О приятности весны юности и радостях сердечных в пору юности весны; прославление ее, подобное песне соловья, в тысяче мелодий восхваляющего столепестковую розу. Дети цветника насыщаются грудью кормилиц-облаков и обретают зелень одухотворенности
Прекрасный мира сад меня влечет.
Прекрасен утра юности восход.
Дни юности, как воды с крутизны,
Свергаются, но радости полны.
Весною к голубым лугам Овна
Идут пастись и солнце и луна.
И обрастают молодой листвой
Нагие ветви с новою весной.
Гремящие громады облаков
Идут, как стадо боевых слонов.
То, низвергая брызги вдалеке,
Смотри, — слоны купаются в реке!
И капли падают из темных туч,
Как с каменных боков слоновых круч.
Не капли — струи, бурная река!
Весенние несутся облака,
Не капли рассыпая — жемчуга
На синие моря и на луга.
Трава открыла глубь подземных жил,
И красный свой фиал тюльпан раскрыл.
Но в чашечке тюльпана чернота,
Дурная у него в крови черта.
Отгонный луг, цветением объят,
Перепоясал шелком свой халат.
Такие расцвели цветы в саду,
Что равных им я в Чине не найду,
Вкруг кипариса, красно-золотой,
Как волос, вьется дягиль молодой.
И дягиля высокие цветы,
Как амбровые кудри, завиты.
Фиалка к говорливому ручью
Склонила томно голову свою;
Она хмельна, хоть из ручья пила,
Недаром свой подол подобрала.
И у нарцисса день за днем пиры,
А пьет он из лимонной кожуры.
И, набекрень колпак напялив свой
Он в полудреме никнет головой.
Цвет лилии белеет невдали,
Иль то Меджнун тоскует о Лейли?
Или душой от мира он ушел
И радость в отрешенности обрел?
Пылает роза, пламени красней;
Над ней, как саламандра, соловей.
Но роза не гнездо его сожгла,
А само существо его сожгла.
Несется по полям гонец ветров,
Стеля шелка стоцветные ковров.
Как фонари, тюльпаны зажжены,
Но чернью их сердца заклеймены…
И ветерок, когда о том узнал,
Их лепестки по степи разметал.
А роза белая, полна красы,
Отяжелела в серебре росы.
И на рассвете инеем блестит
Роса, что цвет весенний тяготит.
В ту пору расцветает аргаван,
Весь в пурпуре — блистает аргаван.
И восхищает он сердца людей
Багряною одеждою своей.
Из тучи капли падают, блестя,
Круги на влаге циркулем чертя.
Нет, ты взгляни, без циркуля они
Круги и кольца чертят, как Мани.
Блистая станом дивной красоты,
Подвесил тополь серьгами цветы.
И, как эдем, цветет весенний луг,
Где кипарисы стали в полукруг.
И дождиком на рощи и луга
Апрель свои рассыпал жемчуга.
Несутся грозовые облака,
Раскатывая гром издалека.
И львиным ревом содрогают степь,
И грозных молний разрывают цепь.
Весенний дождь сравни с живой водой,
А струи с жизнью — вечно молодой.
Идут — за водоносом водонос —
Над степью тучи в полыханье гроз.
И воплощается душа травы
В ростки, цветы и яркий блеск листвы.
А в том, кого не радует весна,
Жизнь не жива, душа омрачена.
В том человеческого сердца нет,
Кого весны не опьянит расцвет.
Вот распустилась роза, и над ней
Поет, гремит, стенает соловей.
Но тот под сени сада не придет,
Кто встречи с другом избранным не ждет.
А мы за Искандаром в сад сойдем,
Осыпанный сверкающим дождем.
НАЗИДАНИЕ
Искандар спрашивает Арасту, почему естество человека как бы возрождается в пору цветения весенних роз; и ответ Арасту, подобный дыханию ветерка из сада мудрости
Искандар, покидая страну Чин, направляется в земли Магриба
И вновь он мудрости броню надел
И на престоле разума воссел.
Он знал, что не владыка мира он,
Пока Магриб ему не подчинен.
Награду дал он воинам сперва,
О том до наших дней звучит молва.
Потом, когда войска он наградил,
Приказ о выступленье объявил.
А коль по нраву вождь своим войскам,
Он нанесет урон любым врагам.
И если царь народ свой не гнетет,
То за него народ стеной пойдет.
Храни аллах! Любой погибнет шах,
Коль недовольство у него в войсках.
Нет, щедрость людям царская нужна,
А строгость — там, где правильна она.
А Искандар — он царь счастливый был
И полководец справедливый был.
Полкам в поход велел сбираться он.
С владыкой Чина стал прощаться он.
И, кроме Чина, западный Ал-Хтой.
Вручив, сказал: «Прими подарок мой!»
И вот из Чина вывел он войска…
Скажи, — на запад хлынула река.
Сопутствовать ему хакан решил,
Но Искандар его отговорил
И, тайны многие открыв ему,
Вернул хакана к дому своему.
Шел к югу… Чудо сущего всего —
Направо Хинд остался от него.
Ждал раджа Хинда на его пути
С войсками, чтобы с ним в поход идти.
Но раджу он обратно отослал
И вдаль к Магрибу скакуна погнал.
И войск поток, блестя булатом лат,
Прошел без боя землю Худжарат.
Вот наконец войска пришли в Оман,
Увидели Индийский океан.
В Омане все владельцы кораблей
С готовностью пришли к царю царей.
И он под парусами тех судов
Ходил к пределам дальних островов.
Порой, на быстроходном корабле,
Он приплывал к неведомой земле.
И много городов завоевал,
И много новых, славных, основал.
На кораблях он море переплыл
И диких гор хребты перевалил,
Безмерностью пространства изумлен,
Шел с войском по степям безлюдным он.
Здесь это описать мы не смогли б,
Как Искандар завоевал Магриб.
И там, всегда добро творить готов, —
Он много взял прекрасных городов.
Магриб ведь величайшей был страной
Средь всех, что украшают мир земной.
Магрибский царь пощады стал просить,
Любую дань пообещал платить.
Шах Искандар объехал склоны гор,
Холмы, долины и степной простор.
И где бы он ни разбивал шатер
И чем бы он ни утешал свой взор,
Все продолжал в пути он тосковать
О родине, о Руме вспоминать…
И было много в той стране чудес, —
Там подымались горы до небес,
А за горами — тайна. Полон дум,
Откладывал он возвращенье в Рум.
И вот с отрядом всадников он сам
Пошел через пустыню к тем горам.
Селенья некоего он достиг,
Деревья там росли, журчал родник.
А дальше к югу земли шли — ничьи,
Огромные там жили муравьи;
Вернее — псы в обличье муравьев,
Чудовища, страшней пустынных львов.
На всех, кто в их владенья попадал,
Рой муравьев внезапно нападал
И разрывал, со всех сторон тесня,
Мгновенно человека и коня,
Да так, что от несчастного того,
Скажи, не оставалось ничего.
Царь молвил: «Тайну этой стороны
Разведать осторожно мы должны!»
И о повадках муравьев-зверей
Расспрашивал у тамошних людей.
Сказали: «Рыскают они кругом,
И в постоянном страхе мы живем.
Знай: истребят в степи войска твои
Чудовищные эти муравьи.
Коль невредим сквозь муравьев пройдешь,
Страну, как сад Ирема, там найдешь.
Но великаны страшные стоят
На страже у дороги в этот сад.
И это — ужас! Весь их род заклят,
Сокровища Земли они хранят.
По виду — люди; но из них любой
Не с человеком схож, а со скалой.
Сто воинов не справятся с одним…
А муравьи степные служат им.
Их речь слышна порою вдалеке
На непонятном людям языке.
Коль этот путь пройдешь, храним судьбой,
Откроется долина пред тобой,
Но вход в долину заградит отвес
Двух гор, царапающих свод небес.
И золотая вся — одна гора,
Другая — целиком из серебра.
Та, — золотая — солнцем взгляд слепит,
Серебряная — месяцем блестит.
Они бесценней всех богатств земных.
А великаны охраняют их.
Тем великанам-сторожам дана
Необычайная потребность сна.
Они свой срок на страже отстоят,
А как уснут, то десять суток спят.
И к службе возвращаются своей,
Как только выспятся за десять дней.
И десять суток бодрствуют опять,
Покамест не настанет время — спать.
Лишь в пору их очередного сна
Их сила может быть истреблена.
Но муравьи огромные хранят
Их сон, покуда великаны спят.
Чудовищные эти муравьи
Ни часа не бывают в забытьи».
Шах Искандар был этим удивлен,
И свет ума призвал на помощь он.
Сказал, созвавши мудрых на совет:
«Как быть — решайте! Нам возврата нет».
Молчал совет. Но были все сердца
Потрясены величием творца.
И понял разум, как пред божеством
Ничтожен он в неведенье своем.
Круг мудрецов, безмолвствуя, сидел;
Язык их в изумленье онемел.
* * *
Дай чашу, кравчий, из ключа души,
Несовершенный разум оглуши!
Меня ума величье не спасло,
Мне изумленье душу потрясло!
Певец! На лад Магриба песню спой,
В Магрибе я шатер поставил свой.
Я золото Магриба, словно прах,
На темя сыплю здесь — в иных песках.
О Навои, о родине своей
Не вспоминай, не сетуй, не жалей.
Восток в себе и Запад совмести,
Весь мир сумей в самом себе найти!
О людях, которые, взирая на миротворение глазами, озаренными светом знания, воздают хвалу зиждителю
