Хэдленд Дэвис - Мифы и легенды Японии

По поводу конструкции этих ворот миссис Солвей пишет: «Самые древние японские тории… возводились обычно из простого, нелакированного дерева. Фактически их строили из прямых стволов деревьев в их природном состоянии, иногда лишь очищенных от коры. Позднее дерево стали красить в густой ярко-алый цвет, возможно, чтобы усилить эффект, когда ворота стояли на фоне густых лесных зарослей. Хотя тории изначально были связаны с синтоизмом, со временем их заимствовали буддисты, совершенно изменившие их простую, но красивую форму: загнули вверх концы горизонтальных перекладин, снабдив надписями и всевозможными орнаментами».

Каким бы ни были происхождение и назначение синтоистских торий, нельзя отрицать их изысканную красоту, и многие согласятся с тем, что это самые совершенные ворота в мире. Наверное, самыми удивительными из всех являются тории возле храма Ицукусима на острове Миядзима, которые называются «Скамеечка для ног императора», «Врата Света», или «Водные Врата Священного Острова».

Миссис Солвей пишет: «Разве эти ворота не являются символом Правильного Пути, и он, согласно синтоистскому вероучению, и есть та цель, к которой должно обращать свой взор, – «Путь Богов»? Разве они не наставники, пишущие свое мистическое послание по велению Господа Бога на фоне рассветного и закатного солнца, подчеркивая одним своим присутствием глубину и буйство аллеи криптомерии, отражаясь в темной глади воды медленных рек и в серебряных волнах Японского моря?»

Мы должны довольствоваться столь приятной интерпретацией символизма торий, поскольку она ведет нас через врата противоречивых теорий и дает нам нечто более убедительное, нежели этимологическое древо.

Цую (Утренняя Роса) была единственной дочерью Идзимы. Когда ее отец женился во второй раз, она поняла, что не сможет жить счастливо с мачехой, и для нее построили отдельный дом, в котором она поселилась со своей служанкой Ёнэ.

Однажды к ней в дом зашел их домашний доктор Ямомото Сидзё в сопровождении молодого красавца самурая по имени Хагивара Синдзабуро. Молодые люди влюбились друг в друга, и при расставании Цую прошептала Синдзабуро:

– Запомни! Если ты снова не придешь повидать меня, я просто умру!

Синдзабуро конечно же намеревался встречаться с прекрасной Цую как можно чаще. Но этикет не позволял ему приходить к ней в дом, когда она была одна, поэтому молодой человек был вынужден положиться на обещание старого доктора вновь взять его с собой в усадьбу, где жила возлюбленная. Однако старый доктор оказался более наблюдательным, чем могли предположить влюбленные, и намеренно не спешил выполнять свое обещание.

Цую подумала, что молодой красавец самурай оказался неверным, постепенно стала чахнуть и вскоре умерла. Ее верная служанка Ёнэ также вскоре после этого умерла, не вынеся жизни без своей любимой хозяйки, и их похоронили рядом на кладбище Син-Бандзу-Ин.

Вскоре после этих печальных событий старый доктор позвал к себе Синдзабуро и обстоятельно поведал ему о смерти Цую и ее служанки.

Синдзабуро принял это известие близко к сердцу. Днем и ночью он постоянно думал о своей девушке. Он написал ее имя на поминальной дощечке[93], возложил подношения и прочитал множество молитв.

Когда наступил первый день Бон – Праздника Умерших, Синдзабуро поставил еду перед домашним алтарем и развесил фонари, чтобы они освещали духам дорогу во время их краткого земного пребывания. Поскольку ночь была теплой, а луна – полной, он уселся на веранде и принялся ждать. Молодой человек чувствовал, что все эти приготовления не должны пропасть даром, и всем сердцем верил, что дух Цую придет к нему.

Звуки «кара-кон, кара-кон» – как будто легкий топот женских гэта – вдруг нарушили тишину. Было в этом звуке что-то странное и призрачное. Синдзабуро поднялся и, посмотрев поверх ограды, увидел двух женщин. Одна из них несла длинный фонарь, к верхнему концу которого были прикреплены шелковые пионы, а другая была одета в прелестные одежды с рисунком осенних цветов. В следующий момент он узнал милую сердцу фигуру Цую и ее служанку Ёнэ.

Когда Ёнэ объяснила молодому самураю, что злобный старик доктор сказал им, будто Синдзабуро мертв, а Синдзабуро в свою очередь поведал своим гостьям, что от того же доктора он узнал, будто его возлюбленная и ее служанка тоже ушли из жизни, две женщины вошли в дом и остались там на всю ночь, возвратившись домой чуть раньше рассвета.

Ночь за ночью они приходили также загадочно, и всегда Ёнэ несла светящийся пионовый фонарь, и всегда они с хозяйкой уходили в один и тот же час.

Однажды ночью Томодзо, один из слуг Синдзабуро, живший по соседству со своим хозяином, случайно услышал женские голоса, доносящиеся из дома господина. Он стал подглядывать через щель в сёдзи, и при свете ночного фонаря в комнате увидел, что его хозяин разговаривает с какой-то странной женщиной под москитной сеткой. Их разговор был так необычен, что Томодзо решил во что бы то ни стало рассмотреть лицо этой женщины. Когда ему это удалось, у него волосы на голове встали дыбом, и его бросило в дрожь – ведь он увидел лицо давно умершей женщины. На пальцах у нее не было плоти, и то, что когда-то было пальцами, представляло собой связку гремящих костей. Из плоти была лишь верхняя часть ее тела, ниже талии у нее не было ничего, кроме смутной шевелящейся тени.

Пока Томодзо с ужасом рассматривал эту отвратительную сцену, из комнаты вдруг выпрыгнула фигура второй женщины. Она метнулась к щели, чтобы вырвать подсматривающий глаз Томодзо. С криком ужаса шпион Томодзо помчался в дом Хакуодо Юсаи.

Этот Юсаи был человеком, сведущим во всевозможных чудесах, но, несмотря на это, история, которую поведал ему Томодзо, произвела на него сильное впечатление, и он с крайним изумлением выслушал каждую подробность. Когда слуга закончил свой рассказ, Юсаи сообщил, что его хозяин обречен, если женщина окажется привидением, – ведь любовь между живым и мертвым заканчивается гибелью живого.

Однако, несмотря на такой критический взгляд на это необычайное событие, Юсаи предпринял практические шаги к тому, чтобы помочь юному самураю избежать печальной участи. На следующее утро он обсудил случившееся с Синдзабуро и объяснил ему, что тот любит призрак и чем скорее он избавится от этого призрака, тем лучше будет для него. Юсаи закончил, посоветовав Синдзабуро пойти в округ Ситая, в Янака-но-Сасаки, в то место, где, по словам женщины, они сейчас проживают.

Синдзабуро последовал совету Юсаи, но в квартале Янака-но-Сасаки он так и не смог найти жилище Цую. На обратном пути домой он случайно проходил мимо храма Син-Бандзу-Ин. Там он увидел две могилы, расположенные рядом: одна – без надписей, а вторая, большая и ухоженная, украшенная пионовым фонарем, тихо покачивающимся на ветру. Синдзабуро вспомнил, что этот фонарь точно такой же, что несла Ёнэ, а служитель рассказал ему, что в этих могилах похоронены Цую и Ёнэ. Только тогда юный самурай осознал значение странных слов Ёнэ: «Мы удалились и нашли очень маленький домик в Янака-но-Сасаки. Там очень мало места, только для того, чтобы жить и делать небольшие домашние дела».

Значит, их домом были могилы. Призрак Ёнэ нес пионовый фонарь, а призрак Цую обнимал за шею молодого самурая своими бестелесными руками.

Синдзабуро, теперь полностью осознав весь ужас сложившегося положения, ускорил шаги и поспешил за советом к мудрому и дальновидному Юсаи. Этот сведущий человек признал свою неспособность помочь Синдзабуро в этом деле, но посоветовал пойти к настоятелю храма Синбандзуин по имени Рёсэки и даже дал для него письмо, в котором описал все события.

Рёсэки равнодушно выслушал рассказ Синдзабуро, ибо он уже слышал множество похожих историй на тему злой силы Кармы. Он вручил молодому человеку маленький золотой образ Будды, велев носить его на теле, и сказал, что этот образ защитит живых от мертвых. Он также дал ему священную сутру, известную как «Сутра, Проливающая Сокровища», которую самурай должен читать каждую ночь, и, наконец, вручил сверток со свитками священных текстов. Юный самурай должен был повесить эти свитки со священными текстами на все, что открывалось в его доме.

К наступлению ночи все в доме Синдзабуро было приготовлено: все отверстия завешаны свитками со священными текстами; воздух резонировал от чтения «Сутры, Проливающей Сокровища»; маленький золотой Будда покачивался на груди молодого самурая. Но почему-то спокойствие не снизошло на Синдзабуро в ту ночь. Сон отказывался закрывать его усталые веки, и, как только замолк храмовый колокол, юный самурай услышал знакомое «кара-кон, кара-кон» – стук призрачных гэта! Затем звуки прекратились. В сердце Синдзабуро боролись страх и радость. Он перестал читать священную сутру и выглянул наружу. И снова он увидел Цую и ее служанку с пионовым фонарем. Никогда прежде Цую не была так прекрасна и соблазнительна, но невыразимый страх удержал его на месте. Он с острой тоской прислушивался к разговору женщин. Он расслышал, как Ёнэ говорит своей госпоже, что он больше не любит ее, поскольку его двери закрыты перед ними, за чем последовали рыдания Цую. Затем женщины обошли дом и направились к черному ходу. Но священные тексты и там не дали им войти – вот как сильно было слово божественного Будды.