— Т-с-с! Бессильны вы рассуждать о том, чего не имеете, и достойно прославить то, чего вы не разумеете, рассуждать о богатстве вы не смеете! Тленное вас ослепляет, от вечного отвлекает. А ведь эта жизнь — всего лишь на пути остановка, для идущих — обманчивая уловка. Богатство только взаймы нам дано и должно быть возвращено, оно людям оставлено на хранение и назад будет взято без промедления. Переходит богатство из котомки в котомку, предок передает его потомку. В мире только скупые богатством владеют, щедрые же ничего не имеют. Разве ученый бывает богат? Зато невежда — богатству брат!
Если размыслить здраво, лишь двумя путями достигается слава: или знатным происхождением, или трудом и учением. О, как благороден тот, кто науку людям несет! И никогда приверженный знанию не поддается отчаянию. Богом клянусь, когда б не мое стремление и сильное побуждение душу и честь в чистоте хранить, я мог бы самым богатым быть, потому что мне известны два сокровища.
Кто из вас о богатстве мечтает, пусть мотает себе на ус: одно из сокровищ в земле Тарсус[212], его великаны там погребли, потом патриархи берегли, в нем сто тысяч мискалей[213]. А второе сокровище земля сохранила между Сурой и Хиллой[214], где Хосрои[215] богатства свои укрыли и джинны клады свои зарыли. Красных яхонтов, жемчугов, изумрудов там запрятаны целые груды, полные золота мешки, туго набитые кошельки, короны с каменьями драгоценные, для алчных людей вожделенные.
Говорит Иса ибн Хишам:
Тут все взоры на него обратились, и мы подивились, что он о таких сокровищах знает, но в бедности пребывает. Он объяснил, что боится гнев эмира навлечь и друзей от него хотел бы предостеречь. Мы сказали:
— Принимаем твои объяснения, разделяем твои опасения. Но может быть, ты нам милость окажешь — хотя бы один из этих кладов покажешь, а когда мы найдем сокровища эти, тебе отдадим две трети.
Он протянул нам руку и сказал:
— Кто что-нибудь даст вперед, наверняка удачу найдет. Известно: у того, кто надеется на успех, щедрость не знает помех.
Люди дали ему все, что было с собой, надеясь деньги вернуть с лихвой. Когда же наполнилась его рука, на людей он глянул исподтишка и сказал:
— Нам нужно поесть и отдохнуть — предстоит нам неблизкий путь! Да и времени осталось немного: завтра здесь соберемся — и в дорогу, если будет угодно Всевышнему Богу!
Говорит Иса ибн Хишам:
Мне захотелось побеседовать с ним, и, любопытством томим, я подождал, пока все разойдутся, по домам разбредутся, и тогда расспрашивать его стал, вскоре лицо его узнал и напомнил ему, что мы раньше как будто встречались, друг с другом общались. Он ответил:
— Да, путешествие нас объединяло и вместе хожено было немало.
Я сказал:
— Похоже, во мне ты больше не видишь друга. Видно, шайтан оказал нам такую услугу!
Он ответил стихами:
Умный глупостью людскою
Добывает пропитанье.
Если деньги все растратил —
Развяжи мешок желаний!
Тот, кто хочет сладко есть и
Пить, и слушать струн звучанье,
И красавцам безбородым
Всласть оказывать вниманье,
Обрести всегда сумеет
И богатство, и признанье!
БИШРИЙСКАЯ МАКАМА.
(пятьдесят первая)
Рассказывал нам Иса ибн Хишам. Он сказал:
Бишр ибн Авана ал-Абди был разбойником. Однажды он совершил набег на караван, захватил в плен красивую женщину и женился на ней. И сказал он об этом так:
— Никогда я не видел такого дня, как сегодняшний.
Она же ответила стихами:
Пленили Бишра мои черные глаза,
И руки белые, как серебро, манят.
Но как он стройную красотку проглядел,
Что гордо шествует, браслетами звеня?
Она прекрасней всех на свете. Если б он
Поставил рядом ту красотку и меня,
Со мною он тогда б расстался навсегда,
Ее лишь прелести в душе своей храня, —
Ведь зрячий сразу все увидит без огня!
Бишр воскликнул:
— Горе тебе, кого ты имеешь в виду?
Она ответила:
— Фатиму, дочь твоего дяди.
— Неужели она так красива, как ты описала?
— Да еще лучше!
Тогда Бишр сказал:
Не думаю, красавица, что я
Тебя другою мог бы заменить,
А будешь порицать и намекать —
Твой путь свободен, можешь уходить!
Но зорких я не закрываю глаз —
Я честь свою не должен уронить!
Она возразила:
Пускай к ней много сваталось мужчин,
Ты — дяди сын, жених ей ты один!
После этого Бишр послал человека к своему дяде посватать его дочь, а дядя отказал ему. Тогда Бишр поклялся, что не оставит в живых никого из их рода, если дядя не выдаст за него Фатиму, и стал при каждом удобном случае нападать на них и творить злые дела. Собрались мужчины племени и обратились к его дяде:
— Избавь нас от твоего Меджнуна[216]!
Тот ответил:
— Не навлекайте на меня позор и не торопите меня, я погублю его хитростью.
Они сказали:
— Делай как знаешь.
После того дядя обратился к Бишру:
— Я поклялся, что выдам свою дочь замуж только за того, кто пригонит ей тысячу верблюдиц в виде выкупа. Но я хочу, чтобы это обязательно были верблюдицы, принадлежащие племени хузаа.
А целью дяди было заставить Бишра пойти по дороге, ведущей к становищу племени хузаа, чтобы там его растерзал лев. Дело в том, что арабы остерегались этой дороги, потому что там жили лев по имени Даз и змея по имени Шуджа, о которых кто-то сказал:
Губительней, чем Даз и чем Шуджа.
И если Даз — для хищных господин,
Она для змей, конечно, госпожа.
Бишр пошел по этой дороге, однако не успел он пройти и половину ее, как встретил льва. Его жеребец встал на дыбы и начал лягаться. Бишр спешился, связал жеребцу ноги, затем обнажил меч, бросился на льва, вступил с ним в борьбу и убил его. После этого он написал кровью льва на своей рубахе послание к дочери дяди:
О Фатима, если б видела ты в Батн Хабше,
Как Бишра со львом свела дорога ночная, —
Увидела бы, как двое львов столкнулись
И бросились друг на друга, нападая.
Он храбро двинулся, конь мой испугался,
Попятился, копыта свои вздымая.
Я крикнул ему: «Ни с места!! Сойду на землю —
Надежнее твоей спина земная!»
Тогда обнажил свои клинки он злобно —
А морда его угрюмая и худая.
Когда на меня он поднял гневно лапу,
А вслед за ней простерлась ко мне другая
И вызвал он меня на бой отважно,
Глазами, точно углями, сверкая, —
В руке у меня блеснул обнаженный, острый,
Я сделал шаг, противнику угрожая.
Сказал я: «Вот так в ал-Казиме он трудился,
Смертельными ранами Амра награждая!
Ты видишь, сердце Бишра полно отваги,
Напрасно ты оскалился, угрожая!
Тебе бы только пищу добыть детишкам,
А я себе невесту добываю!
Ты хочешь, чтобы я обратился в бегство,
Тебе с позором душу свою вручая?
Прими совет: ищи другую добычу —
Горчит мое мясо, пища это плохая!»
И лев решил, что мой совет обманчив,
И прыгнул вперед, безумцем меня считая.
И оба льва сошлись в смертельной схватке,
Одним желаньем яростным пылая.
Взмахнул я мечом сверкающим, как будто
Зарю во мраке ночи зажигая,
И бросился на него, готовый драться, —
Он понял, что пред врагом я не отступаю.
Ударил я его мечом индийским,
Десяток ребер сразу рассекая.
Огромною обрушившейся глыбой
Упал он наземь, кровью истекая.
Сказал я тогда: «Как тяжко убить героя,
Которого я подобным себе считаю,
Но ты, о лев, хотел меня унизить,
А как стерпеть такое — я не знаю!
Хотел ты меня заставить спасаться бегством —
Клянусь я жизнью, мысль была дурная!
Не надо жалеть! Ты пал от руки героя,
Судьбу свою как храбрый боец встречая.
Ты смерть вкусил, но ты не снискал позора,
От славного мужа гибель принимая».
Когда эти стихи дошли до его дяди, тот раскаялся, что не отдал ему дочь, и испугался, что его ужалит змея, пошел за ним и настиг Бишра в тот момент, когда змея уже одолевала его. Но тут Бишр увидел своего дядю, и его охватила бедуинская ярость, он сунул руку в пасть змеи, пронзил ее мечом и сказал:
