Но Ян Чан-цюй стоял на своем:
— Пусть нет у меня талантов и знаний Бань Чао,[63] который, отложив кисть, отправился совершать подвиги в битвах с врагом, но ведь время уходит, и я не могу больше ждать. Мой час настал!..
Отец только руками развел.
— Смысл жизни мужчины в сражениях, в постижении мудрости, а все остальное — пустое. Что делать, жена, придется отпустить сына.
Взяла госпожа Сюй сына за руку и говорит:
— Мы с отцом не очень еще старые, поэтому о нас не беспокойся. Но мне тяжело с тобой расставаться, ведь ты для меня так и остался маленьким. А каково ждать твоего возвращения, ждать дни и ночи, ждать неизвестно как долго!
Она говорила, не замечая, что слезы бегут у нее по щекам. Сын с нежностью склонился к матери.
— Матушка, не подумайте, что я дурной сын. И не надо проливать слезы, поберегите себя!
Достала госпожа Сюй из сундука все свои кофты да юбки, вынула из волос шпильку и продала все за несколько десятков лянов серебра.[64] Купила она осла, наняла мальчика-слугу и передала их сыну вместе с оставшимися деньгами. И вот настал час отъезда. Отец с матерью проводили сына до околицы и долго смотрели ему вслед, не проронив ни слова. Только когда сгустились сумерки, вернулись они домой.
А молодой Ян, хоть и не по годам ученый и разумный, все-таки не был старше своих лет: одной рукой погонял он осла, а другой утирал обильные слезы.
Впереди лежал путь в столицу. Весна уже кончалась, и подступало лето. Все вокруг зеленело, пестрели цветы, веял восточный ветерок, монотонно приговаривала кукушка. Успокоившись, Ян стал замечать красоту окрестных мест и вскоре уже громко читал подходящие стихи, почтительно вспоминая при этом отца с матерью. Через десять дней он достиг окрестностей Сучжоу.[65] Тот год выдался неурожайным, и в лесах появились разбойники. Ян принимал меры предосторожности: проделав часть дневного пути утром, путешественники отдыхали днем, а под вечер снова шли вперед, стараясь держаться поближе к селениям, пока не находили подходящего пристанища на ночь. И вот однажды бросилось им в глаза — все реже встречаются путники, все меньше постоялых дворов у дороги. А солнце уже скрылось за холмами, и быстро сгущалась тьма. Выглянула луна. Через несколько ли пришлось путникам остановиться — деревья под самое небо и громадная гора преграждали им путь. А тут еще луна ушла за тучу, ветер закружил под ногами прошлогодние листья и дорога начала петлять, поднимаясь в гору. Мальчик-слуга шел впереди, подгоняя осла. Вдруг он выронил кнут и подбежал к Яну. Тот спросил, что случилось, и мальчик, указывая на заросли, прошептал в ответ:
— Нам ведь говорили про разбойников. Посмотрите, господин, там кто-то стоит…
Ян посмотрел, но увидел только отполированный дождями ствол старого дерева, а за ним гнилой пень, который чуть светился в кустах. Рассмеялся он и пожурил слугу за трусость. Мальчик подобрал кнут, и двинулись путешественники дальше. Но не прошли и десяти шагов, как из зарослей выпрыгнули на дорогу разбойники и, угрожая ножами, подступили к Яну. В нос юноше ударил дурной запах, но он даже в лице не изменился и говорит им:
— Я знаю, что вы крестьяне и что голод довел вас до лиходейства. И все-таки грабить путников грешно, хотя мне не жаль ни денег, ни одежды. Только лишать человека жизни — это уже смертный грех!
Предводитель разбойников расхохотался.
— А ты знаешь, что люди обычно дорожат своими пожитками больше, чем жизнью? Пока не ткнешь ножом такого жадюгу — ничего не отдаст!
Ты прав, — согласился Ян, — а пока отойдите в сторонку, я сам сниму одежду и отдам вам ее вместе со всем, что у меня есть.
Разбойники спрятали ножи и отступили на шаг. Ян велел снять с осла поклажу и сам начал спокойно раздеваться. Остался в одном исподнем и говорит:
— За мое исподнее вы много не выручите, а голым мне идти негоже, так что не обессудьте.
Разбойники вытаращили глаза.
— По вашему поведению не скажешь, что вы нас боитесь, — такого храбреца впервые видим!
Сказали, забрали все и скрылись в лесу. Ян со слугой и ослом спустился с перевала и принялся искать пристанища. Уже миновали третья и четвертая стражи,[66] когда наткнулись наконец путники на постоялый двор. Хозяин оглядел их с недоверием.
— Что угодно господам в столь поздний час?
Тут мальчик рассказал о встрече с разбойниками, и хозяин всплеснул руками.
— На этом перевале уже многих убили — всё путников, которые до захода солнца не успели попасть ко мне. А вам просто повезло — дешево отделались!
— Я слышал, — проговорил Ян, — что Сучжоу — самая большая и могущественная округа в Цзяннани.[67] Неужели вашему начальнику управы не по силам избавить здешних жителей от злодеев?
Ничего не ответил хозяин, только усмехнулся. Приказав слугам приготовить постели и зажечь светильники, он проводил гостей в комнату, а как только слуги вышли, приблизился к Яну и прошептал:
— Управа наша неподалеку, да правитель никуда не годится: у него на уме только вино и красотки, он о деле и слышать не желает. Так что помощи от него не жди.
Видя, что гости устали и проголодались, хозяин пожалел их и пригласил к своему столу. Поднявшись рано утром, Ян погрузился в раздумья: что делать — продолжать путь в столицу или вернуться домой? Хозяин дал Яну бедную одежонку, чтобы прикрыть наготу, и посоветовал подобру-поздорову уносить ноги из Сучжоу.
Вдруг в дом вошли два воина с лицами, исполненными благородства. У каждого на плече лук и колчан со стрелами. Гости кликнули хозяина и велели подать вина. Увидели Яна и спрашивают:
— Кто вы и куда путь держите?
— Иду в столицу, — отвечает Ян.
— Сколько же вам лет? — спрашивают.
— Шестнадцать.
— А почему же вы, юноша благородного происхождения, в таком виде?
— Я беден, а в дороге на меня напали разбойники и отняли одежду и все мое добро. И теперь не знаю, как поступить: то ли вперед идти, то ли назад возвращаться!
Воины говорят:
— Всякое бывает, не вы первый, не вы последний, но по вашему облику мы видим, что вы не робкого десятка. Так, значит, идете в столицу? Экзамен, наверно, сдавать? Получили хорошее образование?
Ян улыбнулся.
— Я вырос в глуши, какое там может быть образование?! Кое-чему я выучился, но иногда самого простого не понимаю.
Один из воинов в ответ:
— Не скромничайте! Хочу предложить вам кое-что. Завтра Хуан Жу-юй, правитель Сучжоу, устраивает пир в Павильоне Умиротворенных Волн. Со всей нашей округи, даже из Ханчжоу,[68] приглашены поэты — они будут состязаться, кто лучше сложит стихи о павильоне. Победителю обещана большая награда. Если у вас есть таланты, можете и выиграть, — тогда на дорогу хватит.
Другой воин добавил:
— Хоть вы и молоды, но все-таки мужчина, потому запомните-ка вот что, — вдруг пригодится. Из всех тридцати шести округов к югу от Янцзы Ханчжоу более всех славится своими гетерами. А в тридцати шести зеленых теремах[69] Ханчжоу самой красивой, самой искусной в песнях, танцах и сочинении стихов слывет знаменитая Хун. И нет гетеры, которая могла бы устоять против правителя Сучжоу, — одна только Хун не сдалась. Такая гордячка: если сама не полюбит, умрет, но не покорится. Ей уже четырнадцать лет, и до сих пор никто не завладел ее сердцем. А правитель Сучжоу — сын первого министра Хуан И-бина! Ему всего тридцать лет, он обожает музыку, вино, любовные утехи, умен, его талант поэта известен даже в столице, красотой же он превосходит всех, кто был до него! Он вознамерился сломить сопротивление Хун и только ради нее устраивает этот пир. Празднество будет великолепным! Мы люди военные, с учеными нам тягаться трудно, а вот вам стоило бы принять участие в состязании. Потупился Ян.
— Куда уж мне с моими талантами!
Молодые воины улыбнулись, развязали шелковые кошельки, расплатились за вино и удалились, а Ян задумался: «Вот вам и правитель! Наместник императора, а дела запустил и погряз в прелюбодействе. Не имел я желания встречаться с этим Хуан Жу-юем, но выхода у меня нет. Последую совету воинов, пойду к нему на пир да заодно проучу негодяя!»
Вслух же Ян произнес:
— В Цзяннани я до сих пор не бывал. Полезно ознакомиться с ее достопримечательностями и людьми. Любопытно взглянуть и на красавицу Хун — верно ли все, что говорят о ней?
Приободрившись, он позвал хозяина.
— Далеко ли отсюда до Павильона Умиротворенных Воли?
— Триста ли будет.
— Я без денег и пока не могу продолжать путь в столицу. Если я отдам тебе осла, не откажешься ли прокормить меры и моего слугу несколько дней?
Хозяин прижал к груди руки:
— Далее простолюдинов, ваша милость, я в беде не бросаю, а уж вам подавно ни в чем не откажу!
Ян поблагодарил добряка и следующие несколько дней до празднества прожил на постоялом дворе. В назначенный день Ян, сказав хозяину, что идет к Павильону Умиротворенных Волн, отправился со слугой на пир. Они шли на восток. Луга, покрытые цветами изумительной красоты, звонкие ручьи и зеленые горы открывались их глазам. Через несколько десятков ли они оказались у широкой реки, над которой плыли голубые облака. «Павильон должен стоять у реки, — подумал Ян, — значит, пойдем по берегу». Через несколько ли путники увидели покрытые лесом горы, а на прибрежных отмелях белых чаек. Ян понял, что павильон близко. Не прошли они двух-трех ли, как порыв ветра донес до них звуки музыки. Еще несколько шагов — и вот он, на холме, величественный павильон, крытый голубой черепицей, смотрящий на реку. Красные столбы его подпирают небо, и спереди надпись: «Павильон, Умиротворенных Волн». Ласково овевает его свежий ветерок. Трепещут шелковые стяги, плывут в выси легкие облачка, ароматная голубая дымка стелется над водной гладью. У подножия холма толпятся люди и экипажи.
