На это Иккю ответил, даже не переведя дух:
Если ты тот котёл,
Который сам собой варит,
О чём же ты хочешь спросить,
О черпаках, поварёшках
Или о чём-то ещё?
Таки мо сэдэ
Мэси то нарикэру
Набэ нараба
Масу мо сякуси мо
Нани таному ран
Сёсаэмон тут же вошёл внутрь и спросил:
— Что это, что не имеет ни начала, ни конца?
А Иккю отвечал:
На деревьях в горах
Под осенним дождём
Листья краснеют.
Деревья сбросят листву
Для того, чтобы вновь зацвести.
Мото яма ки но
Сигурэ ни сомуру
Момидзи ха ва
Соно саку тамэ ни
Отиба то дзо нару
Тот снова спросил:
— Каков же обычай этого мира?
Всё вокруг ложно
В этом обманчивом мире,
Только в одном
Можно уверенным быть —
В том, что когда-то умрёшь.
Нанигото мо
Мина ицувари но
Ё но нака ни
Синуру то иу дзо
Макото нарикэри
А Сёсаэмон в ответ сложил:
Всё вокруг ложно
В этом обманчивом мире,
Даже и в этом
Нельзя уверенным быть —
В том, что когда-то умрёшь.
Нанигото мо
Мина ицувари но
Ё но нака ни
Синуру то иу мо
Ицувари наранэба
В ответ Иккю сказал:
Ложны и жизнь, и смерть
В этом обманчивом мире,
Есть ли вообще
Что-то такое вокруг,
Что истиной можно назвать?
Икисини мо
Мина ицувари но
Ё но нака ни
Макото то иу мо
Нани арэба косо
Так в ответ на каждый вопрос Иккю слагал стихи. Сёсаэмон преисполнился благоговения, затрепетал от восторга и осознал, что вот это — дзэнский учитель, которому можно довериться, и сказал:
— Прошу вас и впредь наставлять меня на Путь. Вопросов у меня, что песчинок на взморье, все не смогу задать, и на этом пока с вами попрощаюсь! — вышел, дошёл до плетёной калитки, тут всплеснул руками: — А самое-то главное я и забыл спросить! Как же буддами-то становятся?
Иккю подумал: «Ну и пройдоха!» — и отвечал:
— А это совсем просто! — с этими словами он задрал одежду, оголив зад, и испустил ветры с громоподобным шумом.
— Вот отсюда-то будды и происходят![380]
Сёсаэмон был потрясён. «Он даже более велик, чем о нём рассказывают!» — с такими мыслями он и ушёл.
Посетитель всплеснул руками: «А самое-то главное я и забыл спросить! Как же буддами-mo становятся?» Иккю подумал: «Ну и пройдоха!» — и отвечал: «А это совсем просто!» — с этими словами он задрал одежду, оголив зад, и испустил ветры с громоподобным шумом: «Вот отсюда-то будды и происходят!»
8
О том, как Иккю написал китайские стихи, посвятив их рыбе в стеклянной бутыли
Старший сын Нинагавы Синъуэмона проявлял недюжинные способности во всём, без отдыха учился писать и читать, а поскольку родился в доме воинов, берущих в руки лук и стрелы, то с малолетства усердно занимался и воинскими искусствами, а в промежутках рисовал, выплетал узоры из разноцветных шнуров, изучал искусство чая, следовал желаниям родителей и учился всевозможным прекрасным умениям, а они уделяли все силы его воспитанию.
Как-то раз, в шестую луну, в самое жаркое время, некто прислал ему рыбку в стеклянной бутыли, чтобы он услаждал ею взор. Мальчик несказанно обрадовался, поставил бутыль в нишу-токонома и без устали любовался рыбкой через прозрачные стенки бутыли, а она резвилась в воде, то вниз, то вверх водила головой, махала хвостом, и так забавно, что восхищению мальчика не было предела.
Как раз тогда зашёл к Синъуэмону Иккю:
— Иду я издалека, и повезло мне проходить тут рядом, вот и зашёл повидаться, а заодно и устал идти по жаре, вот передохну у вас до вечера да пойду к себе.
Синъуэмон с супругой сказали:
— Как хорошо, что зашли к нам! Проходите вот в эту комнату, она обращена к югу, откроем окна свежему ветру, поспите, отдыхайте спокойно до вечера!
Так со всей учтивостью приняли его, Иккю это было очень приятно, и тут он увидел бутыль, в которой плавала рыбка:
— Синъуэмон, эта рыбка здесь для того, чтоб давать отдых глазам вашего сына, пока он учится? Летом ничто не создаёт так чувства прохлады, как вид рыбы, плещущейся в воде!
— Так и есть. Один человек прислал её нашему сыну, чтобы он легче переносил жару. Только мало воды для неё, вечером собираюсь её отнести к реке и выпустить.
— Глядя на эту рыбку, сочинил я стихи, сейчас покажу! — И написал:
Фэй Чжанфан[381] был обманут размером чудесной бутыли,
В ней скрывался дворец, подобных которому нет в этом мире,
Глядя сейчас на рыбу, что плещется за стеклом,
Невольно подумаешь о себе — явь это или сон?
— Людям такое показывать стыдно, это я только сейчас, для развлечения написал.
Синъуэмон же сказал:
— Да, и вправду очень интересно. Фэй Чжанфан был обманут видимой величиной кувшина, который ему показал старый торговец, а рыба плавает в небольшой бутыли, и сквозь стеклянные стенки ей кажется, что обитает она в нашем обширном мире.
Иккю к сказанному добавил:
— Вот что я ещё вспомнил, Синъуэмон. Уж не помню, когда и где это было, но был один монах, который истово и неустанно читал «Сутру сердца праджняпарамиты». Однажды ночью кто-то из тех, кто там жил, заметил свет, пробивающийся из кельи того монаха. Удивившись, заглянул он через окно внутрь и увидел, что сияние изливалось изо рта монаха, когда он читал сутру. Поражённый этим, наутро он рассказал другим об увиденном, и все удивлялись, говоря: «Такое чудо случилось оттого, что он с такой твёрдой верой в душе неустанно занимается самосовершенствованием!» А ещё людям, которые были с ним близки, тот монах рассказывал: «Сижу я с закрытыми глазами и читаю сутру. Прочитал раз сто, открываю глаза, оглядел келью, а все четыре стены стали прозрачными, ясно я видел и двор, и каждую травинку во дворе. Поразился я этому, встал, посмотрел — окна и дверь были плотно закрыты, всё было в порядке. Я снова сел читать сутру, смотрю — снова могу видеть сквозь стены. Это произошло благодаря могуществу сутры!» Сейчас вспоминаю эту историю и думаю, что эта рыба может всё видеть через стеклянные стенки сосуда, а о том, чтобы выйти наружу, даже не мыслит. Так же и тот монах, непрестанно копивший заслуги чтением сутры, только и смог, что видеть сквозь стены, и какая в том польза? Разве что можно заранее видеть сквозь стены воров и от них уберечься. Кроме того, ничего хорошего в такой способности нет.
Синъуэмон сказал:
— Конечно, всё это так, но всё же, разве не удивительно, что заслугой чтения сутры случилось такое чудо? Вот, например, наш учитель Бодхидхарма девять лет просидел перед стеной и всё это время не разговаривал, не спал, занимался сосредоточением, ни на что не отвлекаясь. И несмотря на это, ничего подобного тем удивительным событиям, о которых вы рассказывали, с ним не происходило. Что же, он был недостаточно твёрд в вере или не хватало усердия в самосовершенствовании?
Преподобный нахмурился, подумал и сказал:
— Синъуэмон! Вот у воды есть добродетель равенства. Пусть сменятся сто, тысяча кальп, но поверхность воды всегда будет оставаться ровной. Камень обладает свойством не уменьшаться, и пускай пройдёт неисчислимое количество кальп, сгнить и уменьшиться он не может, в этом его главное свойство. В истинном учении нет ничего чудесного. Кошка, даже если облезет, останется кошкой, поварёшка, даже треснувшая, всё равно поварёшка. То, что кажется удивительным и чудесным, — заблуждения ума.
Синъуэмон поклонился:
— Как вы хорошо сказали! — и умолк, восхищаясь объяснением преподобного.
Конец третьего свитка «Продолжения рассказов об Иккю»
1
О том, как преподобный Иккю послал поздравительные «безумные стихи» сыну Нинагавы Синъуэмона
Старшему сыну Нинагавы Синъуэмона исполнилось одиннадцать лет, от рождения он был смышлён и сметлив, отец с матерью безмерно любили его и лелеяли, как драгоценность, и вот в одном доме, близком по положению им, нашлась подходящая девочка, они договорились о браке и поклялись быть вместе до скончания века, обменялись обещаниями не изменять своим чувствам восемь тысяч лет и счастливо договорились о помолвке. Всегда с почтением относилась эта семья к преподобному, всегда они сообщали ему обо всём, вот и сейчас с открытой душой ему об этом сказали, а Иккю возрадовался и написал поздравительные стихи:
