Сервий или Мастарна?
Загадка на все времена -
Потомством неблагодарным
Не будет она решена.
Этруск он иль из латинян
И как воссел на престол?
Но был он любимцем Богини
И счастьем всех превзошел.
В том мире, куда вступил преемник Тарквиния Древнего, положение человека в обществе определялось происхождением, родством. Плебей, будь он хоть семи пядей во лбу, не мог стать не только царем, но и царским советником, военачальником, сенатором, жрецом, если, разумеется, не случалось какое-либо чудо. Вот такое чудо или, вернее, цепь чудес, если верить римским историкам, привело к власти Сервия Туллия, сделав его шестым по счету царем. На образ Сервия Туллия, окруженного ореолом легенд, наложила отпечаток происходившая позднее борьба патрициев и плебеев – эта вялая более чем столетняя война с яркими вспышками, известными как сецессии плебеев. Война эта осуществлялась во всех сферах, в том числе и в религиозной: патрицианским божествам были противопоставлены плебейские. Отголосками этого противостояния были сохраненные римской анналистической традицией оценки исторического прошлого, предшествовавшего данному конфликту. Героями патрициата стали патриции, свергнувшие этрусскую монархию и изгнавшие Тарквиниев. Героем плебейской традиции именно тогда сделался узурпатор власти этрусских царей – тиран в древнем смысле этого слова Сервий Туллий, само имя которого (произведенное от лат. servus – «раб») могло навести на мысль, что он, испытавший рабские унижения, должен был сочувствовать плебеям.
Итак, Сервий Туллий, добившийся власти в замкнутой патрицианской общине, – это создание легенды времен сословной борьбы, и излагать его биографию уместно лишь в такой книге, как эта, но никак не в учебнике или научном труде по истории, тем более что кроме римской биографической легенды присутствует, как это имело место применительно к Ромулу, этрусская версия. Она была изложена римским императором Клавдием, написавшим историю этрусков, в середине I в. н. э., а затем кратко изложена им же в одной из его речей, текст которой сохранился в надписи и пересказе римского историка I в. н. э. Публия Корнелия Тацита. Согласно этой версии, Луция Тарквиния сменил на римском престоле не сын жившей в царском доме рабыни, а предводитель этрусского вооруженного отряда, искатель приключений Мастарна. После открытия в конце прошлого века на стене одной из этрусских гробниц фрески с изображением Мастарны, разрезающего путы на руках пленника, захваченного Кневе Тархной Румахом, т. е. Гнеем Тарквинием римлянином (или римским), стало ясно, что рассказ о Мастарне – не домысел историка-императора, а изложение этрусской легендарной версии. В основе ее могли находиться этрусские летописи или иные документы (ведь они, в отличие от римских документов, не погибли в пламени галльского пожара). Это мог быть и этрусский эпос, в котором события излагались с этрусской точки зрения. Если верить этрускам, правление преемника Луция Тарквиния не было латинским промежутком в правлении этрусских царей в Риме, а, скорее, чем-то вроде военного режима, введенного в интересах плебеев, своего рода тиранией, какие в то же время известны в Греции и в греческих колониях Италии.
Если бы труд Клавдия сохранился, история царского Рима излагалась бы по-другому. Но тому, кто задался целью изложить римские легенды, в любом случае необходимо было обратиться к римским, а не этрусским источникам. Впрочем, сколь различны ни были бы римская и этрусская версии о преемнике Луция Тарквиния, они имеют то общее, что в это время в жизни Рима произошел серьезный поворот, приведший в движение все общество и послуживший как бы прообразом более позднего уравнения плебеев в политических правах с патрициями.
Сын рабыни
Жизнь Луция Тарквиния текла на редкость спокойно и размеренно, несмотря на массу забот, которые легли на его царские плечи. Мудрая Танаквиль взяла на себя большую их часть, сама предпочитая оставаться в тени. Она оберегала супруга не только от опасностей, угрожавших любому правителю, но и от поступков, которые могли бы причинить ему урон в глазах подданных. Она помогала ему управлять домашним хозяйством таким образом, что царский дом выделялся из других домов не столько роскошью, сколько образцовым порядком.
Среди рабынь, прислуживавших царице, была некая Окрисия, жена знатного человека по имени Сервий Туллий из захваченного Луцием Тарквинием латинского города Корникула {364}. Танаквиль сочувствовала служанке, испытавшей превратности судьбы. Окрисия была освобождена от унизительных и тяжелых работ. Ей было поручено приносить жертвы Гению царского дома.
Однажды во время жертвоприношения Окрисия увидела нечто необычное в пламени, вспыхнувшем от брошенной в него пищи. Пламя приняло облик змеи. На крик рабыни явилась Танаквиль. Поняв сразу, что змей – это Гений очага и домашний Лар {365}, царица кинулась к окованному медью сундуку. Выбрасывая из него одну вещь за другой, она наткнулась на одеяние невесты, которое носила когда-то сама в Тарквиниях. Подозвав потрясенную Окрисию, Танаквиль помогла ей облачиться в брачное одеяние и удалилась, заперев за собою дверь спальни.
Прошло немного времени, и стало ясно, что Окрисия ждет ребенка. Родившемуся крепышу дали имя супруга Окрисии. О случае с Гением царица пока не распространялась. Судьба дала знать об этом сама.
Как-то, когда царская чета отдыхала после обеда, из помещения для слуг, где вместе со всеми рос и сын Окрисии, послышался многоголосый крик. Взволнованная, полуодетая, ринулась Танаквиль в страхе за Сервия, на которого втайне возлагала надежды, и застыла на пороге комнаты. Голова спящего мальчика пылала ярким пламенем. Кто-то из слуг подбежал с кувшином воды, но Танаквиль остановила его властным жестом. Прекратила она и шум, который мог разбудить ребенка.
Когда в комнату вступил царь, Танаквиль проговорила с укором:
– Видишь этого мальчика, которого мы обрекли на рабскую долю? Разве боги не показывают нам этим сиянием, что он станет светочем Рима и оплотом нашей династии, а может быть, и твоим наследником, если боги не дадут нам сыновей?
Рим при царях.
Царь не возражал. Жизнь научила его полагаться во всем на супругу. И хотя сияние исчезло сразу, как только маленький Сервий проснулся, его поручили учителям – этруску и греку, Велу и Дионисию. Вел рассказывал мальчику о предках царицы, покинувших во время страшного голода свою родину Меонию {366} и на кораблях перебравшихся в Италию, чтобы основать там великие города. Из рассказов Дионисия мальчик узнавал о прославленных греческих мудрецах. Один из них, по имени Солон, поэт и мудрец одновременно, провел законы, сделавшие родные ему Афины самым могущественным городом Греции. Иногда учителя вступали между собой в спор. Каждый доказывал большую древность своего народа и превосходство его в ремеслах и мореплавании. Дело доходило до взаимных оскорблений и обид. Дионисий обзывал этрусков пиратами, этруск греков – пустомелями. Но как бы ни расходились учителя друг с другом, они были единодушны в том, что сын рабыни обладает задатками и способностями, достойными царя.
Выделялся среди своих сверстников Сервий Туллий и храбростью. В Сабинской войне, когда дрогнул римский воинский строй, он единственный нашелся – бросил знамя в гущу врагов, и поскольку воины знали, что никогда не смыть позора тем, кто утратил в бою знамя, они бросились вслед за юношей на сабинян и обратили их в бегство.
С этого времени Тарквиний стал привлекать любимца Танаквиль к государственным делам, в которых тот показал редкие для его возраста рассудительность и зрелость суждений. Так что никого не удивило, что Тарквиний просватал за Сервия Туллия собственную дочь.
С горечью поняли сыновья Анка Марция, что им уже не занять престола после смерти царя. Первой мыслью было расправиться с ненавистным выскочкой, сыном жалкой рабыни. Но потом, поразмыслив, братья решили, что это не приблизит к ним желанную власть. Ведь Тарквиний найдет другого зятя. Поэтому они решили сначала устранить самого Тарквиния, источник их несчастий. Подослали они к царю двух пастухов, надеясь, что никто не заподозрит злого умысла, увидев в их руках обычные для людей их опасной профессии топоры. Те затеяли возле самого дворца притворную ссору, а когда на шум сбежались слуги и домочадцы, чтобы узнать, в чем дело, стали, громко обвиняя друг друга, требовать, чтобы их рассудил царь. Крикунов отвели в царские покои, и они долго, перебивая друг друга, говорили одновременно, будто доказывая царю свою правоту. Тарквинию не удавалось вставить ни слова в этот поток брани. Наконец ликторам {367} надоело ждать конца перебранки, и один из них потребовал, чтобы каждый высказал свои претензии по очереди. Пастухи, словно повинуясь, умолкли, и один из них, выступив вперед, начал излагать историю мнимой обиды. И когда все внимание уставших от долгого шума царя и его телохранителей было отвлечено на говорившего, другой стремительно нанес Тарквинию удар топором сзади. Царь упал. Оба преступника мгновенно бросились к выходу, надеясь скрыться. Ликторы успели схватить убийц. В комнату ворвалось несколько слуг, ожидавших за дверью исхода пастушеской ссоры. Поднялся переполох. Но Танаквиль, которой сообщили о постигшей царский дом беде, приказала всем, кроме Сервия Туллия, покинуть дворец будто бы для того, чтобы дать раненому покой. Повелев зятю закрыть накрепко все двери, она обратилась к нему с призывом:
