Булла. Хотя любой, кто выполнит мою просьбу, уже заслуживает всех наград, которые я перечислила, я прежде всего зову вас, саксонцы, послужите мне верой и правдой. А вам за это даровано будет право есть в постные дни сливочное масло и яйца, когда захотите, и дважды в день допьяна напиваться пивом. И вас зову, поляки, — вы, должно быть, где-нибудь здесь, неподалеку: помогите мне — и впредь, на вечные времена, воруйте невозбранно. Сюда, опороченные, чтобы вернуть себе доброе имя! Сюда, уличенные в симонии, чтобы снова войти к папе в милость! Сюда, ростовщики и грабители, чтобы пользоваться неправедно нажитым, не боясь греха!
Гуттен. Ну, время угощаться.
Булла. Ты пропал, несчастный!
Гуттен. А ты угостилась. И вот тебе еще.
Булла. Увы мне! Заступитесь, овцы Христовы!
Гуттен. Они слушаются лишь голоса пастыря. Получай!
Булла. Пособи мне, рука мирянина!
Гуттен. Нет, скорее уж поколотит: вот тебе!
Булла. Решится ли кто ядом или мечом истребить этого человека — кощуна, проклятого, отлученного, отродье сатанинское, лишенного прав…
Гуттен. Отлично сказано! Вот тебе за это!
Булла.…прямо или косвенно, открыто или тайно, собственными или чужими руками, и даже в священном месте!
Гуттен. Превосходная латынь! Но пока получай из той тысячи ударов, которые я тебе посулил.
Булла. Что ты меня бьешь?
Гуттен. Сама знаешь.
Булла. А кончишь когда-нибудь?
Гуттен. Дай сначала долг отсчитаю. Получай! Булла. Ой! Ой!
Гуттен. Держи еще!
Булла. Ой-ой-ой!
Гуттен. Держи!
Булла. Пощады и сострадания!
Гуттен. Что, присмирела наконец? Смягчилась?
Булла. Как же не смягчиться, если все твердое раскрошили твои удары? Стою теперь, ни жива ни мертва. А вот и рана! О каноны, декреты и преславные декреталии!
Гуттен. Все вопишь? Разве я тебе только что не запретил — из-за тех старцев?
Булла. Боль память отшибла: и стариков забыла, и себя самое.
Гуттен. И все же — получай! Зачем кличешь вздорные призраки, вроде этих декреталий, вместо того чтобы взывать к праву и справедливости?
Булла. Что же, согласна. О право и справедливость!
Гуттен. Вот тебе!
Булла. Как? Опять?
Гуттен. Да, опять, ибо нет большей справедливости, чем отхолить тебя по всем правилам.
Булла. Вот беда-то неминучая! Так и погибну здесь под ударами! Будь он проклят, Экк, дезертир, который бросил меня на волю бедствий!
Гуттен. Право же, удивительно: ведь ты все можешь, а сделать так, чтобы я вконец тебя не распотрошил, не можешь. И чего тебе бояться раны, раз ты бессмертна?
Булла. Нет, не бессмертна, я заблуждалась.
Гуттен. Это я тебе показал, кто ты такая. Чем не благодеяние, чем не бенефиций? Однако — получай еще!
Булла. Перестань, во имя всего, что тебе дорого, молю, перестань! Смотри, вот моя рука: ты победил, распоряжайся и повелевай!
Гуттен. А зачем распоряжаться? Я просто-напросто предам тебя смерти, и к тому же позорной.
Булла. О я несчастная, вот уж доподлинно несчастная! Приехала править и царствовать, а дело так обернулось, что даже мольбами жизнь не спасти! Какие уловки пропали даром, сколько изумительных хитростей пошло прахом! Послушай, даруй мне мир на любых условиях, я на все согласна.
Гуттен. Не может у меня быть мира с Буллами.
Булла. Тогда пощади смиренную просительницу.
Гуттен. Кто заблуждается ненароком, тех мы щадим охотно, но не тех, кто грешит умышленно и по злобе.
Булла. Но я больше не буду.
Гуттен. Это бесспорно, ибо ты погибнешь прежде, чем сможешь еще раз согрешить.
Булла. Укроти свой гнев, ты, победитель Буллы!
Гуттен. Лучше я тебя как следует укрощу.
Булла. Пощади! Я уже достаточно наказана и впредь никогда не сделаю ничего дурного.
Гуттен. Я уже давно знаю, как можно верить Буллам. Нет, решено: ты здесь умрешь.
Булла. Пощади!
Свобода. Не убивай ее, послушайся моего совета. Даже если ты ее и пощадишь, она вот-вот сама издохнет.
Гуттен. Ты так думаешь?
Свобода. Уверена. Она до того раздулась от спеси, что непременно лопнет и разорвется. Брось ее, она сейчас треснет.
Булла. Послушайся уговоров.
Гуттен. Нет!
Булла. Фуггеры дадут тебе денег, много тысяч!
Гуттен. Хочешь разозлить меня еще сильнее — предлагай деньги Фуггеров, нажитые самыми гнусными средствами.
Булла. Значит, остается одна надежда — куртизаны, которые — я уверена — окажут мне поддержку. А вот и они, если зрение меня не обманывает, — спешат, летят… Отлично! Скоро ты по-другому заговоришь.
Гуттен. Вот как?
Булла. Конечно! Разве ты не видишь, как они бегут сюда, чтобы вырвать меня из твоих рук? Им счету нет…
Гуттен. Да, что-то такое вижу.
Булла. Это они мчатся мне на помощь издалека… Сейчас они еще величиной с блоху, а вот уже стали как муравьи, я различаю их все яснее и яснее! Теперь всадники кажутся размером с кошку! Ну, берегись, туго тебе придется! Надеюсь, что сила смирит того, кто совсем недавно отвечал несправедливым, жестоким отказом на все мои просьбы и посулы. Ура! Ура!
Гуттен. Придите же и вы, свободные, придите, мужи! Решается наше общее дело, под угрозой благо всего отечества, огонь войны разгорается все жарче. Кто хочет быть свободным — приди: здесь можно обрести это великое сокровище, здесь гонят прочь господ, здесь избавляются от рабства. Где свободные. — ведь не перевелись же они окончательно?! И где прославленные мужи, эти герои с громкими и грозными именами? Где вы, вожди народов? Почему вы не собрались сюда, чтобы вместе со мною избавить наше общее отечество от этой чумы?! Есть здесь человек, которому невмочь быть рабом? Который стыдится угнетения и жаждет свободы? Короче — есть здесь подлинно муж, с мужскою силою в чреслах и мужским разумом? Где вы, те, что недавно грозили войною туркам? Ведь нечестивые буллы куда более злые враги Германии!.. Услышали! Сто тысяч я вижу, а во главе — Франц, приютивший меня в своем замке. Слава богам! Германия опомнилась и хочет быть свободной! Ну, что ты теперь скажешь, творение Льва?
Булла. Я вижу такое множество смертных, какого никогда еще не видела.
Гуттен. Достаточно будет для твоих куртизанов?
Булла. Более чем достаточно. Они уже бросились врассыпную и разбежались кто куда.
Гуттен. Ничего, далеко не убегут. Но вот и сам император Карл, а вокруг все князья. Такой сбор меня радует. Речь пойдет о деле, касающемся всей Германии. Сейчас я об этом скажу. Князья и мужи Германии, у меня был бой с этой Буллою, которая явилась сюда, чтобы задушить нашу Свободу, но я нагнал на нее немалого страху и сдерживал все время, пока вас не призвал. Теперь же заклинаю вас любовью к нашему общему отечеству: да не будет больше немецкий народ посмешищем и забавой для города Рима! Окажите этой Булле такой прием, чтобы ни одна после нее не посмела перейти через Альпы. Пусть видят чужеземцы, что германская доблесть наконец пробудилась. Дайте им доказательство вашей храбрости.
Франц. Прошу вас, князья и мужи Германии, сделайте мне милость и благосклонно выслушайте мои слова, если советы мои представятся вам дельными и важными. Перед нами распахнулись врата к свободе — войдемте в них! Представился удобный случай — воспользуемся им! Вот одна из Булл, которых мы уже давно и с таким ущербом для себя терпим. Это те приманки и соблазны, с помощью которых Рим уже столько лет водит нас за нос и дурачит, как ему вздумается: в ответ на дары присылает хитро сплетенные словеса, строит козни нашей Свободе, разными способами, приемами, уловками, выдумками выманивает у нас деньги, с лихвой покрывая свое гнусное расточительство, а сами римляне ведут такую жизнь, что слух о ней мерзок ушам праведных. Не говоря уже о старине, о прошлом, — оно известно всем: иные из вас были свидетелями событий последнего времени. Боги бессмертные, какая гора преступлений, и каких преступлений! Несправедливо погубил господь Содом и Гоморру, если он щадит этих римлян, в сравнении с порочностью которых содомляне еще слишком добропорядочны. Да разве можем мы говорить иначе, видя, что у них все продажно — и священное и мирское! Они без конца принимают всё новые постановления и сами же их нарушают едва отыщут какую-нибудь лазейку, а подстрекаемые алчностью, они непременно отыскивают, если это сулит им барыши. В своих хищениях они не знают ни границы, ни меры и, не успев еще растратить того, что получили, уже посылают сюда следующего грабителя, чтобы он измыслил, как бы похитрее отобрать у немцев их золото, а заодно и серебра не оставить бы ни крошки. Давайте же, наконец, попытаемся сделать то, что до сих пор считалось невозможным: будем охранять свое имущество! Ведь столько раз посылая деньги, и всякий раз помногу, мы нимало не насытили этих людей, но, напротив, еще хуже раздразнили их аппетит; долготерпение наше и простодушие, что ни день, прибавляет им алчности и вожделения к нашему добру. Нам это легче легкого — дерзните только! Что до меня, то заверяю вас: Христос так да поможет мне в моих начинаниях, как я не откажусь ни от какого труда и до тех пор не перестану трудиться, пока не удостоверюсь, что впредь бесчестным куртизанам и преступным римлянам в Германии прибыли не видать! Впрочем, я слишком многословен: таких людей, как вы, незачем одушевлять речами — вас это недостойно.
