112 "Твой путеводный светоч да найдёт, —
Он начал, — нужный воск в твоей же воле,
Пока не ступишь на финифть высот!
115 Когда ты ведаешь хоть в малой доле
Про Вальдимагру и про те края,
Подай мне весть о дедовском престоле.
118 Куррадо Маласпина звался я;
Но Старый — тот другой, он был мне дедом;[641]
Любовь к родным светлеет здесь моя".
121 "О, — я сказал, — мне только по беседам
Знаком ваш край; но разве угол есть
Во всей Европе, где б он не был ведом?
124 Ваш дом стяжал заслуженную честь,
Почёт владыкам и почёт державе,
И даже кто там не был, слышал весть.
127 И, как стремлюсь к вершине, так я вправе
Сказать: ваш род, за что ему хвала,
Кошель и меч в старинной держит славе.
130 В нём доблесть от привычки возросла,
И, хоть с пути дурным главой[642] всё сбито,
Он знает цель и сторонится зла".
133 И тот: "Иди; поведаю открыто,
Что солнце не успеет лечь семь раз
Там, где Овен расположил копыта,
136 Как это мненье лестное о нас
Тебе в средину головы вклинится
Гвоздями, крепче, чем чужой рассказ,
139 Раз приговор не может не свершиться".[643]
Долина земных властителей (окончание) — Врата Чистилища
1 Наложница старинного Тифона
Взошла белеть на утренний помост,
Забыв объятья друга, и корона
4 На ней сияла из лучистых звёзд,
С холодным зверем сходная чертами,
Который бьёт нас, изгибая хвост;[644]
7 И ночь означила двумя шагами
В том месте, где мы были, свой подъем,
И даже третий поникал крылами,[645]
10 Когда, с Адамом в существе своём,[646]
Я на траву склонился, засыпая,
Там, где мы все сидели впятером[647].
13 В тот час, когда поёт, зарю встречая,
Касатка, и напев её тосклив,
Как будто скорбь ей памятна былая,[648]
16 И разум наш, себя освободив
От дум и сбросив тленные покровы,
Бывает как бы веще прозорлив,
19 Мне снилось — надо мной орёл суровый
Навис, одетый в золотистый цвет,
Распластанный и ринуться готовый,
22 И будто бы я там, где Ганимед,
Своих покинув, дивно возвеличен,
Восхищён был в заоблачный совет.[649]
25 Мне думалось: "Быть может, он привычен
Разить лишь тут, где он настиг меня,
А иначе к добыче безразличен".
28 Меж тем, кругами землю осеня,
Он грозовым перуном опустился
И взмыл со мной до самого огня.[650]
31 И тут я вместе с ним воспламенился;
И призрачный пожар меня палил
С такою силой, что мой сон разбился.
34 Не меньше вздрогнул некогда Ахилл,
Водя окрест очнувшиеся веки
И сам не зная, где он их раскрыл,
37 Когда он от Хироновой опеки
Был матерью на Скир перенесён,
Хотя и там его настигли греки,[651] —
40 Чем вздрогнул я, когда покинул сон
Моё лицо; я побледнел и хладом
Пронизан был, как тот, кто устрашён.
43 Один Вергилий был со мною рядом,
И третий час сияла солнцем высь,
И море расстилалось перед взглядом.
46 Мой господин промолвил: "Не страшись!
Оставь сомненья, мы уже у цели;
Не робостью, но силой облекись!
49 Мы, наконец, Чистилище узрели:
Вот и кругом идущая скала,
А вот и самый вход, подобный щели.
52 Когда заря была уже светла,
А ты дремал душой, в цветах почия
Среди долины, женщина пришла,
55 И так она сказала: "Я Лючия;
Чтобы тому, кто спит, помочь верней,
Его сама хочу перенести я".
58 И от Сорделло и других теней
Тебя взяла и, так как солнце встало,
Пошла наверх, и я вослед за ней.
61 И, здесь тебя оставив, указала
Прекрасными очами этот вход;
И тотчас ни её, ни сна не стало".[652]
64 Как тот, кто от сомненья перейдёт
К познанью правды и, её оплотом
Оборонясь, решимость обретёт,
67 Так ожил я; и, видя, что заботам
Моим конец, вождь на крутой откос
Пошёл вперёд, и я за ним — к высотам.
70 Ты усмотрел, читатель, как вознёс
Я свой предмет; и поневоле надо,
Чтоб вместе с ним и я в искусстве рос.
73 Мы подошли, и, где сперва для взгляда
В скале чернела только пустота,
Как если трещину даёт ограда,
76 Я увидал перед собой врата,
И три больших ступени, разных цветом,
И вратника, сомкнувшего уста.
79 Сидел он, как я различил при этом,
Над самой верхней, чтобы вход стеречь,
Таков лицом, что я был ранен светом.
82 В его руке был обнажённый меч,
Где отраженья солнца так дробились,
Что я глаза старался оберечь.
85 "Скажите с места: вы зачем явились? —
Так начал он. — Кто вам дойти помог?
Смотрите, как бы вы не поплатились!"
88 "Жена с небес, а ей знаком зарок, —
Сказал мой вождь, — явив нам эти сени,
Промолвила: «Идите, вот порог».
91 "Не презрите благих её велений! —
Нас благосклонный вратарь пригласил. —
Придите же подняться на ступени".
94 Из этих трёх уступов первый был
Столь гладкий и блестящий мрамор белый,
Что он моё подобье отразил;
97 Второй — шершавый камень обгорелый,
Растресканный и вдоль и поперёк,
И цветом словно пурпур почернелый;
100 И третий, тот, который сверху лёг, —
Кусок порфира, огранённый строго,
Огнисто-алый, как кровавый ток.
103 На нём стопы покоил вестник бога;
Сидел он, обращённый к ступеням,
На выступе алмазного порога.
106 Ведя меня, как я хотел и сам,
По плитам вверх, мне молвил мой вожатый:
«Проси смиренно, чтоб он отпер нам».
109 И я, благоговением объятый,
К святым стопам, моля открыть, упал,
Себя рукой ударя в грудь трикраты.
112 Семь Р[653] на лбу моем он начертал
Концом меча и: "Смой, чтобы он сгинул,
Когда войдёшь, след этих ран", — сказал.
115 Как если б кто сухую землю вскинул
Иль разбросал золу, совсем такой
Был цвет его одежд. Из них он вынул
118 Ключи — серебряный и золотой;
И, белый с жёлтым взяв поочерёдно,
Он сделал с дверью чаемое мной.
121 "Как только тот иль этот ключ свободно
Не ходит в скважине и слаб нажим, —
Сказал он нам, — то и пытать бесплодно.
124 Один ценней; но чтоб владеть другим,
Умом и знаньем нужно изощриться,
И узел без него неразрешим.
127 Мне дал их Пётр, веля мне ошибиться
Скорей впустив, чем отослав назад,
Тех, кто пришёл у ног моих склониться".
130 Потом, толкая створ священных врат:
"Войдите, но запомните сначала,
Что изгнан тот, кто обращает взгляд".
