Кроящий скупо, если ткани мало;
142 И к Пралюбви[1793] возденем взор очей,
Дабы, взирая к ней, ты мог вонзиться,
Насколько можно, в блеск её лучей.
145 Но чтобы ты, в надежде углубиться,
Стремя крыла, не отдалился вспять,
Нам надлежит о милости молиться,
148 Взывая к той, кто милость может дать;
А ты сопутствуй мне своей любовью,
Чтоб от глагола сердцем не отстать".
151 И, молвив, приступил к молитвословью.
Эмпирей. — Райская роза (окончание)1 "О дева мать, дочь своего же сына,
Смиренней и возвышенней всего,
Предъизбранная промыслом вершина,
4 В тебе явилось наше естество
Столь благородным, что его творящий
Не пренебрёг твореньем стать его.
7 В твоей утробе стала вновь горящей
Любовь, чьим жаром райский цвет возник,
Раскрывшийся в тиши непреходящей.[1794]
10 Здесь ты для нас — любви полдневный миг;[1795]
А в дольном мире, смертных напояя,
Ты — упования живой родник.
13 Ты так властна, и мощь твоя такая,
Что было бы стрёмить без крыл полет —
Ждать милости, к тебе не прибегая.
16 Не только тем, кто просит, подаёт
Твоя забота помощь и спасенье,
Но просьбы исполняет наперёд.
19 Ты — состраданье, ты — благоволенье,
Ты — всяческая щедрость, ты одна —
Всех совершенств душевных совмещенье!
22 Он, человек, который ото дна
Вселенной вплоть досюда, часть за частью,
Селенья духов обозрел сполна,
25 К тебе зовёт о наделенье властью
Столь мощною очей его земных,
Чтоб их вознесть к Верховнейшему Счастью.
28 И я, который ради глаз моих
Так не молил о вспоможенье взгляду,
Взношу мольбы, моля услышать их:
31 Развей пред ним последнюю преграду
Телесной мглы своей мольбой о нём
И высшую раскрой ему Отраду.
34 Ещё, царица, властная во всём,
Молю, чтоб он с пути благих исканий,
Узрев столь много, не сошёл потом.
37 Смири в нём силу смертных порываний!
Взгляни: вслед Беатриче весь собор,
Со мной прося, сложил в молитве длани!"
40 Возлюбленный и чтимый богом взор
Нам показал, к молящему склонённый,
Что милостивым будет приговор;
43 Затем вознёсся в Свет Неомраченный,
Куда нельзя и думать, чтоб летел
Вовеки взор чей-либо сотворённый.
46 И я, уже предчувствуя предел
Всех вожделений, поневоле, страстно
Предельным ожиданьем пламенел.
49 Бернард с улыбкой показал безгласно,
Что он меня взглянуть наверх зовёт;
Но я уже так сделал самовластно.
52 Мои глаза, с которых спал налёт,
Всё глубже и всё глубже уходили
В высокий свет, который правда льёт.
55 И здесь мои прозренья упредили
Глагол людей; здесь отступает он,
А памяти не снесть таких обилий.
58 Как человек, который видит сон
И после сна хранит его волненье,
А остального самый след сметён,
61 Таков и я, во мне моё виденье
Чуть теплится, но нега всё жива
И сердцу источает наслажденье;
64 Так топит снег лучами синева;
Так лёгкий ветер, листья взвив гурьбою,
Рассеивал Сибиллины слова.[1796]
67 О Вышний Свет, над мыслию земною
Столь вознесённый, памяти моей.
Верни хоть малость виденного мною
70 И даруй мне такую мощь речей,
Чтобы хоть искру славы заповедной
Я сохранил для будущих людей!
73 В моём уме ожив, как отсвет бледный,
И сколько-то в стихах моих звуча,
Понятней будет им твой блеск победный.
76 Свет был так резок, зренья не мрача,
Что, думаю, меня бы ослепило,
Когда я взор отвёл бы от луча.
79 Меня, я помню, это окрылило,
И я глядел, доколе в вышине
Не вскрылась Нескончаемая Сила.
82 О щедрый дар, подавший смелость мне
Вонзиться взором в Свет Неизречённый
И созерцанье утолить вполне!
85 Я видел — в этой глуби сокровенной
Любовь как в книгу некую сплела
То, что разлистано по всей вселенной:
88 Суть и случайность, связь их и дела,
Всё — слитое столь дивно для сознанья,
Что речь моя как сумерки тускла.
91 Я самое начало их слиянья,
Должно быть, видел, ибо вновь познал,
Так говоря, огромность ликованья.
94 Единый миг мне большей бездной стал,
Чем двадцать пять веков — затее смелой,
Когда Нептун тень Арго увидал.[1797]
97 Как разум мои взирал, оцепенелый,
Восхищён, пристален и недвижим
И созерцанием опламенелый.
100 В том Свете дух становится таким,
Что лишь к нему стремится неизменно,
Не отвращаясь к зрелищам иным;
103 Затем что всё, что сердцу вожделенно,
Всё благо — в нём, и вне его лучей
Порочно то, что в нём всесовершенно.
106 Отныне будет речь моя скудней, —
Хоть и немного помню я, — чем слово
Младенца, льнущего к сосцам грудей,
109 Не то, чтоб свыше одного простого
Обличия тот Свет живой вмещал:
Он всё такой, как в каждый миг былого;
112 Но потому, что взор во мне крепчал,
Единый облик, так как я при этом
Менялся сам, себя во мне менял.
115 Я увидал, объят Высоким Светом
И в ясную глубинность погружён,
Три равноемких круга, разных цветом.
118 Один другим, казалось, отражён,
Как бы Ирида от Ириды встала;
А третий — пламень, и от них рождён.[1798]
121 О, если б слово мысль мою вмещало, —
Хоть перед тем, что взор увидел мой,
Мысль такова, что мало молвить: «Мало»!
124 О Вечный Свет, который лишь собой
Излит и постижим и, постигая,
Постигнутый, лелеет образ свой!
127 Круговорот, который, возникая,
В тебе сиял, как отражённый свет, —
Когда его я обозрел вдоль края,
130 Внутри, окрашенные в тот же цвет,
Явил мне как бы наши очертанья;
И взор мой жадно был к нему воздет.[1799]
133 Как геометр, напрягший все старанья,
Чтобы измерить круг,[1800] схватить умом
Искомого не может основанья,
136 Таков был я при новом диве том:
Хотел постичь, как сочетаны были
Лицо и круг в слиянии своём;
139 Но собственных мне было мало крылий;
И тут в мой разум грянул блеск с высот,
Неся свершенье всех его усилий.
142 Здесь изнемог высокий духа взлёт;[1801]
Но страсть и волю мне уже стрёмила,
Как если колесу дан ровный ход,
145 Любовь, что движет солнце и светила[1802].
Серединой человеческой жизни, вершиной её дуги, Данте («Пир», IV, 23) считает тридцатипятилетний возраст. Его он достиг в 1300 г. и к этому году приурочивает своё путешествие в загробный мир. Такая хронология позволяет поэту прибегать к приёму «предсказания» событий, совершившихся позже этой даты.
