заносчивость и хвастовство некоторых людей, тебе, я полагаю, следует выбрать город, незатронутый войной, пока не будет решено дело, которое вскоре уже будет завершено. Если ты так поступишь, то и я признаю, что ты поступил мудро, и Цезаря ты не оскорбишь.
CCCLXXXII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., X, 5]
Кумская усадьба, 16 апреля 49 г.
1. Обо всех своих соображениях я ранее написал тебе, как мне показалось, достаточно тщательно. Что касается дня1826, то совсем нет возможности написать что-либо определенное, кроме того, что не раньше новолуния.
2. Речь Куриона на следующий день имела почти тот же смысл; только он более открыто дал понять, что не видит конца нынешнему положению.
Ты поручаешь мне руководить Квинтом. Аркадию ...1827 Тем не менее не упущу ничего. О, если бы ты ..., но я не буду слишком надоедливым, письмо к Весторию1828 я немедленно отправил: он не раз усиленно справлялся.
3. С тобой Веттиен говорил благожелательнее, чем написал мне, но не могу в достаточной степени надивиться небрежности этого человека. Ведь после того как Филотим сказал мне, что может купить у Канулея тот постоялый двор за 50 000 сестерциев и купит даже дешевле, если я попрошу Веттиена, я попросил его уменьшить эту сумму насколько он может; он обещал. Недавно он мне: купил за 30 000 сестерциев; чтобы я написал, кому следует передать; срок платежа — ноябрьские иды. Я написал ему в ответ несколько сердито, однако с дружеской шуткой. Теперь, так как он ведет себя благожелательно, я его ни в чем не обвиняю и написал ему, что был извещен тобой. Пожалуйста, извести меня о своей поездке — каково твое намерение и когда. За четырнадцать дней до майских календ.
CCCLXXXIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., X, 6]
Кумская усадьба, середина апреля 49 г.
1. Пока меня задерживает только погода. Я ничего не намерен делать с хитростью. Пусть в Испании будет, что угодно; тем не менее отъезд — дело решенное. Все свои соображения я изложил тебе в предыдущем письме; потому это письмо и кратко, что я и торопился и был несколько занят.
2. Что касается Квинта сына, то, право, стараюсь я...1829; остальное ты знаешь. Затем ты даешь мне совет, притом по-дружески и благоразумно даешь мне совет, но все будет легким, если я буду остерегаться одного того. Дело большое, многое удивительно, ничего простого, ничего искреннего. Я хотел бы, чтобы ты взялся руководить юношей; ведь отец слишком снисходителен, ослабляет все, что я затянул. Если бы я мог без него, я бы руководил; ты это можешь. Но я прощаю; дело, говорю, большое. Достоверно знаю, что Помпей через Иллирик направляется в Галлию1830. Теперь я увижу — по какому пути и куда1831.
CCCLXXXIV. Сервию Сульпицию Руфу, в Рим
[Fam., IV, 1]
Кумская усадьба, конец апреля 49 г.
Марк Туллий Цицерон шлет привет Сервию Сульпицию.
1. Мой близкий друг Гай Требаций написал мне, что ты его спрашивал, где я, и огорчен тем, что нездоровье не позволило тебе повидаться со мной, когда я подъехал к Риму1832, и что в настоящее время ты хотел бы побеседовать со мной, если бы я переехал ближе, о долге каждого из нас. О, если б мы, Сервий, могли поговорить друг с другом, когда все было еще невредимо! Ведь именно так следует говорить. Мы бы, конечно, в чем-нибудь помогли падающему государству. Ведь я, даже отсутствуя, узнал, что ты, много ранее предвидя эти несчастья, был защитником мира и во время своего консульства1833 и по окончании его. Я же, хотя и одобрял твой замысел и был с тобой согласен, — не приносил никакой пользы, ибо я пришел поздно, был одинок. Мне казалось, что я неопытен в этом деле; я попал в среду безумных людей, жаждущих сразиться. Теперь, так как мы, видимо, уже ничем не можем помочь государству, ты самый подходящий человек, с которым мне, по-моему, следует побеседовать о том, не найдется ли чего-нибудь, в чем мы могли бы позаботиться о самих себе, — не с целью удержать что-либо из своего былого положения, но чтобы предаться скорби с возможно большей пристойностью. Ведь тебе хорошо известны и примеры самых прославленных мужей, на которых мы должны быть похожи, и наставления ученейших, которых ты всегда чтил. Ранее я сам написал бы тебе, что ты понапрасну явишься в сенат или, вернее, в собрание сенаторов1834, если бы я не опасался оскорбить того, кто просил меня подражать тебе1835. Когда он просил меня быть в сенате, я дал ему понять, что скажу всё то же, что было сказано тобой о мире и об Испаниях.
2. Каково положение, ты видишь: после разделения военной власти1836 война разгорается во всем мире; Рим, лишенный законов, лишенный правосудия, лишенный законности, лишенный доверия1837, отдан на разграбление и поджоги. Поэтому мне не может прийти на ум не только ничего, на что бы я надеялся, но также ничего, чего я бы теперь осмелился желать. Но если тебе, благоразумнейшему человеку, кажется полезным, чтобы мы переговорили, то, хотя я и думал уехать даже дальше от Рима1838, самое имя которого я теперь не хочу слышать, я все-таки приеду поближе. Я поручил Требацию, в случае, если бы ты захотел сообщить мне что-либо через него, не отказываться. И, пожалуйста, сделай это или же, если захочешь, пришли ко мне кого-нибудь из преданных тебе, чтобы и тебе не нужно было выезжать из Рима и мне приближаться к нему. Тебе же я отдаю такую дань, какой, пожалуй, требую для себя, в полной уверенности, что все люди одобрят все, что бы мы с тобой ни решили по обоюдному согласию.
