— Я вижу, ваше решение твердо, — сказала старуха Чай, — но и отпустить вас без охраны нельзя. Хорошо, я сама провожу вас в Юньнань!
— Нет, нет! Я не смею вас утруждать! — запротестовала вдова. — Где это видано, чтобы о преступнице так заботились?!
— Хорошо, сестра, тогда я провожу вас через три заставы, — уступила старуха Чай. — Я не могу допустить, чтобы вы погибли!
— Матушка, я тоже вместе с вами поеду провожать тетушку! — сказал Чай-ван. — Á заодно посмотрю, что делается в моих владениях.
— Прекрасно! — обрадовалась старуха. — Тогда собирайся в путь.
В тот же день Чай-ван снарядил повозки и коней, назначил провожатых, а на следующий день все тронулись в путь.
Ехали только днем, на ночь останавливались отдыхать. Заставы миновали благополучно. Пособники Цинь Гуя не посмели тронуть госпожу Юэ — боялись Чай-вана.
Наконец добрались до Юньнани и вручили тамошнему правителю подписанный Цинь Гуем приказ. Чжу Чжи — так звали правителя — отписал первому министру о прибытии ссыльных и отправил сопровождавших госпожу Юэ столичных чиновников обратно в Линьань с дарами для Цинь Гуя.
Покончив с делами, Чжу Чжи возвратился в присутственный зал, и тут взгляд его упал на госпожу Гун, невестку вдовы Юэ Фэя. Молодая и красивая женщина ему приглянулась.
— Будешь мне прислуживать! — сказал он. — Остальные могут устраиваться во внешнем флигеле.
— Да как вы смеете! — вскричала возмущенная до глубины души госпожа Гун. — Не бывать этому! Я ссыльная, а не ваша рабыня!
— Знай же, министр Цинь Гуй повелел мне всех вас казнить! Но я не выполнил его приказ, потому что ты мне понравилась! — крикнул Чжу Чжи. — Ты в моих руках — что хочу, то с тобой и сделаю! Идем!
— Я тоже из рода Юэ и знаю, что такое преданность, почтительность, долг и справедливость! — в гневе отвечала молодая женщина. — Лучше умереть, чем принять позор!
С этими словами она бросилась вниз головой на каменные ступени крыльца.
Поистине:
Жаль такую прекрасную деву
Предавать в этот час забвенью,
Ты — как Цзинь Чжи из Нанькэ[48],
Но… пришел конец сновиденью.
Если вы не знаете о дальнейшей судьбе госпожи Гун, то прочтите следующую главу.
Подлеца постигает заслуженная кара во дворце Чжао-вана Братья находят достойных жен в монастыре Вопрошаю луну
Не медли, если решено,
И не беда, коль сватов нет.
Взбирайся смело на Янтай,
Желаю радостей и благ!
Вас утром свяжут облака,
Чтоб вместе были много лет —
И пусть гармонию сердец
Рождает вечно этот брак!
Итак, госпожа Гун бросилась вниз головой на каменные ступени, но слуги вовремя ее удержали.
Разъяренный Чжан Ин налетел на Чжу Чжи с кулаками:
— Собака, совести у тебя нет!
— Ты еще смеешь распускать руки, преступник! — вскипел чиновник. — Слуги, бейте его палками, пока не подохнет!
Свита набросилась на Чжан Ина и увела его, как вдруг раздался крик:
— Господин! Чай-ван и его мать вас спрашивают!
От страха у Чжу Чжи душа ушла в пятки. Он кинулся встречать высоких гостей, усадил их на почетные места.
В это время в зал ворвался Чжан Ин. Он упал на колени перед Чай-ваном и со слезами поведал о бесчинствах обнаглевшего чиновника.
— Вот как ты выполняешь приказ государя! — не владея собой, закричал Чай-ван. — Люди! Рубите злодею голову!
— Ради меня пощадите его, дорогой племянник! — попросила взволнованная госпожа Юэ.
— Нет, его надо обезглавить! — не сдавался Чай-ван. — Народ возмутится, если такого подлеца оставить в живых!
Госпожа Юэ продолжала просить, и Чай-ван смилостивился:
— Хорошо, тетушка! Ради вас я отменю казнь!
Госпожу Чай трясло от гнева.
— Пусть этот паршивый пес вместе с семьей убирается вон из ямыня! — заявила она. — Подумать только — чего захотел!
Посрамленный Чжу Чжи схватился за голову и бежал, как побитая собака.
Госпожа Юэ с сыновьями и слугами расположилась в ямыне. Телохранителей Хань Ши-чжуна она отправила обратно с письмом, в котором сообщала супругам Хань о благополучном прибытии и благодарила их за заботу.
Чай-ван еще на несколько дней остался в здешнем ямыне. Делать было нечего, и молодые господа занялись охотой.
Однажды, когда юноши вернулись с прогулки, названые сестры беседовали в зале. Посмотрев на оживленные лица детей, госпожа Юэ уронила слезу.
— И что вы расстраиваетесь? — сказала старуха Чай. — Пусть себе веселятся.
— Да, они развлекаются и ни о чем не тужат! — вздохнула госпожа Юэ. — А у меня сердце болит за старшего сына Юэ Лэя. Послала его в Нинся и до сих пор не знаю, что с ним!
— Не печальтесь, матушка! — воскликнул Юэ Тин. — Я во что бы то ни стало найду брата!
— Мал ты еще, нельзя тебе в такую даль! — покачать головой мать. — Попадешься в руки предателей, и мне новое горе!
— Тетушка, не беспокойтесь! — вмешался Чай-ван. — Кто может схватить Юэ Тина, если приметы его никому не известны?! А чтобы в дороге никто его не расспрашивал, я дам ему охранную грамоту. Напишу, что он едет в Нинся по казенному делу, и его не посмеют задержать ни на одной заставе!
— Так было бы вернее, — согласилась вдова.
Юэ Тин быстро собрался в дорогу и на следующее утро стал прощаться с братьями и матерью.
— Как только найдешь Юэ Лэя, — напутствовала она сына, — сразу возвращайтесь с ним обратно, чтобы я не беспокоилась. Будь осторожен, не вступай ни с кем в споры.
Юэ Тин пообещал выполнить наказ и двинулся в путь.
А сейчас перенесемся в горы Тайхан, где по приказанию Ню Гао мастера изготовили белые траурные шлемы и латы для трех тысяч воинов.
Юэ Лэй с братьями наконец отправился в Юньнань. Впереди войска развевалось знамя с надписью: «Иду в Юньнань навестить матушку».
Ню Гао дал Юэ Лэю верительный знак, по которому во всех уездах ему выдавали провиант для воинов и фураж. Чиновники помнили о Юэ Фэе, о его честности и преданности родине, к тому же боялись Ню Гао, поэтому никто не чинил Юэ Лэю препятствий, и воины его ни в чем не нуждались.
Только в начале лета добрались наконец до заставы Чжэньнань. Погода стояла жаркая, люди и кони едва плелись.
Юэ Лэй тоже устал и приказал воинам расположиться на отдых в тени деревьев. Он намеревался здесь переночевать, а по утреннему холодку двинуться дальше.
Воины врыли в землю котлы, приготовили пищу.
Ню Туну наскучило сидеть без дела в лагере, и он решил прогуляться. Поднявшись на гору, он углубился в лес. В чаще было прохладно. Ню Тун прилег на плоский камень и уснул мертвым сном.
Проснулся он только утром, протер глаза и в растерянности огляделся — местность была совсем незнакомая. Ню Тун вскочил и побежал в лагерь. Но он позабыл дорогу и направился совсем в другую сторону! Спускаясь с горы, юноша наткнулся на военный лагерь. В середине его стоял шатер, перед ним — стол. За столом восседал военачальник в окружении телохранителей. Перед ним ровными рядами выстроились воины.
Военачальник держал в руках список и делал перекличку. В тот момент, когда подошел Ню Тун, он крикнул:
— Лю Тун!
Ню Туну показалось, что называют его имя.
— Как ты смеешь называть меня прямо по имени, как мальчишку?! — вскипел он.
Военачальник вскинул голову, гневным взглядом смерил Ню Туна: он принял его за своего воина.
— Ах ты сукин сын! С кем разговариваешь?! Стража, взять его! Сорок палок наглецу!
Телохранители бросились выполнять приказание, но Ню Тун сразу свалил с ног семерых.
— Я тебе покажу, как бунтовать! — неистовствовал военачальник, но, едва богатырь повернулся к нему, обратился в бегство. Воины тоже в страхе разбежались.
Оставшись один посреди чужого стана, Ню Тун прошел в шатер. Там на столе были расставлены вино и закуски.
— Очень кстати! А то я совсем проголодался! — воскликнул Ню Тун и принялся с жадностью поглощать яства.
В это время снаружи донеслись крики. Ню Тун выглянул из шатра: прямо на него двигались сотни две воинов, вооруженных копьями.
У Ню Туна не было оружия. В одно мгновение он опрокинул стол, вырвал из него ножки и поднял над головой, готовый дать отпор первому, кто на него нападет…
А теперь вернемся в лагерь Юэ Лэя, где давно заметили исчезновение Ню Туна. Все утро его искали и уже собирались вернуться в лагерь, как вдруг за горой послышались крики. Поспешили туда, и видят: Ню Тун сражается с целым отрядом. Доложили Юэ Лэю. Встревоженный юноша взял с собой пятьсот воинов и бросился на выручку брату.
— Стойте! — закричал он, приблизившись к месту боя. — Что тут происходит?
