Гуттен. Да, это я схватил тебя за шиворот. А теперь ты у меня покувыркаешься, шлюха, вот так, и еще раз, и вот этак!
Булла. Ты осмелился поднять на меня руку?! С этой минуты ты отлучен, и пусть узнает Десятый, что ты лютеранин.
Гуттен. Нет, не лютеранин, но еще более злой недруг булл, чем Лютер, и еще сильнее ненавижу преступный Рим!
Булла. Совсем-совсем недавно в Германии таких людей не было. Эй, несчастные, несчастнейшие из несчастных, против кого дерзнули выставить рога? Боюсь, как бы ваше безрассудство досыта и более чем досыта не напоило вас, тебя и Лютера, бедою из одной чаши, из той страшной вавилонской чаши{946}, — если только ты не послушаешь моих увещаний и не уймешься. Помни, что лучше бежать назад, чем вперед, но неудачно.
Гуттен. А ты бежала так неудачно и так далеко забежала, что обратно тебе не вернуться. Ты у меня отсюда не уйдешь, как бы ни старалась.
Булла. Ты думаешь помешать Булле возвратиться? И не позволишь мне бродить, где вздумается? И катиться, куда захочу, в моих владениях?
Гуттен. В твоих владениях, говоришь, злодейка?! Ну, за эти слова ты ответишь головой и впредь будешь называться «недюжинно-избитой» — так я отхолю тебя с головы до пят! На, отведай моих кулаков.
Булла. Я не голодна.
Гуттен. А все-таки отведай!
Булла, Ты что это, бьешь меня?
Гуттен. Получай!
Булла. Увы, он меня колотит! Пропала твоя голова!
Гуттен. Пропали твои бока!
Булла. Эй, ты погибнешь лютою, жалкою смертью — ты ее заслужил!
Гуттен. Ты издохнешь прежде, чем успеешь погубить меня или еще кого-нибудь. Вот тебе, подлая, угощайся вволю!
Булла. Перестань, ты, самый злой из нечестивцев, каких только носит земля!
Гуттен. Вот тебе, дрянная Булла!
Булла. Я не привыкла к таким дарам!
Гуттен. Ничего, привыкнешь, я тебя приучу!
Булла. Скажи, скажи, бессовестный, кто отдал меня тебе в учение, чтобы ты меня наставлял вопреки моему желанию?
Гуттен. А я сам тебя взял.
Булла. Болван, тупица, зачем ты это затеял?! Ну, пусти же, я пойду, куда меня послали.
Гуттен. Что ты там будешь делать?
Булла. То, что говорила, — чему научена, для чего снаряжена и так хорошо подготовлена. И время как раз приспело: люди есть, обстоятельства благоприятствуют, — такой случай больше не представится.
Гуттен. Ничего, я вырву у тебя из рук твое оружие. Куда побежала? Ну-ка, посмотри на меня. Ишь как ловко прикидывается, какая степенная походка, какой вид благопристойный — кто-нибудь, пожалуй, и за чистую монету примет!.. На меня гляди, на меня! В клочки тебя разорвать мало, чертова ведьма!
Булла. Помогите, заступитесь, благочестивые немцы! Где бы вы ни были, придите на помощь — меня бьют нещадно! Вот человек, который избивает буллы и делает из папы Льва посмешище!
Гуттен. А пока я тебе всыплю еще.
Булла. Пусти, говорю! Нечего тебе усердствовать надо мною — злое это усердие, нехорошее!
Гуттен. А все-таки хочется поусердствовать, сейчас сделаю из одной Буллы несколько.
Булла. Что? Ты собираешься делать буллы, мошенник, — да ведь это только папам разрешается!
Гуттен. Нет, новых я делать не стану, а просто искрошу тебя на мелкие кусочки.
Булла. Никогда еще не видывала такого дикого зверя среди людей!
Гуттен. И я никогда еще не видел такую дрянную буллу. Ух, до чего ты отвратительна, рожа-то до чего противная!
Булла. А ведь иные поклонялись бы мне как богине, если бы ты меня к ним пропустил.
Гуттен. Клянусь, они рабы, те, кто молятся на тебя — чванную, бесстыжую, зловонную, полную вероломства и преступлений! А ты еще превозносишь самое себя до небес, делая, как говорится, из мухи слона! Получай двойную порцию и еще одну — вот как следует расправляться с римскими соблазнами.
Булла. О, если бы собраться с силами — я бы дала тебе такой отпор!.. Что ты бьешь меня, заморыш? Думаешь, я защититься не смогу? Ошибаешься, я Булла храбрая, мужественная. Ну, что ты меня бьешь?! Вот тебе!
Гуттен. Этого только мне и нужно — отбрыкивайся, отбрыкивайся, чтобы не вышло так, будто я разделался с тобой вовсе без сопротивления. Побушуй немного — скоро ты у меня станешь как шелковая. Получай, храбрая Булла, получай, дщерь Десятого, еще разок, папино творение! Вот как дерутся у нас в Германии.
Булла. Увы мне! Увы благочестию! Где же Экк? Куда он запропастился, доблестный муж? Верно, наперед знал, что случится беда, и почел за лучшее сбежать! Славно же ты меня предал, лицемерный богослов, бессовестный хитрец!
Гуттен. Негоже булле-воительнице так скоро падать духом и так жалобно голосить. Держись и отбивайся!
Булла. Не для такой битвы я сюда прибыла.
Гуттен. Знаю — ты привыкла к злодейским обманам и коварству. Но мы в Германии сражаемся по-иному.
Булла. Потому-то мне и не нравится сражаться с тобою.
Гуттен. Зато мне нравится рубить тебя под самый корень, злобная тварь, злобою набитая!
Булла. Да ведь перед тобою я ни в чем не провинилась, какая я там ни будь.
Гуттен. Не провинилась? Передо мною? А кто замыслил погубить моих друзей и расправиться с нашей Свободой?
Булла. Я этого не замышляла, я только пошутила с тобой.
Гуттен. Но ее ты жестоко обидела и собственными руками избила.
Свобода. Да, до синяков.
Гуттен. Смерть тебе! Смерть!
Булла. Остановись хоть на миг и выслушай меня: берегись, ты навлечешь на себя страшную ненависть.
Гуттен. Чью же это?
Булла. Во-первых, всей без изъятия римской курии…
Гуттен. …другом которой не пожелает быть ни один порядочный человек! Охотно принимаю ее вражду.
Булла. Затем — куртизанов всех земель и дворов.
Гуттен. Тоже не возражаю. Однако ты уже все сказала?
Булла. Еще я хочу сказать, чтобы ты меня отпустил. Теперь все.
Гуттен. Ну что за наглость — морочить мне голову таким вздором, отрывая от дела, которое не терпит ни малейшего промедления! Вот тебе за это!
Булла. Что же это помощь так долго не приходит? Где же благочестие? Где страх божий? Я вижу, что буллам здесь поклоняются все менее и менее усердно. Ну, где этот предатель Экк, который завел меня в беду, а потом бросил?! Помогите, христиане, помогите!
Гуттен. Не станут, потому что знают, какую злую службу сослужила ты Христу, религии и вере.
Булла. В ком есть благочестие — сюда! Услышьте меня, германцы, если хотите, чтобы вас услышал Христос!
Гуттен. Ничего не выйдет: они предпочитают свободу.
Булла. Блаженны, кто вступится за меня!
Гуттен. Удавиться бы им! Береги спину!
Булла. Выручайте, германцы, — ведь вы всегда души не чаяли в буллах!
Гуттен. А теперь жестоко ненавидят.
Булла. Удивительное дело: те, что теперь от нас отвернулись, прежде берегли пуще глаза, так они чтили нас! Иные считали, что без булл — жизнь не в жизнь, и платили за нас бешеные деньги.
Гуттен. Сейчас — дело другое! Пуще глаза берегли вас те, у кого собственных глаз не было, а потому они и смотрели на все вашим взором. Ныне же нашлось целебное средство, и чужие глаза им больше не нужны, ибо, вылечив собственные, они ими и смотрят.
Булла. Будь оно проклято, это лекарство, из-за которого нам отказывают в гостеприимстве и бросают на произвол судьбы!
Гуттен. Будь ты трижды проклята, гнусная Булла, за то, что требуешь гостеприимства у тех, кому готовишь беду, и даже в моем присутствии смеешь поносить порядочных людей.
Булла. Раз уж ты запрещаешь мне говорить, что вздумается, скажи хотя бы, кто ты такой!
Гуттен. Я тот, кто тебя лупцует! Вот тебе!
Булла. Сгинь, несчастный, трижды, четырежды сгинь! Наущением диаволовым ты посягнул на Буллу — так будь же проклят! Анафема! Анафема!
Гуттен. А ты будь себе Буллой и получай, получай, получай!
Булла. Отродье Сатаны!
Гуттен. Ничтожные ветры жалкого болтуна! Вот тебе еще!
Булла. Увы, пустопорожние словеса я меняю сегодня на увесистые тумаки.
Гуттен. Сама выбрала такой обмен и предпочла его покою! Сидела бы себе в Риме — горя бы не знала!
Булла. Я успокоюсь и отдохну, когда прикажет Десятый.
