Материал, уже изложенный Л. Преллером, лег в основу и работы Г. Виссовы «Религия и культ римлян» (1912). Заголовок отражает концепцию автора, согласно которой римская религия была очень примитивной и в то же время формализованной, лишенной мифологии. Главной целью автора, знаменитого также созданием грандиозной энциклопедии классической древности, является отделение пришлых богов и культовых явлений от соответствующих им исконно римских. Не говоря уже об игнорируемых полностью этнографических данных, даже сведения неклассических народов Италии (этрусков, венетов и др.), по мнению Виссовы, не могут дать ничего исследователю римской религии.
Специфика мифологии раскрывается прежде всего в образах небожителей. Италийские боги в массе своей не просто отличались от других богов (греческих, финикийских и иных) именами, но и, как мы могли заметить по рассказам о римских царях, вовлеченностью в жизнь людей. Наряду с далекими, во всяком случае для Рима, небесными богами, их в повседневной жизни окружало множество божественных существ (нумина), находившихся с ними в самых интимных отношениях – от зачатия и первого крика младенца до последнего вздоха на смертном одре и пребывания в могиле. Такие же нумина, но под другими именами существовали у других индоевропейских и неиндоевропейских народов с малоразвитыми мифологическими представлениями, что, однако, не означало отсутствия представлений о высших небесных силах. Но где же она у римлян? Где рассказы о рождении богов, об их соперничестве и схватках друг с другом, об их отношениях с людьми, составляющих основу развитых мифологий? Где их индивидуальность?
Вопросы поставил в середине XX века А. Гренье, сопоставивший римскую и этрусскую религию и мифологию. Пытаясь ответить на эти вопросы, Ж. Дюмезиль обратился к индоевропейским корням римских представлений о богах и увидел в изложенных нами рассказах о римских царях перенос на героический уровень общих индоевропейских представлений о трех универсальных функциях: религиозно-жреческой, военной и хозяйственной. Так, за Ромулом стояла жреческая функция, а за его соправителем Титом Тацием – хозяйственная.
Вот эта схема и была выдана Дюмезилем и его последователями за римскую мифологию. Индоевропеизм римском религии стал основанием для ее эмансипации от этрусской религии как якобы чуждой всему индоевропейскому. Но эта чуждость сама оказалась мифом, развеянным исследованиями последних десятилетий XX века. В дошедшем до нас повествовании о римских царях и бородатых консулах отчетливо выделяются четыре потока (индоевропейские корни – это крошечная, едва заметная струйка). Первый и самый мощный из этих потоков – этрусский, к которому в римской традиции принадлежат не только сведения о двух царях этрусского происхождения, но и данные об этрусских обрядах основания города и его устройстве по этрусскому образцу. Этрусский миф о римских царях в чистом виде представлен изображениями на стенах гробницы Франсуа, где этруски отождествлены с греками, а римляне – с троянцами, а также трудом императора Клавдия, для которого шестой из римских царей, Сервий Туллий, не латинянин, а этруск Мастарна, сотоварищ этрусского искателя приключений Целия Вибенны. Элементами сабинского мифа являются рассказы о похищении сабинянок, соправителе Тите Тации, захвате Тарпейского холма и правлении Нумы Помпилия. Греческий поток представлен «Римскими древностями» Дионисия Галикарнасского, для которого Рим – греческий город, преемник Сатурнии, крепости аркадянина Эвандра. Тит Ливий, за работой которого пристально наблюдал Август, использовал этрусскую, сабинскую и греческую версии, однако дистанцировался от них в главном: Рим для него – отросток Альбы Лонги, верный ее богам и дедовским обычаям. Отмечая роль этрусков в укреплении могущества Рима, Ливий отсекает все, что касается их влияния в области религии. Создается впечатление, что Тарквиний Высокомерный был продолжателем религиозных реформ Нумы Помпилия, а не создателем государственного культа по этрусскому образцу. Лишь позднее, в рассказе о войне с этрусскими Вейями, Ливий сообщает о перенесении в Рим культа этрусской богини Юноны-царицы.
Версия римского мифа Ливия создавалась одновременно с «Энеидой» Вергилия, работавшего «по заказу» того же Августа. Нам неизвестно, соприкасались ли Ливий и Вергилий в личной жизни, но их труды как бы сомкнулись, поскольку в их основе лежит одна и та же концепция – предназначение Рима к господству над миром самой судьбой. Вергилий относится к этой идее всерьез, Ливий – несколько иронически, но от нее не отклоняется.
Влияние греческой культуры, в том числе и религии, на римскую было отнюдь не меньшим, чем этрусское, но оно, будучи чаще всего опосредованным, не затрагивало ее основы и воспринималось самими римлянами как внешнее, достойное восхищения и подражания. Этруски же, так же как сабиняне, умбры, оски, стали частью римского народа. Зная в самых общих чертах о своем доиталийском прошлом, они плоть от плоти были италийцами и римлянами, но им должно было импонировать то, что прародитель римлян был чужаком. И эта мифологема лила воду на мельницу имперской идеи, делая молодой, с точки зрения греков, варварский город сопричастным к древнейшим судьбам средиземноморского мира, предназначенным к власти над ним не только военной мощью, но и силою традиции.
Археология вырвала для нас, очевидцев ее великого подвига, примитивный Рим из той гордой изоляции, в которую его погрузила имперская идея. Археология сделала Рим составной частью италийской цивилизации, ведущей творческой силой которой были этруски, открывшие ранее скрытые богатства недр Италии, превратившие тихую Альбулу в магистраль международной торговли, в «этрусский поток» Тибр и тем самым выведшие Рим из захолустья в лидеры средиземноморской, а затем и мировой истории.
Этрусская волчица, вскормившая Рим (Руму) своими сосцами, растворилась в своем приемном детище и сама стала мифом. Но это предмет другого нашего исследования.
В беседе с друзьями Вергилий как-то обмолвился, что рождает свои стихи, облизывая строчки, как медведица детенышей, придавая им окончательную форму. В другой раз он сказал, что намечает первыми стихами легкие подпорки, чтобы впоследствии заменить их монументальными колоннами.
Последние восемнадцать часов жизни Вергилия стали сюжетом романа-откровения Германа Броха "Смерть Вергилия", отразившего трагедию человечества периода Второй мировой войны.
Зоил – единственный из древних филологов, отрицавший существование Гомера и прозванный за это современниками "бичом Гомера".
"Говорят, Гомер создал Вергилия. Если это так, то это, без сомнения, самое лучшее из его произведений".
Написано Ильинской Людмилой Станиславовной (1934- 2002).
Пер. В. В. Вересаева.
Анхиз – отец главного героя повествования, сын Каписа и Фемиды, внук троянского царя Ила, отец Энея. Богиня Афродита (в римском пантеоне – Венера), согласно мифу, полюбила Анхиза, увидев его на горе Иде во главе войска, и, соединившись с ним, родила от него сына Энея. Анхиз за то, что похвалялся связью с Венерой, был наказан Юпитером, по одной версии ослепившим его, по другой – наславшим на него паралич. Именно поэтому Энею приходится выносить отца на плечах, хотя он еще не был стариком.
Согласно господствующей версии мифа, Асканий был сыном Энея и Креусы, внучки троянского царя Приама. Вергилий называет его ниже также Юлом, делая родоначальником рода Юлиев, к которому принадлежали Юлий Цезарь и Август.
Гора, господствовавшая над Троей. По одному из вариантов мифа, название Ида напоминает о прибытии Тевкра, на родине которого – острове Крите – была гора с тем же названием, связанная с почитанием Зевса.
При переселении на новые места греки всегда увозили культовые статуи богов-хранителей. Вергилий отождествляет их с римскими пенатами (penetralia) – духами-хранителями внутренней части римского дома. Имена богов-хранителей не разглашались из опасения колдовских действий врагов. Существовало мнение, что пенатами Трои были Аполлон и Посейдон (Нептун), считавшиеся ее строителями.
Согласно мифу, беглецы-троянцы отправились в странствие на двадцати кораблях. Один из них носил имя Кибелы, три – имена морских чудовищ, названия остальных не приводятся. Кибела почиталась во Фригии как великая богиня, которую часто называли матерью богов и Великой матерью. Ее резиденцией считались фригийские горы, ее почитание распространилась по всему греческому миру, а с 204 г. до н. э. культ Кибелы был введен в Риме.
