CCCXXXI. Гаю Клавдию Марцеллу и Луцию Лентулу Крусу от Гнея Помпея
[Att., VIII, 12a]
Луцерия, 17 или 18 февраля 49 г.
Проконсул Гней Великий шлет привет консулам Гаю Марцеллу и Луцию Лентулу.
1. Так как я полагал, что разделенные мы не можем ни быть полезными государству, ни защитить себя, я для того и послал письмо Луцию Домицию, во-первых, чтобы он сам прибыл ко мне со всем войском; если он сомневается насчет себя, то чтобы он прислал ко мне девятнадцать когорт, которые совершили переход ко мне из Пиценской области. Чего я опасался, то совершилось: Домиций окружен, причем и сам он недостаточно силен, чтобы укрепить лагерь, потому что мои девятнадцать и свои двенадцать когорт он распределил в трех городах (ведь часть он разместил в Альбе, часть в Сульмоне), и не может выйти из окружения, если бы захотел.
2. Итак знайте, что я в необычайной тревоге. Ведь я жажду избавить от опасности осады стольких и таких мужей и не могу выступить на помощь им, так как, по моему мнению, на эти два легиона 1460, из которых я все же мог собрать не более четырнадцати когорт, — ибо две я послал в Брундисий и не счел допустимым оставлять Канусий без гарнизона на время своего отсутствия, — нельзя полагаться и вести их туда.
3. Так как я надеялся, что мы будем располагать более значительными силами, я отдал распоряжение Дециму Лелию, чтобы, в случае вашего согласия, один из вас прибыл ко мне, а другой отправился в Сицилию с тем войском, которое вы снарядили в Капуе и вокруг Капуи, и с теми солдатами, которых собрал Фавст; чтобы к нему же присоединился Домиций со своими двенадцатью когортами, а все остальные войска были стянуты в Брундисий и оттуда переправлены на кораблях в Диррахий. И вот, так как в настоящее время я отнюдь не более, чем вы, в состоянии выступить на помощь Домицию, ... 1461 выходить из окружения через горы, нам не следует допускать, чтобы враг мог подступить к этим четырнадцати когортам, в которых я сомневаюсь, или настигнуть меня в пути.
4. По этой причине я решил (таково, вижу я, мнение Марка Марцелла и прочих из нашего сословия, которые находятся здесь) вести в Брундисий это войско, которое в моем распоряжении. Вам я советую стянуть столько солдат, сколько вы только сможете стянуть, и возможно скорее прибыть туда же в Брундисий. Что касается оружия, которое вы собирались мне прислать, я полагаю, что им следует вооружить тех солдат, которые с вами. Если вы доставите в Брундисий на повозках то оружие, которое останется, то принесете огромную пользу государству. Известите, пожалуйста, об этом наших. Преторам Публию Лупу и Гаю Копонию я пишу, чтобы они присоединились к вам и привели к вам всех солдат, какими они располагают.
CCCXXXII. Титу Помпонию Аттику, в Рим
[Att., VIII, 3]
Калы, 18 февраля 49 г.
1. Встревоженный важнейшими и несчастнейшими обстоятельствами я все-таки пожелал воспользоваться твоим советом, хотя у меня и нет возможности обсудить это с тобой при встрече. Все обсуждение касается следующего: если Помпей покинет Италию, что он, как я подозреваю, намерен сделать, как, по-твоему, следует поступить мне? А для того, чтобы ты легче мог дать мне совет, кратко объясню, что мне приходит на ум и в том и другом отношении.
2. Как чрезвычайные заслуги Помпея в деле моего избавления и дружба между нами, так и само благо государства приводят меня к тому, что мне кажется нужным соединить или свое решение с его решением или свою судьбу с его судьбой. Присоединяется следующее: если я остаюсь и покидаю общество честнейших и славнейших граждан, мне приходится подпасть под власть одного 1462. Хотя он во многих случаях и показывает, что он мне друг (а о том, чтобы он был им, я, ты хорошо знаешь, уже давно постарался, предвидя эту угрожающую бурю), тем не менее следует иметь в виду оба обстоятельства: и в какой степени ему следует доверять, и, если вполне твердо установлено, что он будет мне другом, то подобает ли храброму мужу и честному гражданину быть в том городе, в котором он, хотя он и пользовался величайшим почетом и властью 1463, совершил величайшие деяния 1464, был удостоен достославного жречества 1465, — не будет тем, кем был, и ему придется подвергнуться опасности, быть может, с некоторым посрамлением, если Помпей когда-либо восстановит государственный строй. Вот что в пользу одного решения.
3. Посуди теперь, что в пользу другого. Наш Помпей ничего не сделал разумно, ничего храбро, ничего, добавлю я, что не было противным моему совету и авторитету. Умалчиваю о том, давнем: он его 1466 выкормил, возвеличил, вооружил против государства, он способствовал проведению законов путем насилия и вопреки знамениям 1467, он присоединил дальнюю Галлию 1468, он был зятем 1469, он был авгуром при усыновлении Публия Клодия 1470, он был в восстановлении меня более усердным, нежели в сохранении 1471; он продлил наместничество 1472, он был во всем помощником отсутствующему; и он даже в свое третье консульство, после того как начал быть защитником государства, боролся за то, чтобы десять народных трибунов внесли предложение, чтобы обсуждался вопрос об отсутствующем, что он сам подтвердил одним своим законом 1473 и оказал противодействие консулу Марку Марцеллу, когда тот ограничивал срок наместничества в провинциях Галлиях днем мартовских календ 1474. Итак, — чтобы умолчать об этом, — что отвратительнее, что беспорядочнее, чем это удаление из Рима или, лучше, позорнейшее бегство? Какого условия не следовало принять, лишь бы не оставлять отечества? Условия были дурными, признаю, но может ли что-нибудь быть хуже настоящего ?
4. «Но он восстановит государственный строй». — Когда? И что подготовлено для этой надежды? Не потеря ли Пиценской области? Не открытие ли пути на Рим? Не отдача ли противнику всех денег — и казенных и частных 1475? Наконец, никакого общего дела, никаких сил, никакого места, куда бы стекались те, кто хочет защиты государства. Выбрана Апулия, самая малонаселенная часть Италии, наиболее удаленная от удара этой войны. В отчаянии, видимо, стремятся к бегству и благоприятному положению у моря. Против желания я принял Капую 1476 (не потому, чтобы я уклонялся от этой должности, но в этом деле не проявлялось никакой явной скорби со стороны сословий, никакой — со стороны частных лиц, а со стороны честных проявлялась, некоторая, но слабая, как обычно; как я сам почувствовал, толпа и каждый человек из подонков склонялись к другой стороне и многие жаждали перемены обстоятельств), я сказал ему 1477, что ничего не буду предпринимать без гарнизона и без денег.
5. Поэтому у меня совсем не было занятия, ибо я сразу же увидел, что единственное стремление — это бегство. Если я теперь буду участником его, то куда именно? С ним — нет: отправившись к нему, я узнал, что Цезарь находится в той местности, так что я не могу безопасно проехать в Луцерию. Мне предстоит плыть по Нижнему морю 1478, по неверному пути, глубокой зимой. Ну, хорошо, с братом или без него, с сыном? И каким образом? В обоих случаях будет чрезвычайное затруднение, чрезвычайная душевная скорбь. Каково же будет его 1479 нападение на меня, находящегося в отсутствии, и на мое имущество! Более жестокое, чем на имущество остальных, потому что он, быть может, будет считать, что, разоряя меня, он приобретает некоторое расположение народа 1480. Ну, а эти ножные оковы — я говорю об этих увитых лаврами связках 1481, — как тягостно вынести их из Италии! Какое место будет для меня безопасным, даже если я поеду по уже успокоившемуся морю, до того, как я приеду к нему? Но каким путем и куда, совершенно не знаю.
