Подлинно серьезным критиком римских легенд по заслугам считается гениальный итальянец Джанбатиста Вико, первый, кто не только отмечал мифический характер ранней римской истории, но и попытался объяснить происхождение самих легенд (1725). По его мнению, древние римские герои Эней, Эвандр, Ромул, Нума Помпилий – это поэтическое выражение определенных политических или моральных идей, в основе которых лежит какой-либо истинный и значительный официальный мотив. В Ромуле, например, он усмотрел воплощение присущей всем народам древности идеи основания города, а в Нуме Помпилии – идеи религии как цементирующей силы. При этом части римских преданий Вико приписал греческое происхождение (легенды об Эвандре, Геркулесе, пифагореизме Нумы), полагая, что римляне их переработали в соответствии с собственными представлениями о прошлом и что ранняя римская история – это «историческая мифология», представляющая собой развитие греческих мифов.
К концу XVIII – началу XIX столетия на волне проснувшегося в связи с Великой французской революцией интереса к народному творчеству новую жизнь обретает песенная теория. Трудно сказать, был ли знаком к моменту выхода первого тома своей «Римской истории» (1812-1813) основоположник критического метода в антиковедении полунемец-полудатчанин Бартольд Георг Нибур (1776-1836) с трудами Перизония (он на него ссылается лишь в поздних своих работах), но идеи, намеченные Перизонием, превращаются в труде Нибура в разработанную и законченную теорию. Настаивая на существовании у римлян исторических песен, Нибур исходил не только из сравнений с другими народами, но и пытался опереться на античную традицию. Он обратил внимание на выписку, сделанную Цицероном из «Начал» Катона Старшего (того самого, который каждое свое выступление в сенате завершал призывом к разрушению Карфагена). По словам Катона, древнейшие римляне, возлежа за пиршественным столом, пели исчезнувшие в его времена песни. Нибур интерпретировал это место таким образом, будто Катон еще слышал эти песни. Идя по тому же пути дальше, он подвергает сомнению утверждение Цицерона, что в катоновские времена (II в. до н. э.) эти песни исчезли. Свидетелем против Цицерона он избирает Дионисия Галикарнасского, переселившегося в Рим тринадцать лет спустя после гибели великого оратора. Дионисий утверждал, что близнецы Ромул и Рем воспевались в религиозных гимнах и что еще в его время восхваляли Кориолана. Из этого Нибур делает вывод о существовании песен о Ромуле и Кориолане. Далее он указывает на свидетельство современника Цицерона Варрона, который также говорил, что в его время мальчики во время пиров пели песни. Наконец, он считает, что погребальные плачи, которыми провожали покойников в последний путь, были такими же похвальными песнями, и даже находит их образец в известной надписи на саркофаге из гробницы Сципионов.
Так, на основании разрозненных данных о существовании у римлян героических песен Нибур приходит к выводу о наличии древнейшего римского исторического эпоса, подобного «Илиаде» и «Одиссее» или эпосу народов нового времени – германцев, славян. Кроме того, Нибур высказывает предположение, что песни представляли плебейскую традицию, тогда как жреческие анналы были выражением взглядов патрициата.
Приняв за непреложную истину существование у римлян исторического эпоса, Нибур стал искать его следы в дошедшей до нас в трудах Ливия, Дионисия Галикарнасского и Плутарха ранней исторической традиции второй половины III – первой половины II в. до н. э. И эта работа была, собственно говоря, едва ли не главной его задачей. На основании рассказов Ливия он выделил «былины» о Ромуле, Тулле Гостилии, отыскал в античной традиции особый цикл песен, посвященных Тарквиниям (от воцарения Тарквиния Древнего до битвы при Регилльском озере). Вслед за этой так называемой царской эпохой, по мнению ученого, следует менее значительный республиканский период с текстами, повествующими о Горациях, Куриациях, Кориолане и даже Пирре.
Признание того, что древнейшая римская история, дошедшая до нас в изложении историков эпохи Августа и еще более позднего времени, основывалась на памятниках устного народного творчества, позволяло Нибуру рассматривать Тарквиниев, Брута, Кориолана, Горациев и Куриациев в качестве реальных лиц, хотя и приукрашенных легендой.
Такова была самая знаменитая и в то же время наиболее уязвимая гипотеза Б. Г. Нибура, известная под названием «песенная теория». Этот подход разительно отличался от скептицизма XVIII – начала XIX в., и именно против нее был направлен весь огонь критики, современной выходу книги Нибура.
С 60-х годов прошлого века исследование древнеримской религии подпало под сильное влияние сравнительной мифологии, в свою очередь связанной с успехами сравнительного языкознания. В этом же направлении работал Л. Преллер, автор капитального труда «Римская мифология» (1860). Спецификой римской мифологии он считал ее примитивизм, не допускающий появления «национального эпоса», подобного «Илиаде», «Эдде», «Махабхарате». Тем самым он присоединился к противникам «песенной теории» Б. Г. Нибура, хотя наличия у италийцев народных песен не отрицал. Используя литературный и этнографический материал, в том числе «Ригведу», «Авесту», мифы германцев и южных славян, Преллер выделил в италийской мифологии группы примитивных богов-множеств, связанных с культом природы (гениев, ларов, семонов и др.). Им были также отмечены и некоторые общие черты мифологий различных народов, например, между римским похитителем быков Каком и индийским богом ветра, укравшим коров у Индры, и таким же вором этих же четвероногих был Гермес в греческих мифах.
Римские религиозные предания были проанализированы (наряду с греческими) в труде И. Бахофена «Материнское право», в котором он трактовал матриархат не только как совокупность определенных черт в праве и общественной жизни, но охарактеризовал также особенности религиозной идеологии, свойственной, по его мнению, матриархату. Он считал характерным для матриархата господство женских божеств, связанных с землей и подземным миром, в противоположность небесным богам патриархата. Мать-земля как великая богиня предшествовала, согласно этой концепции вопреки логике, небесному богу-отцу. Столкновение матриархальных и патриархальных начал в религии Бахофен прослеживал на образе этрусской царицы Танаквиль, утверждая, что она воплотила в себе главные черты древнего матриархального мира, но под влиянием победившей патриархальной идеологии превратилась из древнего матриархального божества в добродетельную римскую матрону.
С давних пор европейские ученые мысленно ставили друг против друга римлян, греков, персов, египтян, индийцев, сравнивая их образ жизни, политическое устройство, верования, В XVIII в. такое сравнение классических народов с успехом осуществил Иоганн Гердер (1744-1803) в своих «Идеях к философии истории человечества». Из древних народов римляне были самым молодым и неразвитым. Недаром ведь греки долго называли их «варварами». Поэтому изначально было ясно, что многое для понимания римских легенд, верований и культа может дать сравнение с отсталыми народами Африки, Америки, Австралии, Азии, Северной Европы. Колониальная экспансия XIX в. дала в этом отношении богатейший материал, собранный и обобщенный в плане мифологии и религии прежде всего учеными великой колониальной державы Великобритании. Э. Тэйлор разработал учение об анимизме (от лат. animus – «душа»), согласно которому представление о душе, о сне, о смерти, восходящее к далекой первобытности, составляло основу любой мифологической системы. В этом направлении самим Тэйлором и другими учеными были изучены римские представления о манах, ларах, пенатах. Однако ничто не говорило о том, что они древнее других римских богов-множеств: фавнов, камен, парок, помон и др. Можно думать, что и те и другие далеко не самые древние.
Анимистическая теория привлекла внимание к другим примитивным элементам религий. Дж. Фрейзер в грандиозной работе «Золотая ветвь» (1911-1918) раскрыл элементы магии, которую он считал древнее религии в целом и анимизма в частности. В ней ученый видел ту стадию развития мышления, когда дикарь считал себя способным оказывать влияние на сверхъестественный мир, подчинить его с помощью особых приемов своей воле. В этом плане Фрейзер рассмотрел пережитки первобытной магии в представлениях римлян и италийцев о своих царях, включив их в широкий контекст сходных представлений классических народов и первобытных племен. Он изучил также магические представления римлян в других сферах, широко используя вышедшую ранее работу немецкого ученого В. Манхардта «Лесные и полевые культы» (1877).
Материал, уже изложенный Л. Преллером, лег в основу и работы Г. Виссовы «Религия и культ римлян» (1912). Заголовок отражает концепцию автора, согласно которой римская религия была очень примитивной и в то же время формализованной, лишенной мифологии. Главной целью автора, знаменитого также созданием грандиозной энциклопедии классической древности, является отделение пришлых богов и культовых явлений от соответствующих им исконно римских. Не говоря уже об игнорируемых полностью этнографических данных, даже сведения неклассических народов Италии (этрусков, венетов и др.), по мнению Виссовы, не могут дать ничего исследователю римской религии.
