Хэдленд Дэвис - Мифы и легенды Японии

Возможно, главной особенностью этого праздника является развевающийся знаменем на ветру бумажный карп. Он полый, и, когда его надувает ветер, создается впечатление энергично плывущей в небе рыбы. Карп символизирует нечто большее, нежели грубый дух войны, поскольку олицетворяет целенаправленность и несгибаемое мужество. Так же как рыба-карп способна плыть против течения, так и японские юноши должны бороться со всеми подводными течениями бед и напастей. Такое представление о карпе, возможно, берет начало в замечательной китайской легенде о Драконе-Карпе, который после продолжительной борьбы преодолел все пороги Драконьих Врат, прожил тысячу лет и, в конце концов, поднялся на небо и стал созвездием.

Праздник Мертвых, или Бон-мацури, заслуживает упоминания в нашем рассказе, поскольку в нем многое связано с легендами. Представления простого японского крестьянина о загробной жизни не слишком приятны. После смерти тело покойника моют, бреют и облачают в чистые белые одежды – наряд паломника. На шею вешают кошель с монетами рин – тремя или шестью, в зависимости от обычаев местности, где совершается обряд погребения, и эти монеты хоронят вместе с покойником. Существует поверье, что все умершие, за исключением детей, отправляются к Сан-Дзю-но Кава – Реке Трех Дорог. На берегу этой мрачной реки сидит Содзю-но Баба – Старуха Трех Дорог, вместе со своим мужем Тэн Дацу-Ба ожидая прихода душ. Если старухе не заплатить три монеты, она отбирает у умершего его белые одежды и, невзирая на мольбы, развешивает их на деревьях. Затем есть еще не менее грозный и страшный бог Эмма-О, Повелитель Мертвых, и если добавить все это к ужасающим картинам Буддийского Ада, неудивительно, что добрые и поэтически настроенные японцы устроили праздник, который предлагает приятную, пусть и не столь долгую передышку от ужасов Подземного Мира.

Праздник Бон проводится с 13 по 15 июля. В это время большая часть домов представляет собой лишь остовы жилищ, поэтому они со всех сторон открыты летнему ветерку. Люди медленно прохаживаются в самых легких одеждах. Бесчисленные бабочки и стрекозы вьются над прохладными зарослями лотосов или опускаются на фиолетовые лепестки ирисов. Вершина Фудзи вздымается в чистое синее небо, будто закутанная белым шарфом из быстро тающего снега.

С наступлением утра 13 июля на все буддийские алтари и маленькие домашние святилища кладут новые рисовые циновки. В каждом японском доме в этот день устраивается необычное миниатюрное угощение для большой компании призраков.

На закате улицы ярко освещаются пламенем факелов, а вход в дом украшается яркими цветными фонариками. Те, для кого праздник имеет особый смысл, а не просто традиционное значение (то есть те, кто недавно потерял близких), в эту ночь отправляются на кладбища, где молятся, приносят подношения, курят благовония и льют воду. На кладбище тоже зажигают фонарики и ставят бамбуковые вазы с цветами.

Вечером 15 июля готовится угощение для призраков Гакидо, или Гакйкай, – Мира Голодных Духов, а также для тех духов, у которых среди живых нет друзей и о которых некому позаботиться.

Существует одна легенда, связанная именно с этим обрядом Праздника Поминовения Душ Усопших. Дай-Мокэрэну, великому ученику Будды, однажды позволили увидеть душу его матери в Гакидо – Мире Голодных Духов. Он был так сильно опечален ее страданиями, что дал матери миску самой лучшей еды. Но каждый раз, когда она пыталась поесть, еда вдруг вспыхивала ярким пламенем и превращалась в золу. Тогда Мокэрэн попросил Будду объяснить, как можно облегчить страдания матери. Ему было велено накормить души всех настоятелей храмов из всех стран на пятнадцатый день седьмой луны. Выполнив наказ, Мокэрэн вернулся к матери и увидел, что она пляшет от радости. В этом счастливом танце после пережитого горя и страданий мы прослеживаем возникновение танцев Бон-одори, исполняемых на третий день праздника.

Вечером третьего дня начинаются приготовления к прощанию с душами умерших, которые возвращаются в свой мир. Тысячи маленьких лодочек наполняют едой и полными любви прощальными посланиями. В эти лодочки и садятся уходящие духи. Любящие руки пускают этот хрупкий флот по реке, озеру или морю. На носу каждой лодочки горит маленький фонарик, а с кормы поднимается бледно-голубой дым благовоний. Лафкадио Херн пишет: «Вниз по течению всех ручьев и рек призрачный флот, мерцая огоньками, стекает в море, и все море до горизонта сверкает огоньками, освещающими дорогу умершим, а морской бриз благоухает благовониями». В празднике Бон есть некое трогательное очарование. Нельзя сказать, что этот праздник уникален, поскольку он соответствует индийскому празднику Шраддха[90], но в Японии он более изыскан и красив.

До сих пор никто так и не сумел окончательно установить происхождение торий, этих удивительных ворот, ведущих в никуда. Можно ли найти лучшую дверь для толпы странствующих душ? Можно ли найти более подходящее место для игр и грез привидений, чем японский сад с прудиком и мостиком в форме полумесяца, с каменным фонарем и дорожками из серебристого песка? И можно ли придумать лучшее место для призрачных прогулок, чем Бесконечная улица, находящаяся совсем рядом с улицей Стариков? Вот как описывает Ногути Ёнэдзиро волшебство японской ночи, одной из тех трех ночей, когда души умерших приходят в этот мир, чтобы вспомнить о былом:

На протяжении года отмечаются и другие многочисленные праздники, о двух – Празднике Кукол и Празднике Танабата, Звездной Ткачихи, – уже говорилось ранее.

Возможно, Праздник Смеха в Васа – в некотором смысле самый эксцентричный из всех японских праздников. В октябре процессия стариков направляется к одному из синтоистских храмов, неся на шестах две коробки с апельсинами и хурмой. За ними следуют дети с этими же фруктами, насаженными на бамбуковые палки. Как только предводитель процессии подходит к храму, он поворачивается к остальным и строит самую нелепую и смешную рожу, какую только можно представить, что вызывает у присутствующих веселый смех. Столь безудержное веселье на этом празднике объясняется следующей легендой.

Раньше в октябре в одном из великих храмов Идзумо собирались боги, чтобы привести в порядок любовные дела смертных. Когда все уже собрались в храме, один из богов спросил:

– А где же Мива Даймё-дзин?

Все боги принялись искать его, но нигде не могли найти. А дело в том, что бог Мива Даймё-дзин был совершенно глухой и из-за этого перепутал день, назначенный для сбора всех богов в храме. Когда он добрался до Идзумо, все уже разошлись, а боги очень смеялись, узнав о причине отсутствия Мива Даймё-дзин. Их смех японцы и повторяют год за годом на Празднике Смеха.

Мы уже говорили выше, что такое тории, и хотя специалисты до сих пор не пришли к единому мнению относительно назначения и происхождения торий, этот вопрос заслуживает внимания и изучения. В соответствии с широко распространенным мнением, слово «тории» означает «жилище птиц», или «птичий насест». На верхней перекладине этих внушительных ворот птицы возвещают приближение начала нового дня, и их пение призывает монахов на утреннюю молитву. В одной легенде говорится, что однажды солнце сошло на землю в обличье птицы Хоо1, посланника любви, мира и доброй воли, и село на ворота тории.

'Птица Хоо – китайский феникс.

Профессор Чэмберлейн считает ошибочным толкование торий как «птичьего насеста», а также теории, выдвинутые на основании такой этимологии, и считает, что тории изначально были заимствованы из Азии. Он пишет: «Корейцы воздвигают нечто похожее на такие ворота при подходе к царским дворцам; китайские пайлоу[91], служащие для записи мужских достоинств или женских добродетелей, кажутся похожими как по форме, так и по применению; а появление слова «туран» в Северной Индии и слова «тори» в Центральной Индии для обозначения удивительно похожих ворот дает тему для размышлений». Доктор Астон также полагает, что тории пришли в Японию из других стран, «но сохранили уже существовавшее на тот момент название, которое первоначально означало «перемычка окна или двери», а затем приобрели религиозно-духовное значение».