— Не знаешь ли ты, — спросил царевич моряка, — не проплывал ли здесь кто-нибудь в последнее время?
Молодой моряк поглядел внимательно на море.
— Мой опыт говорит мне, — ответил он, — что недавно здесь проплыл вихрем корабль без матросов.
Царевич решил, что такой следопыт обеспечит ему успех Дела, что чаша его надежды начинает уже наполняться, и двинулся в путь, обгоняя ветер и молнию.
Они прошли еще немного и увидели, что за ними спешит человек, за которым не мог бы угнаться и ветер. Догнав их, он пошел медленнее и присоединился к ним.
— Откуда идешь и куда? — спросили его.
— Я иду из города Фатана, — ответил тот, — и хочу присоединиться к вам. Я — искусный столяр. Своей тешой я превзошел резец Мани, а рубанком могу посрамить кумиров Азара. Я вырезаю из дерева таких изящных куколок, что красавицы Халлуха и Наушада будут восторгаться ими. Я воздвигаю такие дворцы, что жители райских палат спешат поглядеть на них. Я так полирую дерево, что оно делается гладким, как зеркало, и мудрые и красноречивые, подобно попугаям, мужи восхваляют меня. А вершина моего мастерства — и этого не может сделать ни один геометр — в том, что я из дерева делаю кресло, которое без крыльев поднимается в воздух, словно птица. Тот, кто воссядет на него, может лететь куда захочет, хоть на седьмое небо, — в мгновение ока он окажется там, словно Кейван. Когда царевич покинул лоно матери, словно блистающее солнце, озарил весь мир лучами своей красоты и почил в объятиях няни, как озаряющее мир солнце в объятиях зари, я изготовил для него колыбель и на полученное вознаграждение приобрел жизненный достаток, так что не стал ни в чем нуждаться. Теперь я решил отблагодарить за оказанные мне благодеяния, сопровождать царевича в его скитаниях на чужбине и оказывать ему услуги, какие смогу.
Царевич счел общество столяра великим благом, уверовал, что увидит свою возлюбленную, соскоблил тешой надежды бугорки отчаяния со своих помыслов и продолжал путь.
Дорога была такая тяжелая и трудная, что каждый шаг казался шагом в пасть крокодила, казалось, каждое мгновение на голову обрушивается море мук и с каждым вдохом поднимается ураган. Моряк, словно Нух, стал их путеводителем и вел царевича, бросившегося в пучину бушующего моря тягот и трудностей, по следам пропавшего корабля, а остальные следовали за ними.
Дни и ночи шагали они по той знойной пустыне, обгоняя ветер. Наконец, им встретился седовласый, согбенный старец. Он сидел под деревом и, собирая коровьи кости, кропил их водой. Кости тотчас соединялись жилами и суставами и обрастали мясом. По воле всемогущего бога, одним из атрибутов которого является «он оживляет и он умерщвляет» [114], жизнь вошла в корову, и она поднялась и замычала, словно подтвердились слова: «Мы сотворили из воды каждое живое существо» [115]. Царевич и его спутники были поражены этим зрелищем, от изумления они сами присохли к земле, словно мертвые кости.
— Не может быть сомнения, — сказал царевичу сын везира, — что этот старец не кто иной, как сам Хызр, — да приветствует его Аллах. У него есть живая вода. Воистину твое счастье проснулось, и ты получил удел Искандара, раз в такой безжизненной и полной опасностей пустыне он встретился тебе. Ступай к нему немедленно и попроси помочь тебе, припади лицом к его стопам, быть может, он протянет тебе руку помощи. Прах под его ногами пусть будет Целебным бальзамом для твоих глаз, дабы очи твоего счастья заблистали лучами надежды. Ухватись же рукой за его полу, чтобы он освободил тебя от мрака скорби.
Царевич повиновался совету друга и обратился со смиренной мольбой к старцу, прося его о помощи.
— О юноша, — ответил старец, — чем же могу помочь тебе я, старик, который не может и шагу сделать без посоха?
— О ты, видом старец, а натурой юноша! — воскликну царевич. — Мои надежды — на твою сокровенную сущность, которая разрешает все трудности, а не на наружную слабость. Несомненно, ты — Мессия, а мы — безжизненные трупы, ты — Хызр, а мы — заблудшие путники на стезе надежды. Ради бога, не гони нас от себя и не пожалей свои милости ради горстки людей.
— Я не Мессия и не Хызр, — сказал старец. — Я всего-навсего скромный смертный, удалившийся от людей и избегающий их общества. Тут поблизости живет одна старая женщина, отрекшаяся от этого непрочного мира и поселившаяся в пустыне. Вместе с ней живет ее дочь, подобная луне. Обе эти женщины день и ночь молятся Изеду, а эта корова кормила их. Но случилось так, что лев задрал и сожрал ее, так что они остались без пропитания. Тогда paди сохранения своего бренного тела, потребного, чтобы молиться богу, они стали питаться травами и кореньями. Тогда всевышний Аллах даровал мне немного живой воды. Тем временем две бедняги в этой безжизненной пустыне дошла до крайнего изнеможения и вознесли свои молитвы к милостивому господу, и ко мне снизошло повеление. Я окропил водой истлевшие кости, так что корова по воле творца вышла из бездны небытия на арену существования и стала вновь источником пропитания тех женщин. А вам я могу помочь только каплей этой воды. Если она нужна вам, — мне не жалко.
— О благословенный старец, — сказал царевич. — Как бы там ни было, сжалься над нами и помоги нам, подобно Хызру. Иными словами, окажи нам милость и пойдем с нами и будь нашим товарищем в трудностях и удачах, ибо присутствие твое будет укреплять наш дух.
В старце пробудилась жалость, он присоединился к ним и стал скитальцем по пустыне скорби.
Продолжение рассказа о фатанском царевиче. Царевич прибывает в страшную долину, где живет див хул-хул, вместе с сыном везира поражает этого ифрита и заполучает прекрасную пери
Царевич в сопровождении благочестивого старца покинул те места, прошел еще кусок пути и оказался в пустыне, воздух которой был ничуть не лучше, чем в аду, да и сама пустыня ничем почти не отличалась от ада. Даже вода там была горячая, как в аду, и от нее распространялось смрадное зловоние. Вокруг росли деревья, ядовитые словно кобры, а травы походили на пестрых змей аркам. Ад стыдился сравнения с этой пустыней, адский зной горевал от уподобления ее жару.
Когда царевич увидел такое страшное место, то мужество покинуло его и тревога овладела всем его существом. Его спутники от страха дрожали, как осиновый лист на ветру, от ужаса с них лил пот целыми кувшинами. Тогда царевич спросил благочестивого старца:
— Что это за ужасное место? Ведь от здешнего воздуха даже адское пламя превратится в воду, даже адские муки не сравнятся с ужасами этих мест.
Знавший истину и повидавший свет старец ответил:
— Здесь обитает один из величайших ифритов по прозванию Хул-Хул. Он могуч, безобразен, ужасен и покорил себе весь мир. Все окрестные города и селения он разрушил и сравнял с землей, а жители все разбежались от его насилии, так что сейчас даже на расстоянии ста фарсахов не найдешь ни одной человеческой души. Он сожрал окрест всех онагров и серн, всех хищных и травоядных, всех волков и слонов, а львов и пантер он пожирает целиком, не разрывая а части. И сколько ни ищи, в этой пустыне не найдешь адского жилья, в городах ныне поселились совы и филины, в садах свили гнезда вороны и галки. Слабому и немощному телом человеку не пройти через эту пустыню, если он предварительно не погубит этого мерзкого ифрита.
— О разумный старец, — вновь обратился к старику царевич, — ты — самый мудрый среди нас, укажи нам, как убрать с нашей дороги этот ужасный камень, эту страшную скалу.
Мудрый старец отвечал:
— Первые две недели, когда луна прибывает, див охотится и проглатывает все, что ни попадет. А следующие две недели, когда луна идет на убыль, он засыпает и спит непробудным сном. Вот тогда-то и надо расправиться с ним, тогда его легко отправить в бездну небытия. Когда же он бодрствует, его не одолеет целый свет.
Царевич и его спутники стали определять положение луны и солнца и установили, что луна покоится в голове девятиглавого дракона-неба и обитатели этого мира только ждут ее появления. Царевич счел конец месяца началом своего благоденствия, а сон дива — пробуждением своего дремлющего счастья, решил не упускать удобного случая поразить проклятого ифрита и попросил друзей помочь ему. Но ни один из них не осмелился выступить вперед. Они стали отказываться, ссылаться на свое ремесло и сказали сыну везира:
— Каждый из нас ограничен пределами своего ремесла, и мы, когда понадобимся, успешно справимся со своими обязанностями. А сражаться с врагами — это дело рассудительного везира.
Сын везира понял, что они устраняются от этого дела, не желая участвовать в нем, и что ему, хочет он того или нет, придется встретиться со смертью. Вооружившись мужеством и доблестью, он взялся сразиться с ифритом, распрощался с царевичем, попросил поддержки у Изеда, который помогает несчастным в беде и выручает попавших в беду, и, положившись во всем на бога, поспешил туда, где ждала его смертельная опасность.
