Для карелов «Калевала» остается «народным эпосом». Ведь именно материал великих карельских рунопевцев — а это Архиппа Перттунен, Онтрей Малинен, Воассила Киелевяйнен и многие другие — стал основным эпическим материалом для лённротовского эпоса.
«Калевала» и сегодня — произведение-шедевр, прекрасный образец как для молодых, так и развитых литератур. Она привлекает внимание своей совершенной формой и гуманистическим содержанием. Каждая ее страница — высочайшая поэзия.
Будущие поколения читателей найдут в ней источник эстетической радости и вдохновения.
Армас Мишин
* * *
Переводчики выражают глубокую благодарность директору Института ЯЛИ Карельского научного центра РАН доктору исторических наук Савватееву Ю. А., содействовавшему включению в план работы Института перевода «Калевалы» и научного аппарата к эпосу, коллективам секторов литературы и фольклора, Ученому совету Института, Союзу писателей Республики Карелии, принимавшим участие в обсуждении и рецензировании перевода, комментариев и вступительной статьи. Свою признательность они выражают редколлегии журнала «Север», в течение двух с половиной лет публиковавшего в трудных для себя условиях «русскую» «Калевалу».
Переводчики признательны доктору филологических наук, члену-корреспонденту Академии РАН Чистову К. В., вдохновившему их своим добрым напутственным словом к переводу на страницах журнала «Север» и постоянно поддерживавшему их в дальнейшем, доктору философии, исследователю Хельсинкского университета Лаури Харвилахти и доценту Петрозаводского университета Старшовой Т. И. за компетентные замечания по работе.
* * *
Перевод поэмы Э. Лённрота выполнен в Институте языка, литературы и истории Карельского научного центра Российской Академии наук в 1992–1995 гг. Развернутые предисловие и научный комментарий к эпосу (их предполагается издать отдельной книгой) подготовлены в 1995–1996 гг. при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда. В процессе работы переводчики были удостоены также стипендий финляндских гуманитарных фондов: в 1955 и 1996 гг. стипендии Фонда общего развития и просвещения Альфреда Корделина, в 1997 г. — финляндского фонда культуры. Первоначальный вариант данного перевода был напечатан в журнале «Север» в 1995-1997 гг.
Зачин песни, стихи 1-102. — Дева воздуха опускается на хребет морской волны, где, забеременев от ветра и воды, становится матерью воды, с. 103–176. — Утка устраивает гнездо на колене матери воды и откладывает яйца, с. 177–212. — Яйца выкатываются из гнезда и разбиваются, кусочки превращаются в землю, небо, солнце, луну, тучи, с. 213–244. — Мать воды созидает заливы, мысы, и прочие берега, мелкие и глубокие места в море, с. 245–280. — Вяйнямёйнен рождается от матери воды. Его долго носит по волнам. Наконец он останавливается и выходит на берег, с. 281–344.
Мной желанье овладело,
мне на ум явилась дума:
дать начало песнопенью,
повести за словом слово,
5 песню племени поведать,
рода древнего преданье.
На язык слова приходят,
на уста мои стремятся,
с языка слова слетают,
10 рассыпаются речами.
Друг любезный, милый братец,
детских лет моих товарищ,
запоем-ка вместе песню,
поведем с тобой сказанье,
15 раз теперь мы повстречались,
с двух сторон сошлись с тобою.
Мы встречаемся нечасто,
редко видимся друг с другом
на межах земли убогой,
20 на просторах скудной Похьи[11].
Подадим друг другу руки,
крепко сцепим наши пальцы,
песни лучшие исполним,
славные споем сказанья.
25 Пусть любимцы наши слышат,
пусть внимают наши дети —
золотое поколенье,
молодой народ растущий.
Эти песни добывали,
30 заклинанья сберегали
в опояске — Вяйнямёйнен[12],
в жарком горне[13] — Илмаринен[14],
в острой стали — Кавкомьели[15],
в самостреле[16] — Йовкахайнен[17],
35 за полями дальней Похьи,
в Калевале вересковой.
Их отец мой пел когда-то,
ручку топора строгая,
этим песням мать учила,
40 нить льняную выпрядая,
в дни, когда еще ребенком
я у ног ее вертелся,
сосуночек несмышленый,
молоком грудным пропахший.
45 Много было слов у сампо[18],
много вещих слов — у Ловхи[19].
С песнями старело сампо,
с заклинаниями — Ловхи,
Випунен[20] почил в заклятьях,
50 Лемминкяйнен[21] — в хороводах.
Есть других немало песен,
мной заученных заклятий,
собранных с межей, с обочин,
взятых с веток вересковых,
55 сорванных с кусточков разных,
вытянутых из побегов,
из макушек трав натертых,
поднятых с прогонов скотных
в дни пастушеского детства,
60 в дни, когда ходил за стадом,
по медовым бегал кочкам,
золотым полянам детства
вслед за Мурикки чернявой,
рядышком с рябою Киммо.
65 Мне мороз поведал песни,
дождик нашептал сказанья,
ветер слов других навеял,
волны моря накатили,
птицы в ряд слова сложили,
70 в заклинания — деревья.
Я смотал в клубочек песни,
закрутил в моток сказанья,
положил клубок на санки,
поместил моток на дровни,
75 на санях привез к жилищу,
к риге притащил на дровнях,
положил в амба́р[22] на полку,
спрятал в медное лукошко.
Долго были на морозе,
80 долго в темноте лежали.
Уж не взять ли их со стужи,
не забрать ли их с мороза?
Не внести ли в дом лукошко,
положить ларец на лавку,
85 здесь под ма́тицею[23] славной,
здесь под крышею красивой?
Не открыть ли ларь словесный,
со сказаньями шкатулку,
узелок не распустить ли,
90 весь клубок не размотать ли?
Лучшую спою вам песню,
песнь прекрасную исполню,
коль дадут ржаного хлеба,
поднесут мне кружку пива.
95 Если пива не предложат,
не нальют хотя бы квасу,
натощак спою вам песню,
песнь исполню всухомятку
всем на диво в этот вечер,
100 дню ушедшему во славу,
дню грядущему на радость,
утру новому на счастье.
Так, слыхал я, песни пели,
складывали так сказанья:
105 по одной приходят ночи,
дни по одному светают —
так один родился Вяйно[24],
так певец явился вечный,
юной Илматар[25] рожденный,
110 девой воздуха прекрасной.
Дева юная природы,
дочь воздушного простора,
долго святость сохраняла,
весь свой век блюла невинность
115 во дворах больших воздушных,
средь полей небесных ровных.
Жизнь наскучила такая,
опостылела девице,
стало скучно, одиноко
120 непорочной оставаться
средь дворов больших воздушных,
средь полей небесных ровных.
Вот спускается пониже,
на морские волны сходит,
125 на морской хребет широкий,
на открытое пространство.
Налетел порыв свирепый,
ветер яростный с востока,
всколыхнул морскую пену,
130 раскачал морские волны.
Ветер девушку баюкал,
девицу волна носила
по морским пространствам синим,
по высоким гребням пенным,
135 понесла от ветра дева,
от волны затяжелела.
Бремя тяжкое носила,
чрево твердое таскала,
может, целых семь столетий,
140 девять жизней человечьих.
Не родится плод чудесный,
не выходит незачатый.
Матерью воды металась
на восток, на запад дева,
145 двигалась на юг, на север
к самым берегам небесным
в муках огненных рожденья,
в беспощадных болях чрева.
Не родится плод чудесный,
150 не выходит незачатый.
Плачет девица тихонько,
грустно жалуется, ропщет:
«Ой, как тяжко мне, бедняжке,
маяться тут, горемычной!
155 Как же вдруг я угодила
на открытые просторы,
чтоб меня баюкал ветер,
чтоб меня гоняли волны
по широкому пространству,
160 по бурлящему раздолью.
Лучше было б оставаться
девой воздуха, как раньше,
чем по морю, как сегодня,
матерью воды скитаться.
165 Зябко здесь мне, горемыке,
холодно мне здесь, несчастной,
жить на этих зыбких волнах,
плавать по воде студеной.
Ой ты, Укко[26], бог верховный,
170 всей вселенной повелитель,
поспеши в нужде на помощь,
приходи на зов в несчастье,
девушку спаси от болей,
юную избавь от муки.
175 Торопись, иди скорее,
побыстрей спеши на помощь!»
Времени прошло немного,
лишь мгновенье пробежало.
Видит: утка подлетает,
180 крыльями усердно машет,
ищет землю для гнездовья,
смотрит место для жилища.
На восток летит, на запад,
движется на юг, на север,
185 все же места не находит,
даже самого худого,
чтобы гнездышко устроить,
для себя жилище сделать.
Вот кружится, вот летает,
190 долго думает, гадает:
на ветру избу поставить,
на волне жилье построить?
Ветер дом на воду свалит,
унесет волна жилище.
195 Вот тогда воды хозяйка,
мать воды и дева неба,
подняла из волн колено,
из воды плечо явила
для гнезда красивой утке,
200 для уютного жилища.
Утка, стройное созданье,
все летает, все кружится,
видит среди волн колено
на морском просторе синем,
205 приняла его за кочку,
бугорочек травянистый,
полетала, покружилась,
на колено опустилась,
сделала себе жилище,
210 чтобы в нем снести яички,
шесть из золота яичек,
к ним седьмое — из железа.
Принялась яички парить,
нагревать колено девы.
215 День сидела, два сидела,
вот уже сидит и третий.
Тут сама воды хозяйка,
мать воды и дева неба,
чувствует: горит колено,
220 кожа как огонь пылает,
думает: сгорит колено,
сухожилия спекутся.
Дева дернула коленом,
мощно вздрогнула всем телом —
225 яйца на воду скатились,
на волну они упали,
на осколки раскололись,
на кусочки раскрошились.
Не пропали яйца в тине,
230 в глубине воды — осколки,
все куски преобразились,
вид приобрели красивый:
что в яйце являлось низом,
стало матерью-землею,
235 что в яйце являлось верхом,
верхним небом обернулось,
что в желтке являлось верхом,
в небе солнцем заблистало,
что в белке являлось верхом,
240 то луною засияло,
что в яйце пестрее было,
стало звездами на небе,
что в яйце темнее было,
стало тучами на небе.
245 Времена идут все дальше,
чередой проходят годы
на земле под новым солнцем,
новым месяцем полночным.
Все плывет воды хозяйка,
250 мать воды и дева неба,
по воде плывет спокойной,
по волнам плывет туманным,
перед нею — зыбь морская,
небо ясное — за нею.
255 Девять лет уже проходит,
год уже идет десятый —
голову из волн высоких,
из пучины поднимает,
занялась она твореньем,
260 принялась за созиданье
на морских просторах ясных,
на пространствах вод открытых.
Чуть протягивала руку —
образовывала мысы,
265 ила донного касалась —
вырывала рыбам ямы,
глубоко вдыхала воздух —
омуты рождала в море.
Поворачивалась боком —
270 берега морей ровняла,
трогала ногами сушу —
делала лососьи тони,
суши головой касалась —
бухты вдавливала в берег.
275 Чуть подальше отплывала
на морской простор широкий,
луды делала на море,
скалы скрытые творила,
чтоб на мель суда садились,
280 мореходы погибали.
Вот уж острова готовы,
луды созданы на море,
подняты опоры неба,
названы края и земли,
285 знаки выбиты на камне,
начертания на скалах —
не рожден лишь Вяйнямёйнен,
вековечный песнопевец.
Вековечный Вяйнямёйнен
290 в чреве матери носился,
тридцать лет скитался в море,
столько же и зим метался
по морским просторам ясным,
по морским волнам туманным.
295 Думает себе, гадает,
как тут быть и что тут делать
в темном месте потаенном,
в тесном маленьком жилище,
где луны совсем не видел,
300 солнца не встречал ни разу.
Он такое слово молвил,
произнес он речь такую:
«Солнце, месяц, помогите,
посоветуй, Семизвездье,
305 как открыть мне эти двери,
незнакомые ворота,
как из гнездышка мне выйти,
из моей избушки тесной!
Покажите путь на берег,
310 выведите в мир прекрасный,
чтоб луною любоваться,
солнцем в небе восхищаться,
чтоб с Медведицей встречаться,
наблюдать на небе звезды!»
315 Раз луна не отпустила,
солнце путь не указало, —
потерпев еще немного,
поскучав еще маленько,
сам качнул он двери замка
320 цепким пальцем безымянным;
костяной открыл замочек
крепким пальцем левой ножки,
на локтях скользнул с порожка,
из сеней — на четвереньках.
325 В море он ничком свалился,
на волну — вперед руками,
оказался Вяйно в море,
среди волн герой остался.
Пять годов лежал он в море,
330 пять и шесть годов скитался,
семь и восемь лет проплавал,
наконец остановился
у безвестного мысочка,
у земли совсем безлесной.
335 На колени муж оперся,
на руках герой поднялся,
встал, чтоб солнцем восхищаться,
чтоб луною любоваться,
чтоб с Медведицей встречаться,
340 наблюдать на небе звезды.
Так рожден был Вяйнямёйнен,
рода славный песнопевец,
выношенный девой стройной,
матерью рожденный славной.
