Ибо старец не оставит своих привычек,
даже когда будет сокрыт землей своей могилы [1476].
Его гнусность нельзя отделить от него:
как можно отделить запах от навоза?
Он сетует: «Почему ты смеешься надо мной?»
Но он сам и есть насмешка — зачем же тебе смеяться над ним?
Так и этот негодяй был недостоин величия —
Высокий чин не подобает ни самому Абу-Яла,
ни свету красоты ислама [1477], —
этот человек с лицом гадюки и повадками скорпиона, низкого поведения и отвратительной наружности, женственный на вид и женоподобный в делах —
Абу-Рида аль-Кари имеет наружность, которая выдает женственную натуру.
У него женский характер, но его духу не достает женской веселости [1478] —
двуличный сплетник, погрязший в позоре и бесчестии, приносящий несчастье любому господину, сводник, прославившийся благодаря чинимым им гнету и притеснениям, шлюха в мужском обличье, превзошедший всех в этом ремесле; с ущербной наружностью и сердцем, как у Язида [1479]; с порочной душой и отталкивающей внешностью; /265/ предающий друзей и доносящий на каждого, кто выше его по положению; в хвастовстве и помрачении ума подобный Нимроду; в беззакониях и невежестве — товарищ Тамуда; закалыватель, не уступающий фараону [1480], и сам Ад в творимых им притеснениях и несправедливостях во всех землях и среди всех народов ислама; безумец, выдающий себя за педераста; изгой, отвергающий законы религии; подобный скале с поверженными и ослу с победителями; лишающий жизни угнетенных и привлекающий угнетателей; африт в человеческом обличье, ненавидимый [1481] добродетельными людьми и внушающий доверие нечестивцам; срывающий покровы и убивающий просителей; бесстыдный скупец; угрюмый, подобно всегда сердитому руссу; поносимый всем человечеством и проклинаемый на всех языках, —
И когда бы я ни проклинал его, те, кто слышал меня,
всегда добавляли: «Аминь!»;
дикий зверь на задних лапах; дьявол в образе мужа; свинья в одежде; лживый Иблис; низкий от низости своих желаний; Шайтан, притворившийся человеком; подобный обезьяне (nasnās) [1482] множеством злых умыслов, —
Вот чудо в этому мире — существо,
имеющее человеческий облик, но не рожденное от Адама.
Хитростью оно подобно дьяволу,
и нет конца его обманам и злым проделкам.
Если бы отец наш Адам признал его,
тогда б собака была достойнее отца нашего Адама [1483], —
/266/ (да простит мне Всевышний мою оговорку!) [1484], богатый невежеством, бедный платьем учености; избегающий обязанностей великодушия, ревнивый, но не в отношении своих женщин; крупный сложением, но мелкий душой; без понятия о чести или позоре; муж с острым зрением, но [лишь] для подсчета зерна и драхм; искусный в злодействе (taḥarmuz), но глупец в ... [1485]; сквернословящий негодяй, непрестанно затевающий ссоры; осквернитель могил, превосходящий в низости самый низкий сброд; не терпящий повелений Всевышнего; жаждущий совершать грехи; творящий зло, отпустив вожжи, и делающий добро со сжатыми кулаками; жестокий ко всему, кроме греха; отрицающий безграничную милость Бога; трусливый и имеющий повадки труса; слепой к доброте Всепрощающего Господа; жадный, как собака, до нечистот этого мира; не думающий о мире грядущем; со словами «отчаявшийся в милости Божией», запечатленными на челе его души, и прячущий от света уверенности страницы своей мрачной души ширмами сомнения и подозрения. Правду говорят, что
Если бы Иблис узнало твоих делах, он сделал бы тебя своим наследником.
А если бы Адам узнал, что ты родишься, он от стыда кастрировал бы сам себя.
И в самом деле, его злосчастное появление среди жителей Хорасана напоминало предвестие прихода Даджала [1486], нет это было подобно нападению передового отряда Рока.
Его глаза — предвестие несчастья, а даже в предвестии уже заключено несчастье.
Уже в чреслах Адама его называли «вестником горя» [1487].
А объяснение таящегося в этом секрета и загадок, на которые здесь делаются намеки, заключается в том, что этот подлый человек, не имеющий одежд учености, был сыном носильщика в одной из деревень Хорезма.
Как прекрасны жители ал-Малы, если не говорить о Майи,
поскольку она совсем не прекрасна [1488].
/267/ Оставив позади годы детства и вступив в возраст зрелости, он, от мягкости воздуха и сладости воды приобрел приятную наружность и красивую осанку, его волосы спускались ниже пояса, а красота его лица заставляла устыдиться месяц; его зубы были подобны блестящему жемчугу, а его рот — улыбающемуся фисташковому ореху, и многие плакали от любви к нему.
На лице Майи — отпечаток красоты, но под ее одеждоймерзость, которую нельзя не увидеть [1489].
Однажды в тех местах проезжал мелик Хорезма, и его взгляд упал на него. Он нашел, что лицо его хорошей формы, а его члены не имеют изъянов; и он влюбился в него и был пленен его красотой. Он взял его к себе на службу и сбросил покров стыда. Прошло некоторое время и, обучившись правилам и порядкам, он стал секретарем (davātī) мелика, нет, футляром (davātī) для его пера лекарством от его болезни и сосудом для его отбросов. И постоянно пользуясь пером, он со временем стал отличать черное от белого [1490] и т.д., пока пух не начал покрывать его щеки и его красота не начала увядать, ибо хорошо известно, что красота юношей мимолетна, как верность женщин.
Розы твоих щек не будут цвести вечно, как и этот человек
с разбитым сердцем не будет скорбеть до конца своих дней
А чувственная любовь — это одержимость, которая бросает пыль в глаза мудрости, но немного воды может погасить пламя этой страсти, и она стихает, как ветер.
Любовь — то, что не уменьшается, и пока она жива,
нельзя от нее отвернуться.
