Алишер Навои - Поэмы

Рыдающая в тишине дворца,
Терзающая избранных сердца,

Мать говорила: «Вечной темнотой
Вселенная покрылась предо мной!..»

Но, шахскому велению верна,
Все поспешила выполнить она.

Чтоб справедливый властвовал закон,
Что Искандаром был установлен.

И вот о подвиге ее трудов
Узнали семь великих мудрецов.

Пошли к ней — горе с нею разделить.
Советом поддержать и укрепить.

Над гробом сына, в прахе и пыли
Сидящую, они ее нашли.

К той, что звалась «короною мужей»,
Пришли жемчугоносных семь морей.

Узнав их, благосклонности полна,
Приблизиться велела им она.

Благословенных семь морей пришли,
Заставив двигаться круги земли.

Возвышенны в смирении своем,
Друг друга усадили чередом.

Сперва их круг безмолвие хранил.
И первым Афлатун заговорил:

«Познавшей этот мир и суть его,
Царице мудрой времени сего —

Ей ни советы наши не нужны
И ни слова, что мы терпеть должны.

По знанию, по мудрости своей
Она сама — наставница людей.

Но пользы мало от молитв одних.
Мы здесь — помощники в делах твоих.

Перл в море канул — в море пусть живет,
Пусть день померк — незыблем небосвод.

Зачем твердить, что наш удел — терпеть?
Сам Искандар нам повелел терпеть!

Исполнено с избытком все, что он
Нам заповедал — властелин времен.

И вот — светило будущих веков,
Могучий, словно сто отважных львов,

Он принял смерть! Согласием своим
Ответил смерти — и ничем иным.

Надеюсь — боль горчайшей из обид
Великий бог в грядущем возместит».

Смолк Афлатун. И встал мудрец Сократ,
Такую речь сказал мудрец Сократ:

«Владычица семи великих стран,
Ты — мудрости и знаний океан!

Не надрывай напрасно стоном грудь.
Будь твердой, ко всему готовой будь.

Что наставленья разума тому,
Кто яростно противится ему,

Кто с грозным, звездным куполом самим,
С веленьями судьбы непримирим?

Шипами терний занозив пяту,
Метнет он стрелы жалоб в высоту.

Холодным вихрем бури окружен,
Все проклиная, стоном стонет он.

Кто мудр — приемлет все, добро и зло,
Что по веленью вечного пришло.

Утешься, мать! Твой совершенен путь!
Храни светильник знанья, верной будь!»

Когда Сократ уста свои закрыл,
Встал Балинос, молитву сотворил.

Как дуновенье вздоха, Балинос
Без слов хвалу зиждителю вознес.

Сказал: «Тебе подобной не найти,
Хотя б весь мир подлунный обойти.

Как ночь, бегут невежество и тьма
Перед светилом твоего ума.

Тебя постигла тяжкая беда,
Великая утрата — навсегда.

И этой боли в мире не избыть
И, может быть, нельзя вознаградить,

Но разуму расследованья луч
Дал тот, кто милосерден и могуч.

И ты за неотложное возьмись,
А что не нужно делать — откажись».

Закончил слово Балинос. И вот
Встал седовласый и сказал Букрот:

«Ты гору скорби на плечи взяла,
И выстояла, и перенесла.

Велик аркан терпенья твоего,
Пусть каждый миг растет длина его!

Что движется — то движется не век,
Любая вещь теряет свой разбег.

В игре с човганом резво мяч бежит,
А пробежав свой путь, в траве лежит.

Пока кружится звездный небосвод,
Движенью и покою — свой черед.

И есть конец у каждого пути,
И вечного движенья не найти.

Таков закон для всех земных людей
И, может быть, удел вселенной всей.

Кого возлюбит светлый разум — тот
Суть этого увидит и поймет.

Хвала тому, кто землю сотворил
И разумом живущих одарил!»

Умолк Букрот. Хурмус великий встал,
И произнес молитву, и сказал:

«О сад, листву роняющий с ветвей,
Свеча, лишенная своих лучей!

Ты знаешь — если роза расцветет,
Ее однажды срежет садовод.

Свеча в собранье, сколько ни гори,
Светить ей лишь до утренней зари.

Таков итог всего. Был колос цел
И зерна растерял, когда созрел.

Не говори о пользе в мире бед!
Все здесь мгновенно, все ущерб и вред.

Тебе всевышний разуменье дал,
Тебе самой он наставленье дал.

И мне ль тебя, разумную, учить,
Всезнающей о знанье говорить!»

Умолк хранитель знания Хурмус.
Встал изощренный в слове Фарфурнус:

«О госпожа, дороже жемчугов
Жемчужины твоих премудрых слов!

Сегодня ты подобна глуби вод,
Где жемчуга ныряльщик не найдет.

Расстанется однажды дно морей
С последнею жемчужницей своей.

И где такая отмель, где родник,
Куда б искатель перлов не проник?

Закон миротворения пойми,
Закон творца в смирении прими.

Да будут все веления твои
Достойны восхваленья и любви!

Благодари за все, что ни пошлет
Источник вечный истинных щедрот!»

И встал и начал слово Арасту,
Не слово — сад в невянущем цвету.

Он говорил, но прерывался глас,
И только слезы падали из глаз:

«Прости мне! слез не лить я не могу!
Слов много… говорить я не могу!

Как словом я тебе поддержку дам,
Когда в поддержке я нуждаюсь сам?

Былой наставник сына твоего —
Чем я утешусь, если нет его?

Я шел к тебе — участьем устремлен,
А сам безумьем горя омрачен.

Что делать мне? Немеет мой язык,
Смятенье в мыслях, в сердце… дух поник.

Бог госпоже в беде ее помог.
Какой пример душе! Какой урок!

Она — среди сгорающих сердец —
Духовного величья образец.

Хоть черной кровью грудь ее полна,
Народу улыбается она.

Судьбу не проклинает, не корит,
Творца за доброту благодарит.

Не молвила кощунственных речей,
Их даже в мыслях не было у ней.

В удел ей, небо, благодать пошли,
Печаль души развей и просветли!»

Словам разумных госпожа вняла —
Тьма от ее сознанья отошла.

Так напоен был пластырь их речей
Бальзамом утоления скорбей,

Что боль сердечной раны улеглась
И разум вновь явил и мощь и власть.

Руиной горя ставшая — она
Речь начала, смущения полна.

Для тех семи алмазных рудников
Рассыпала сокровищницу слов:

«Из-за меня и сына моего
Печаль вам… это тягостней всего!

Поистине — его взрастили вы,
Его наставниками были вы.

Он вашим другом был, а не царем,
Советам вашим следуя во всем.

Вы — явное и тайное его!
Вы как два мира были для него.

И вот навек ушел ваш верный друг…
Теперь навек осиротел наш круг.

Пусть небо ваше горе облегчит,
Печаль потери тяжкой возместит!

Хоть мы опоры нашей лишены,
Сочувствием друг к другу мы полны.

Вот — я дала зарок себе — молчать
На срок, пока осталось мне дышать,

Но вы пришли мне горе облегчить.
Нельзя нам в общем горе розно быть.

Сочувствию друзей открыта дверь.
Спасибо вам! Все сказано теперь».