У журавля чванный вид, но крик его слышится под самыми облаками, это чудесно!
Воробей с красным колпачком. Самец черноголового дубоноса. Птица-искусница.[112]
Цапля очень уродлива, глаза у нее злые, и вообще нет в ней ничего привлекательного. Но ведь сказал же поэт: «В этой роще Юруги даже цапля одна не заснет, ищет себе подругу…»
Из всех водяных птиц больше всего трогают мое сердце мандаринки.[113] Селезень с уточкой сметают друг у друга иней с крыльев, вот до чего они дружны!
А как волнует жалобный крик кулика-тидо̀ри.[114] Соловей прославлен в поэзии. Не только голос, но и повадка, и весь его вид — верх изящества и красоты. Тем досадней, что он не поет внутри Ограды с девятью вратами. Люди говорили мне: «В самом деле, это так!» — а я все не верила. Но вот уже десять лет я служу во дворце, а соловей ни разу и голоса не подал. Казалось бы, возле дворца Сэйрёдэн густеют рощи бамбука и алой сливы, как соловьям не прилетать туда?
Так нет же, они там не поют, но стоит только покинуть дворец, и ты услышишь, какой гомон поднимают соловьи на сливовых деревьях самого невзрачного вида возле жалкой хижины.
По ночам соловей молчит. Что тут поделаешь — он любитель поспать. Летней порой, до самой поздней осени, соловей поет по-стариковски хрипловато, и люди невежественные дают ему другое имя — «пожиратель насекомых». Какое обидное и жуткое прозвище!
Про какую-нибудь обыкновенную пичугу, вроде воробья, не станут так дурно думать.
Соловья славят как вестника весны. Принято восхвалять в стихах и прозе то прекрасное мгновение, когда соловьиные голоса возвестят: «Весна идет, она уже в пути…» Но если б соловей запел много позже, в середине весны, все равно его песня была бы прекрасна!
Вот и с людьми то же самое. Будем ли мы тратить слова, осуждая недостойного, который потерял человеческий образ и заслужил общее презрение?
Ворон, коршун… Кто в целом мире стал бы ими любоваться или слушать их крики? А о соловье идет громкая слава, потому и судят его так строго! При этой мысли невесело становится на душе.
Однажды мы хотели посмотреть, как с празднества Камо возвращается в столицу торжественная процессия, и остановили наши экипажи перед храмами Уринъѝн и Тисокуѝн. Вдруг закричала кукушка, словно она в такой день не хотела таиться от людей. Соловьи на ветках высоких деревьев начали хором, и очень похоже, подражать ее голосу, это было восхитительно!
Словами не выразить, как я люблю кукушку! Неожиданно слышится ее торжествующий голос. Она поет посреди цветущих померанцев или в зарослях унохана̀[115], прячась в глубине ветвей, у нее обидчивый нрав.
В пору пятой луны, когда льют дожди, проснешься посреди недолгой ночи и не засыпаешь больше в надежде первой услышать кукушку. Вдруг в ночном мраке звучит ее пленительный, волнующий сердце голос! Нет сил противиться очарованию.
С приходом шестой луны кукушка умолкает, ни звука больше, но напрасно мне искать слова, о кукушке всего не расскажешь.
Все живое, что подает свой голос ночью, обычно радует слух. Впрочем, есть одно исключение: младенцы.
42. То, что утонченно-красиво
Белая накидка, подбитая белым, поверх бледно-лилового платья.
Яйца дикого гуся.
Сироп из сладкой лозы с мелко наколотым льдом в новой металлической чашке.
Четки из хрусталя.
Цветы глицинии.
Осыпанный снегом сливовый цвет.
Миловидный ребенок, который ест землянику.
«Сверчок-колокольчик». Цикада «Закат солнца». Бабочка. Сосновый сверчок. Кузнечик. «Ткач-кузнечик». «Битая скорлупка».[117] Поденка. Светлячок.
Мне очень жалко миному̀си[118] — «червячка в соломенном плаще». Отец его был чертом. Увидев, что ребенок похож на своего отца, мать испугалась, как бы он тоже не стал злобным чудовищем. Она закутала его в лохмотья и обещала: «Я вернусь, непременно вернусь, когда подует осенний ветер…» — а сама скрылась неведомо куда.
Но покинутый ребенок не знает об этом. Услышит шум осеннего ветра в пору восьмой луны и начинает горестно плакать: «Тити, тити!» — зовет свою мать. Жаль его, несчастного!
Как не пожалеть и «жука-молотильщика»! В его маленьком сердце родилась вера в Будду, и он все время по дороге отбивает поклоны. Вдруг где-нибудь в темном уголке послышится тихое мерное постукивание. Это ползет «жук-молотильщик».[119]
Муху я вынуждена причислить к тому, что вызывает досаду. Противное существо!
Правда, муха так мала, что не назовешь ее настоящим врагом. Но до чего же она омерзительна, когда осенью на все садится, отбою нет. Ходит по лицу мокрыми лапками… Иной раз человеку дают имя «Муха», неприятный обычай!
Ночная бабочка прелестна. Когда читаешь, придвинув к себе поближе светильник, она вдруг начинает порхать над книгой. До чего же красиво!
Муравей уродлив, но так легок, что свободно бегает по воде,[120] забавно поглядеть на него.
В пору седьмой луны дуют вихри, шумят дожди. Почти все время стоит холодная погода, забудешь о летнем веере.
Но очень приятно бывает подремать днем, набросив на голову одежду на тонкой ватной подкладке, еще хранящую слабый запах пота.
45. То, что в разладе друг с другом
Снег на жалкой лачуге. Если в нее проникает лунный свет, то картина еще более безотрадна.
В ночь, когда ярко сияет лупа, вдруг встречается повозка без крытого верха. И в такую телегу впряжен бык прекрасного светло-каштанового цвета!
Или вот еще. Животом вперед шествует беременная старуха.
Женщина в преклонных годах взяла себе молодого мужа. Это уже само по себе противно, а она еще ревнует, жалуясь, что он бегает к другой.
Старик заспался до сонной одури. Или еще — дед, обросший бородой, грызет желуди.
Беззубая старуха кусает сливу и морщится: кисло.
Женщина из самых низов общества надела на себя пурпурные шаровары. В наше время, впрочем, видишь это на каждом шагу.
Начальник караула с колчаном на поясе совершает ночной обход. Даже «охотничья одежда» выглядит на нем нелепо. А тем более — о страх! красная одежда гвардейского начальника, она легко бросается в глаза. Заметят, как он бродит дозором возле женских покоев, и обольют его презрением.
— Нет ли здесь непрошеных гостей? — задает он привычный вопрос.
Войдет такой в женские покои и повесит на занавес, пропитанный ароматом курений, сброшенные с себя штаны. Куда это годится!
Отвратительно видеть, как красивые молодые люди из знатных семей поступают на службу в управу благочиния, на должность начальника блюстителей порядка. Мне жалко, что эту должность исполнял в дни своей юности нынешний принц-тюдзё. Как это не подходит к нему!
46. Однажды в дворцовой галерее…
Однажды в дворцовой галерее собралось множество дам. Всех проходивших мимо мы донимали вопросами.
Слуги приятной внешности, юные пажи несли господскую одежду, бережно завернутую в красивые платки. Видны были только длинные завязки…
Несли также луки, стрелы, щиты.
— Чьи они? — спрашивали мы.
Иной, преклонив колени, отвечает:
— Такого-то господина. Отлично обученный слуга!
Другой растеряется от смущения:
— Не знаю.
А случается, слуга пройдет мимо, не ответив ни слова. Отвратительное впечатление!
47. Хозяйственная служба при дворе…
Хозяйственная служба при дворе, что ни говори, дело хорошее. Для женщин низкого происхождения нет ничего завиднее. Но такое занятие вполне годится и для благородных дам. Лучше всего подошли бы хорошенькие молодые девушки в красивых нарядах. Но зато дамы чуть постарше знают все правила этикета и держатся так уверенно, что глаза на них отдыхают.
Я думаю, что из женщин, состоящих на хозяйственной службе, надо отбирать самых миловидных и наряжать их по самой последней моде. Пусть они носят шлейфы и китайские накидки.
48. Мужчин должен сопровождать эскорт
Мужчин должен сопровождать эскорт. Самые обворожительные красавцы ничего не стоят в моих глазах, если за ними не следует свита.
Министерский секретарь, казалось бы, отличная должность, но досадно, что у секретарей шлейф очень короткий и официального эскорта им не полагается.
49. Как-то раз То-но бэн…
Как-то раз То-но бэн стоял возле западной стены дворцовой канцелярии, где тогда пребывала императрица, и через решетчатое окно вел очень долгую беседу с одной придворной дамой.
Я полюбопытствовала:
— Кто она?
Он ответил:
— Это была Бэн-но на̀йси.
— Ну, долго же вы с ней болтали! А если б вы попались на глаза старшему секретарю, как было в прошлый ваз? Она опять бы скрылась в испуге…
Он громко рассмеялся…
