«Уходи в скит, Катерина Фёдоровна», — попросил её Прохор Вяткин. — «Вот как выходит, Прохор Семёныч, вчера я готова была со злобы весь завод Верх-Нейвинский спалить, а теперь смотрю на это диво и в душе у меня покой настал, — отвечала Орлова. — Никуда я отсюда не уйду. Хочу тут навсегда остаться. Мужик мой в камень ушёл, а я в воду уйду, так вот я решила». — «Господь с тобой, старая! Грешно так говорить! — заволновался Прохор Вяткин. — Сейчас же сыновей твоих кликну, пускай на руках тебя унесут!».
Побежал староста орловских сыновей звать, да не успел — встало солнце ровно над Шаманихой. В тот же миг сверкнула молния над островом, да такая, словно тыщи молний в пучок собрались. Грянул гром, будто земля раскололась, закачались деревья, а над лесом птичьи стаи поднялись. Увидели все, как от молнии полыхнули деревья на хребте чудо-острова, и тут же страшная туча, что над озером висела, рухнула вниз водопадами и разошлась по берегам высокою волною. Такой силы волна была, что все постройки прибрежные по щепочке да по камешку разнесла. Кто такую страсть видел, до конца дней забыть не сможет.
Прокатилась та волна по всем берегам и ушла вниз по Нейве, к заводу новому. А там, на плотине заводской управляющий с инженером всё голову ломали — куда вода из реки подевалась? Слышали они и гром небесный и сполохи наблюдали, но лишь когда стена воды с Таватуй-озера на плотину двинулась, так со всех ног наутёк бросились. Дрогнула плотина, но удар выдержала. Лишь язык водяной через стену перелетел, лизнул заводские корпуса и на мелкие брызги рассыпался. Перекрестился Евлампий Севостьянов, вернулся на плотину, а над ней уж Верх-Нейвинский пруд стоит. Спокойно стоит, словно всегда здесь был, лишь макушки сосен из воды торчат — бывшему лесу памятники.
А вот что было в ту пору с Уйго — Рыбьим сыном.
Шёл он на левый берег в стан унхов, чтобы собрать их и увести с собой в гору. Готов он был к тому, что неласково его примут, да только когда жизнь спасаешь, всё это становится неважно. Вошёл Уйго в калиновскую деревню и очень удивился увиденному: у каждого дома стояли нарядные лодки, словно в каждом доме собирались кого-то хоронить. Старые унхи, что попались ему на пути, вежливо приветствовали его со словами: «Ты вовремя явился, Уйго!», а те что помоложе, с уважением склоняли голову. Давно такого приёма в родном племени Уйго не встречал.
Зашёл Уйго в дом к старейшине унхов Нола-Эу, преклонил колени на пороге, лбом коснулся земли и сказал все слова, что унху полагается сказать, приветствуя вождя. Вышел к нему навстречу старик, встал перед ним на колени и тоже приветствовал как старшего. От этого ещё больше удивился Уйго.
А Нола-Эу сказал ему вот что: «Прости нас всех, Уйго, сын Уйрала, за все унижения твои и гордыню нашу, прости. Знаю я, что ты всегда только лучшего хотел для нашего племени, а мы платили тебе за это неблагодарностью. В тот день, когда озеро тиной затянуло, было мне видение. В том видении был я сразу и в прошлом, и в будущем, видел тебя и все поступки твои, и свет, от тебя исходящий, освещал мне путь. Тогда я понял, что именно тебе предначертано судьбу племени решить. Отныне не я, а ты, Уйго, — старейшина унхов. Готов ли ты исполнить то, ради чего пришёл в этот мир?».
«Готов ли я? Да, я готов, Нола-Эу! — воскликнул Уйго, — Только скажи мне, для кого нарядные лодки у домов стоят? Разве может быть в нашем племени столько умерших?».
Грустно улыбнулся Нола-Эу: «У жизни и смерти одна голова, только лица разные. Любой рождённый знает, что когда-то путь его на земле закончится, и он отправится в последнее плаванье на нарядной лодке».
«Почему же всё племя собралось умирать?» — вздрогнул Уйго.
«Я думал, что тебе не придётся этого объяснять. — вздохнул старейший. — Век унхов подошёл к концу. Мы неправильно жили, пренебрегая заветами Кали-Оа, забыли о Большой Рыбе и погрязли в ссорах. За это боги наказали народ унхов бесплодием. Погляди на нас — младшему из племени впору дедом становиться! Зачем нам рука, если на ней пальцев нет? Зачем нам дерево без ветвей? Зачем нам прошлое, которое будущего не сулит? Ответь, Уйго, мудрейший из нас!».
Промолчал Уйго, лишь лицо руками закрыл от горя. Думал он, что уведёт свой народ в гору и начнётся у унхов новая жизнь, а повернулось всё по-другому. Нет у унхов такого обычая — других от решения отговаривать. Проглотил свою боль Уйго и спрашивает: «Что я должен сделать, скажи мне, Нола-Эу?». — «Сегодня к ночи ты должен уложить каждого из нас в лодку и ждать». — «Чего же ждать мне?». — «Жди, когда вода придёт и заберёт лодки». — «Но вода прибудет ещё не скоро! Ведь плотину на заводе запрут только к полной луне». — удивился Уйго. — «Нет, — ответил Нола-Эу. — Плотину уже заперли».
«А потом, когда лодки уйдут, что я должен буду потом сделать?». — «Иди к Гора-Рыбе и проси у неё прощения от племени унхов. Если она простит нас, то пусть сделает так, чтобы смерть наша была быстрой и лёгкой».
На закате Уйго обнял каждого соплеменника, уложил всех в лодки и стал ждать прилива. Но крепкий сон сморил его. Во сне увидел он всех унхов таватуйских: и ребят, что в детстве дразнили его, и родителей своих, Уйрала и Сийтэ, и даже деда Кали-Оа с его двумя белыми собаками. Все они улыбались ему и махали руками стоя в нарядных лодках, уплывающих к большому красному солнцу.
Очнулся Уйго, лёжа в воде. Огляделся он и не увидел рядом ни одной лодки — все ушли по волне. Бросился он искать Гора-Рыбу. До самого рассвета искал и на дне и по берегу, только с рассветом увидел, как она поднялась островом посреди озера. Бросился к ней Уйго и просил прощения за племя своё и просил лёгкой смерти для унхов.
«Хорошо, — ответила Рыба печально. — Я прощаю унхов и исполню всё, что ты просишь. Но за это ты должен сделать то, что я тебя попрошу». — «Я клянусь сделать это!», — воскликнул Уйго. «Некоторые вещи легко обещать, но непросто сделать, — вздохнула Гора-Рыба. — Когда-то первый из людей, дед твой, привёл на берег озера племя унхов, потому что мне было одиноко. Он сказал мне тогда, что я четырежды пожалею о том, что на берегах поселились люди. Сегодня я в третий раз пожалела об этом, потому что добро в людях не может справиться со злом. Сегодня время унхов закончилось и наступают новые дни. На новые берега придёт много новых людей, но я больше не буду служить им. И горе всем, если придётся мне вспомнить о пророчестве Кали-Оа в четвёртый раз!».
«Так скажи, что я должен сделать?», — попросил Уйго. «Уходи, — ответила Рыба. — В устье Шаманихи-реки тебя будут ждать твои попутчики. Прощай!».
Когда Уйго вынырнул у берега, он увидел над головой огромную чёрную тучу. Он смотрел, как вода поднимается в небо и понимал, что этот мир уже больше никогда не будет таким, как раньше. Так в один день Уйго лишился своего народа, своего озера и стал изгоем. Унх понимал, о чём говорила мудрая Рыба: когда всё старое и привычное гибнет, не остаётся другого выбора, кроме как измениться самому и начать всё сначала.
Сидя на высоком холме, он наблюдал, как ширилась и набухала туча над озером. Потом он видел, как тысячи молний ударили с неба, запалив факелом деревья и кусты, растущие на спине Гора-Рыбы. И каждая из нарядных лодок, что окружили её стайкой, была пронзена ослепительной небесной стрелой. Он видел, как вода обрушилась с неба, раздвигая пределы Таватуй-озера. Он дождался, пока волны успокоятся в своих новых берегах, потом повернулся и зашагал вверх по течению Шаманихи. В этот момент ему показалось, что из-за деревьев выскочили две собаки. Только не собаки то были, а волки. Уйго издал протяжный звук, похожий на вой, и волки послушно пошли за ним. С тех пор на таватуйских берегах не видели ни одного ужа. Ничего от них не осталось, ни горшка, ни сапога, ни рыбьей кости. Да и был ли такой народ, теперь мало кто верит.
На следующее утро после потопа выбралась тайком из скита Катюшка Фролова, да на берег отправилась, чтобы за службу Гора-Рыбе спасибо сказать. Правда, какой уж тут берег — поляны да рощи под воду уходят. Недолго ждала Катюшка, явилась Рыба на стук камешков Панкратьевых. Сказала Катюшка ей все слова добрые, которые надумала.
«Могу ли я чем-то отплатить за твою службу?», — спрашивает девушка. «Можешь. Верни мне камушки мои», — отвечает Рыба. «А как же мне тогда вызывать тебя?» — удивилась Катюшка. «Не зови меня больше, потому как долго я людям служила, а теперь не буду. Хочу спрятаться от людей: перестала я отличать, когда они добра ищут, а когда зла». — «Выходит, что у меня теперь ничего от тебя не останется?». — «Не кручинься, — отвечает Рыба. — Взамен камням я отдам тебе глаз свой худой. Мне он без надобности, пока у меня другой глаз зрячий. А тебе мой глаз пригодится. Только помни — он не просто видит то, что есть, он ещё покажет то, что зрячим неведомо — что было и что грядёт вскорости. Держи!».