Как будто и на них излилось море бед.
(д. III, явл. 9)
Неточность Мариво: о нанятой кухарке говорилось во второй части.
Председателем (или президентом) назывался крупный судейский чиновник, председатель местного парламента (магистрата) или одной из судебных палат. В феодальной Франции правосудие вершилось от имени короля, но система судебных учреждений была чрезвычайно запутанной и по существу формально не подчинялась королевской власти. Суд и полиция часто не были разделены, т. к. председатели парижских судебных палат обязаны были не только карать за преступления, но и предупреждать их, следя за строгим исполнением законов и за порядком в городе. Обращение г-жи Абер-старшей к председателю не случайно: именно в его ведении находились, по-видимому, мелкие уголовные дела, каковыми являлись грабежи, мошенничество, банкротства, случаи адюльтера и т. п.
Фиакры, небольшие закрытые городские экипажи на двух пассажиров с открытыми высокими козлами, появились в Париже в первой половине XVII в. – первая контора по их найму открылась в 1640 г. в отеле Святого Фиакра (католический святой, живший в VII в.), что и дало название экипажу. По свидетельству Мерсье, в Париже во второй половине XVIII в. было около двух тысяч таких наемных карет.
Во время Мариво проведение сквозь строй широко применялось во французской армии как основной вид наказания. Введенное Людовиком XIV, проведение сквозь строй было отменено лишь в 1786 г.
Одетый со всей элегантностью, какую допускает одежда. – Речь идет о так называемых «петиметрах», которые первоначально были не просто щеголями. Так стали называть молодых дворян, на которых опирались вожди феодального лагеря (принцы Конде, Конти и др.) во второй период Фронды (1649–1653), когда во Франции разыгралась подлинная гражданская война между сторонниками королевской власти и «фрондерами». Петиметры щеголяли не только изысканными, подчас экстравагантными нарядами, но и независимым, вызывающим поведением. Но постепенно из борцов против королевской власти петиметры превратились в простых светских щеголей, типичных представителей золотой молодежи. Особенно много петиметров появилось при дворе после 1684 г., и мода на них перекинулась в слои зажиточной буржуазии. Группой молодых придворных (Маникан, Тайаде, герцог де Грамон) был даже основан шуточный «Орден петиметров», наподобие Мальтийского, члены которого обязывались вести разгульную жизнь, не верить в женскую любовь и т. д. Лабрюйер в «Характерах» (VIII, 74) имел в виду именно их, когда писал: «Они перестают любить женщин в том возрасте, когда юноши обычно только начинают испытывать это чувство, предпочитают ему пирушки, чревоугодие и низкое сластолюбие; тот, кто пьет лишь вино, слывет у них скромником и трезвенником, ибо неумеренное потребление этого напитка давно отбило у них охоту к нему» (Лабрюйер. Характеры. М. – Л., 1964, стр. 181–182). Немало петиметров было и в первой половине XVIII в., особенно в годы Регентства и первые десятилетия царствования Людовика XV. Образ петиметра не раз изображался в литературе; Мариво посвятил этой теме трехактную комедию «Исправленный петиметр», впервые представленную на сцене театра «Комеди Франсез» 6 ноября 1734 г. (См. критическое издание пьесы, осуществленное Ф. Делоффром: Marivaux, Petit-Maоtre corrigè. Genиve, 1955). В «Указателе» к роману Мариво назвал аббатов «церковными петиметрами».
Цитата из поэмы Буало «Налой» (I, 12).
Это замечание характерно для эпохи. Мысль о том, что чувствительностью обладают люди по натуре добрые, станет ведущей в так называемой «слезной» комедии (Детуш. Нивель де Ла Шоссе и др.).
Стражники с ближней заставы. – Во времена Мариво парижская полиция была весьма, многочисленной и имела строгую организацию, которую дал ей Марк Рене д'Аржансон (1652–1721), ее глава в последние десятилетия царствования Людовика XIV. Она состояла из стражников (archets), следивших за порядком на улицах, и сержантов – полицейских более высокого ранга, командовавших отрядами стражников, но главное – имевших более широкие функции: производивших аресты, первичные расследования, сопровождавших преступника в здание суда и т. п. Существовала также специальная ночная стража, охранявшая Париж ночью. Кроме того, д'Аржансон создал широкую сеть тайных полицейских агентов, которые информировали его о всех событиях в жизни города, о настроении населения и т. п. Вполне естественно, что по полицейскому посту было около каждой из шестидесяти парижских застав, где таможенный чиновник осматривал багаж всех приезжающих и, в случае надобности, взимал соответствующую пошлину.
Лекарем… – Речь идет в данном случае о чем-то вроде фельдшера; в отличие от докторов, кончивших Сорбонну и получивших ученую степень, лекари (или хирурги) занимались в основном перевязкой ран, вправлением вывихов и наложением лубков при переломах; если надо, они могли также пустить кровь (что делали также цирюльники). Вполне естественно, что пациентами их были представители простого народа: богатые и знатные обращались обычно к дипломированным докторам.
Согласно юридическим нормам тех лет в тюремную камеру помещали сразу только крупных преступников, вина которых была неоспорима. В Париже было немало тюрем; Бастилия и Венсеннский замок предназначались для особо опасных государственных преступников; менее значительных содержали в тюрьмах Бисетр, Сен-Лазар, Сент-Пелажи, и др. Существовали тюремные камеры и в здании суда (Шатле), они не были собственно тюрьмой, в них сажали всех задержанных в том случае, если тяжесть улик не влекла за собой немедленного препровождения в одну из тюрем. Современники часто жаловались на то, что парижская полиция производила аресты по малейшему подозрению, поэтому случалось, что совершенно невинные люди оказывались в компании воришек, пьяниц и бродяг.
Уголовный кодекс XVIII в. разрешал подвергшемуся предварительному заключению покупать на свои деньги пищу и необходимые вещи; на это не требовалось особого разрешения тюремщика.
Черную одежду носили в XVIII в. государственные чиновники, в том числе нотариусы, судьи всех рангов, высшие полицейские чины, начиная с сержантов, а также члены парижского парламента (органа городского самоуправления).
Действительно, во времена Мариво такая улика могла повлечь за собой безоговорочное признание виновности. Во французском уголовном кодексе XVIII в. говорилось: «Если кто-либо будет задержан с обнаженной, покрытой кровью шпагой в руке, поспешно выбегающим из дома, имеющего лишь один вход, если в этом доме будет обнаружен только Что убитый человек, то перечисленные улики являются достаточным основанием для того, чтобы признать виновным вышеупомянутое лицо, выбежавшее из Дома со Шпагой в руке („Traitè de la justice criminelle de France“, t. I. P., 1771, p. 831).
В данном случае не городской рассыльный, а тюремный служитель. См. прим. 6 к части первой.
В данном случае речь идет о начальнике парижской полиции, носившем звание «генерального лейтенанта полиции» и бывшем сановником, по значению равным министру (хотя официально в кабинет министров он не входил).
В дореволюционной Франции подобные действия были широко распространены и предусматривались законом: когда с подсудимого снималось обвинение, он возвращался домой в сопровождении судебного пристава, объявлявшего всему кварталу о невиновности данного лица.
Сборщики налогов (malôtiers) были заинтересованы в увеличении размеров и числа последних и быстро составляли значительные состояния.
В функцию этих адвокатов входило разбирательство дел частных лиц, переданных в Государственный Совет; таким образом, эти чиновники одновременно исполняли должности и прокурора и адвоката.
Обычай делать визиты был распространен в XVIII в. в самых разных кругах общества. Постепенно здесь сложился свой ритуал. Бывали визиты праздничные, поздравительные, траурные, благодарственные и т. д. В богатых домах для визитов отводили специальные дни, когда хозяева принимали; в таких случаях о прибывших докладывал лакей, причем, если гостем была женщина, открывал перед ней обе створки двери в гостиную. Скоро обычай делать визиты перешел из великосветского общества в буржуазные круги. Представители крупной и средней буржуазии, во всем тянувшиеся за дворянством, также назначали приемные дни, но в целом здесь все было проще, поэтому Жакоб идет с визитом к г-же де Ферваль в первый же удобный для него день.
