[VII] О ПОХОДЕ ЦАРЯ МИРА ХУЛАГУ ДЛЯ ЗАХВАТА КРЕПОСТЕЙ ЕРЕТИКОВ
Рукн ад-Дин не увидел предостережения в прибытии и отъезде послов и ельчи. В ответ на приказания Каана он лишь оставил пять цитаделей /107/, не имевших запасов и плохо укрепленных, а в других снял ворота и разрушил зубчатые стены (sar-dīvār) [1777], думая, что сможет хитростью, и обманом, и глупой ложью избежать того, что предопределено. «Далеко, далеко то, что вам обещано!» [1778]
Поэтому [выступив] из Хургана в середине месяца шаабан [сентябрь 1256], царь стал готовиться к тому, чтобы напасть на крепости и уничтожить убежища Рукн ад-Дина; и он послал приказ войскам, находящимся в Ираке и других местах, находится в готовности. После этого правый фланг под командованием Бука-Темура и Коке-Ильгея проследовал через Мазендеран, а левый фланг, под командованием Тегудер-Огула и Кед-Буки, — через Хувар и Самнан. Царевичи Балагай и Тутар с иракскими войсками выступили из Аламута, а сам царь выдвинулся [1779] с воинами, которые не чувствуют боли, и тяготы войны для них — как освежающий напиток.
Они ушли, и лицо мира потемнело: небеса ослепли [при виде] Сухраба [1780].
И он вновь послал вперед ельчи, чтобы сообщить, что осуществил свое намерение /108/ выступить против Рукн ад-Дина. Последний же к своим преступлениям добавил лживые оправдания и глупые отговорки, а если бы он вышел навстречу царю с чистым сердцем, тот преподал бы ему урок, сказав: «Кто старое помянет», и бросил бы взгляд снисхождения и прощения на его обиды, и улыбнулся бы улыбкой согласия в ответ на его просьбы.
Когда царский балдахин, касающийся неба и покоряющий землю, проследовал через Фирузкух, они отправили назад ельчи и приступили к разрушению стен и крепостных валов. Вместе с ельчи прибыл вероломный везир и незадачливый министр Кай-Кубад со лживыми словами и уловками. Он пообещал уничтожить их крепости и убежища и стал просить позволить Рукн ад-Дину остаться еще на один год и пощадить от разрушения крепости Аламут, Ламмасар [1781] и Лал [1782], которые издревле были их домами. Рукн ад-Дин же, говорил он, сдаст остальные крепости и подчинится любым приказаниям. Он отправил правителю (muḥtasham) Гирдкуха и правителю (muḥtasham) крепостей в Кухистане предписание (parvāna) /109/ явиться к царю. И Рукн ад-Дин думал, что так он сможет избежать своей участи, а везир этим обманом сломит непоколебимую волю Судьбы.
Когда царские войска достигли района Касрана [1783], крепость Шахдиз, которая лежала у них на пути, была окружена [войсками под командованием] Кед-Буки. Они взяли ее в кольцо и захватили ее штурмом через один или два дня. Они взяли также еще две или три другие крепости, находившиеся поблизости.
И царь послал ельчи во второй раз и приказал ему выйти из крепости, как он обещал. И вновь он отправил их назад с отговорками, надеясь оттянуть [какие-либо действия] и дожидаясь выпадения осеннего снега. Он поставил условие, чтобы его цитадели не подвергались осаде и чтобы в них не было боев и грабежей, и согласился отдать своего сына с тремя сотнями людей в заложники (ḥasbar) и разрушить все свои крепости.
Царь согласился на его просьбу и остановился в Аббасабаде возле Рея, чтобы дождаться выполнения им своих обязательств; и войска, окружавшие крепости, сняли осаду. В назначенное время Рукн ад-Дин прислал дитя семи или восьми лет от роду, /110/ которое, как он сказал, было его сыном, вместе с несколькими своими старшими чиновниками. Будучи человеком великой мудрости и проницательности, царь понял, что это был лже-сын и что еще требовалось доказать его отцовство. Он допросил Шаханшаха и министров Рукн ад-Дина, которые прибыли ранее. И те из них, чьи сердца были осквернены ересью, не сказали правды, но мудрый царь сам обо всем догадался, однако не подал виду, а принял ребенка ласково и с подобающими почестями, а потом разрешил ему вернуться домой. После того, покинув Аббасабад, он разбил лагерь в Пишкил-Дара [1784].
И день за днем Рукн ад-Дин /111/ ходатайствовал о возвращении своего брата, везира и остальных, и его слуги, будучи плохими советчиками, продолжали [сбивать его] с истинного пути покорности и уводить в пустыню заблуждений. Когда фальшивый сын вернулся к своему незадачливому отцу, последний послал заложниками другого своего брата, Ширан-шаха, с тремя сотнями людей, в то время, в которое им было назначено прибыть после возвращения того проклятого, его лже-сына. Своим притворством он рассчитывал вынудить царские войска повернуть назад и не переставал просить, чтобы его брату и министрам, которых он послал ранее, было позволено вернуться, а ему самому — не выходить из крепости, пока зима не сменится весною и страх и ужас не покинет его сердца.
Царь отослал назад его брата Шаханшаха и велел ему, если он не явится в течение пяти дней, укреплять свою цитадель и готовиться к войне. Прибывший ельчи передал царю те же самые отговорки, и он увидел, что в мыслях своих Рукн ад-Дин замышлял зло, а верность его была ложью. Он решил покончить с ним, и всем войскам, окружавшим Рукн ад-Дина, было приказано одновременно двигаться вперед из своих нерге. И 10 шавваль 654 года [31 октября 1256] он выступил из Пиш-кил-Дара, /112/ отдав перед этим приказание тайно отправить в ад всех тех проклятых — чиновников и воинов [1785] Рукн ад-Дина, которые были задержаны в Джамалабаде возле Казвина. И с тех пор в Казвине, когда кого-то убивают, говорят, что его отправили в Джамалабад.
И вот ельчи отправились во все земли, чтобы обеспечить поставку тагбаров зерна для пропитания войска, а животных — верховых и для убоя. Провизию нужно было переправить [по территории, простиравшейся] от Армении до Йезда и от страны курдов до Джурджана, и поскольку у дивана не доставало для этого животных, было приказано в качестве улагов забирать животных у любого человека, знатного и низкого, турка и таджика, и так обеспечить отправку тагбаров.
Восемнадцатого дня того месяца [8 ноября 1256 года] касающийся неба балдахин остановился на вершине горы севернее Маймун-Диза [1786], и на следующий день царь объехал окрестности, чтобы осмотреть и изучить места, наиболее подходящие для наступления. А Маймун-Диз был подобен той крепости, которую описал в своих стихах Абуль-Ала:
/113/ Ее вершины недоступны людям, и птицам, и даже грифам и орлам.
И людские сердца не помышляли о ней, и собаки в ней лаяли лишь на звезды [1787].
Поэтому царь стал советоваться с царевичами, нойонами и столпами государства относительно того, стоит ли сейчас осаждать крепость или лучше повернуть назад и дождаться следующего года. Поскольку стояла зима, и трудно было добыть пропитание (ʽulūfa), и невозможно достать корм для животных, и они отощали, большинство эмиров были за то, чтобы вернуться. Однако Бука-Темур, родственник царя, министр Эмир Саиф ад-Дин, сильнейший из столпов государства, и эмиры Кед-Бука и Тайир не желали слышать ни о чем другом, кроме осады [1788]. И поскольку их речи соответствовали желаниям самого царя, он также не пожелал слушать никаких других советов и отдал всем войскам приказ готовиться к осаде и бою. И когда Рукн ад-Дин увидал это, он пришел, и заявил о своей покорности, и спустился из крепости. А случись по-другому, провинции царства были бы разорены поставками тагбаров, и пищи, и питья. И поскольку дальнейшая судьба Рукн ад-Дина изложена в фат-нама, приведенной в этой главе, излишне повторять ее здесь, и мы ничего более не скажем об этом предмете.
