"Я вижу, ты дуришь и превозносишь своего сына над моей дочерью, - сказал ему Шамс-ад-дин. - Без сомнения, ты скудоумен и нет в тебе учтивости. Ты упоминаешь о разделении визирства, но я допустил тебя быть со мной визирем только из жалости к тебе, чтобы ты мне помогал и был мне пособником и чтобы не огорчить тебя. И раз ты говоришь подобные слова, клянусь Аллахом, я не отдам свою дочь за твоего сына, хотя бы ты дал столько золота, сколько она весит".
И Нур-ад-дин, услышав слова своего брата, рассердился и воскликнул: "Я тоже не женю своего сына на твоей дочери". Шамс-ад-дин сказал: "Я не соглашусь, чтобы он был её мужем! Если бы мне не надо уезжать, я бы проучил тебя как следует, но когда я вернусь из поездки, смотри! Я покажу тебе, чего требует моё достоинство!"
Услышав слова своего брата, Нур-ад-дин исполнился ярости, и все в мире исчезло для него, но он скрыл, что с ним происходит, и каждый из них провёл ночь в отдалении от другого. А когда настало утро, султан выступил в путь и поехал в Гизе направляясь к пирамидам, и визирь Шамс-ад-дин сопутствовал ему.
Что же касается до его брата Нур-ад-дина, то он провёл эту ночь в наисильнейшем гневе, а когда наступило утро, он встал, совершил утреннюю молитву и отправился в свою сокровищницу и взял оттуда маленький мешок, который наполнил золотом. И он вспомнил слова своего брата и своё унижение перед ним и произнёс такие стихи:
"Постранствуй - в пути найдёшь замену покинутым.
Работай - ведь лишь в труде жизнь кажется сладкою,
Ни чести, ни счастья я не вижу на родине,
Лишь горе, - смени же край родной на чужбину ты.
Я вижу, что портится вода неподвижная:
Течёт коль - вкусна она, когда ж не течёт - дурна.
Если бы не пряталась луна, то не стали бы
Всечасно искать её глаза наблюдающих"
Не выйдя из логова, не встретит добычи лев.
И только расставшись с луком, в цель попадёт стрела"
И золото, точно прах, лежит в своих россыпях,
А дерево райское на родине - как дрова.
Иное в чужой стране желанным является,
Иное в чужой стране даёт больше золота".
А окончив эти стихи, Нур-ад-дин приказал одному из своих слуг оседлать нубийского мула стёганым седлом (а это был мул пегий, со спиной высокой, словно возведённый купол, с золотым седлом и стременами из индийской стали и с попоной, достойной Хосроев; и он походил на невесту, с которой сняли покрывало) и приказал положить на него шёлковый чепрак и молитвенный коврик, а мешок он подвесил под коврик; и потом он сказал слугам и рабам: "Я хочу прогуляться за городом и поеду в сторону аль-Кальюбии; я проведу три ночи вне дома, и пусть никто из вас не следует за мною, у меня стеснение в груди". И он поспешно сел на мула, захватив с собою немного пищи, и выехал из Каира, направляясь в пустыню; и не настал ещё полдень, как он уже приехал в город Бельбейс. И он сошёл с мула и отдохнул и дал передохнуть мулу, и добыв в Бельбейсе немного пищи, съел её, а потом захватил из Бельбейса еды и корма для мула и направился в пустыню.
И когда наступила ночь, он уже въехал в город, называемый ас-Саидия, и остался там на ночь и поел немного еды, а потом он положил под голову мешок, расстелил ковёр и лёг спать в помещении почтовой станции, и его одолевал гнев.
И он провёл ночь в этом месте, а когда настало утро, он сел на мула и погонял его, пока не прибыл в город Халеб, и остановился на каком-то постоялом дворе. И он провёл там три дня и отдохнул и дал отдых мулу и погулял, а потом решил ехать дальше и сел на мула и выехал, не зная, куда направиться. И он ехал до тех пор, пока но достиг города Басры, сам того не зная, и остановился на постоялом дворе. И он снял с мула мешок и расстелил ковёр и отдал мула в сбруе привратнику, чтобы он поводил его. И привратник взял мула и стал его водить.
И случилось так, что визирь Басры сидел у окна своего дворца и увидел мула и пенную сбрую, которая была на нем, и решил, что это мул из свиты султана, на каких ездят визири или цари. И он стал думать об этом и пришёл в недоумение и сказал кому-то из своих слуг: "Приведи ко мне этого привратника".
И слуга пошёл и привёл привратника к визирю, и привратник выступил вперёд и поцеловал землю, и визирь (а он был глубокий старец) спросил привратника: "Кто владелец этого мула и каковы его приметы?" - "О господин мой, - отвечал привратник, - владелец этого чада - юноша, прекрасный чертами; он обладает величием и достоинством и принадлежит к детям купцов". Услышав эти слова привратника, визирь быстро поднялся и отправился на постоялый двор и приехал к юноше; и когда Нур-ад-дин увидел, что визирь направляется к нему, он поспешно встал и встретил его и поздоровался с ним. И визирь приветствовал его, и сошёл с коня и обнял Нур-аддина, и посадил его рядом с собой и сказал: "О дитя моё, откуда ты прибыл и чего ты хочешь?" - "О владыка, - отвечал Нур-ад-дин, - я прибыл из города Каира. Я был сыном тамошнего визиря, и отец мой переселился к милости Аллаха великого". И Нур-ад-дин рассказал визирю о том, что с ним случилось, от начала до конца, и добавил: "Я решил ни за что не возвращаться, пока не объеду все города и страны".
"О дитя моё, - сказал визирь, услышав его речи, - не слушайся своей души: ты ввергнешь себя в опасность. Земли в запустении, и я боюсь для тебя последствий злой судьбы".
Потом он положил мешок Нур-ад-дина на своего мула и, захватив чепрак и коврик, взял Нур-ад-дина с собой в свой дом. Он поселил его в нарядном помещении и оказал ему уважение и милость, и почувствовал к нему сильную любовь, и сказал ему: "О дитя моё, я стал старым человеком, и у меня нет детей мужского пола, но Аллах послал мне дочь, равную тебе по красоте. Я не допустил к ней многих женихов, но любовь к тебе запала мне в сердце; не согласишься ли ты взять мою дочь себе в служанки, чтобы она ходила за тобою, а ты был ей мужем? Если ты согласен на это, я пойду с тобою к султану Басры и скажу: "Вот сын моего брата", - и приведу к тому, что ты будешь назначен визирем на моё место, а я сам стану сидеть дома; я старый человек".
Услышав слова визиря Басры, Нур-ад-дин опустил голову и сказал: "Слушаю и повинуюсь!" И визирь обрадовался и приказал своим слугам поставить ему еды и украсить большую приёмную комнату, где обычно справлялись свадьбы эмиров. Потом он собрал своих друзей и пригласил вельмож царства и басрийских купцов и, когда они явились, сказал им: "У меня был брат, визирь в египетских землях, и Аллах послал ему двух сыновей, а мне, как вы знаете, Аллах послал дочку. И мой брат завещал мне выдать мою дочь замуж за одного из его сыновей, и я согласился на это; и когда настало время выдавать дочку замуж, он прислал одного из своих сыновей, вот этого юношу, что присутствует здесь. И по прибытии его ко мне я решил написав его брачный договор с моей дочкой, и он войдёт в мой дом, так как он лучше, чем кто-нибудь чужой. А после этого если он захочет, то останется со мной, а если пожелает уехать, я отправлю его с моей дочерью к его отцу".
И все сказали: "Ты отлично решил!" - и посмотрели на юношу, и он им понравился, когда его увидели. И визирь призвал свидетелей и судей, и написали брачную запись, и зажгли куренья, и выпили сладкого питья, и побрызгали розовой водой, и ушли, а визирь велел своим слугам взять Нур-ад-дина и свести его в баню. И он дал Нур-ад-дину платье из своих собственных одежд и послал ему полотенца, чашки, курильницы и то, что ему было нужно; и когда Нур-ад-дин вышел и надел одежду, он стал подобен луне в четырнадцатую ночь месяца. И, выйдя из бани, Нур-ад-дин сел на мула и ехал, не останавливаясь, до дворца визиря, и, войдя к визирю, поцеловал ему руки, и визирь приветствовал его..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Двадцать первая ночь
Когда же настала двадцать первая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что визирь поднялся навстречу Нур-ад-дину и приветствовал его и сказал: "Войди сегодня вечером к твоей жене, а завтра я отправлюсь с тобою к султану, и я ожидаю для тебя от Аллаха всякого блага". И Нур-ад-дин поднялся и вошёл к своей жене, дочери визиря.
Вот что было с Нур-ад-дином. Что же касается его брата, то он, путешествуя с султаном, отсутствовал некоторое время, а вернувшись, не нашёл брата. И он стал расспрашивать о нем слуг, и ему сказали: "В тот день, как ты уехал с султаном, он сел на мула, украсив его праздничной сбруей, и сказал: "Я еду в сторону аль-Кальюбии и пробуду в отсутствии день или два. Моя грудь стеснилась, пусть никто за мной не следует!" И со дня его отъезда до сегодняшнего дня мы ничего о нем не слышали".
И Шамс-ад-дин расстроился из-за разлуки с братом и был сильно огорчён его исчезновением и сказал про себя: "Все это только из-за того, что я на него накричал в тот вечер! Он принял это к сердцу и уехал путешествовать. Непременно надо послать за ним следом!"
