Долгий яростный вопль Иштар, наверное, услышали даже на небесах. Еще никто из смертных никогда ее так не оскорблял! Еще никто, кроме садовника Ишуллану, ей не отказывал!
Как комета с горящим хвостом, богиня ринулась в чертоги Ану и зарыдала, припав к отцовским коленям:
— Гильгамеш, царь Урука, только что нанес мне ужасное оскорбленье! Он перечислил все мои грехи, все мои любовные шашни — отец, он как будто содрал с меня кожу и выставил совсем голой!
— А разве он что-нибудь присочинил? — прокряхтел старый Ану. — И разве не ты первая его оскорбила, покусившись на его невинность?
— Невинность Гильгамеша — не смеши меня, папочка! — вскричала Иштар.
— Хорошо, хорошо… Но что же ты от меня хочешь?
— Я хочу отомстить негодяю! Отец, пошли на землю чудовищного быка, пусть он убьет Гильгамеша! А если ты мне откажешь, я так завизжу, что мертвецы повыскакивают из могил, и тогда на земле станет меньше живых, чем мертвых!
— Верю, с тебя станется, — вздохнул Ану, хорошо знавший неукротимый характер своей дочки. — Ладно, так и быть, я создам быка, о котором ты просишь, но взамен ты тоже должна кое-что сделать для старика-отца.
— Все что угодно! Клянусь украденными мною «ме»!
— Я хочу, чтобы ты семь лет выполняла в моем дворце самую грязную работу. Говорят, труд облагораживает — вот и проверим, отвлечет ли он тебя от любовных шашней и кровавых распрей.
— Я согласна! — вскричала мстительная Иштар. — Клянусь семь лет выполнять работу служанки, если только бык убьет гордеца Гильгамеша!
Ану долго трудился над созданием чудовищного быка: за это время победители Хумбабы успели вернуться в У рук, где Гильгамеш принес Шамашу обещанные жертвы, а Энкиду сколотил из нарубленного в ливанских горах кедра роскошную дверь для храма Эн ли ля.
День и ночь в городе гремела победная музыка, и люди пировали от царских щедрот: их повелитель со своим побратимом вернулись домой! Они одолели ужасного Хумбабу!
Но в самый разгар праздников на У рук вдруг обрушилось страшное бедствие, мычащее бедствие с рогами и копытами. Дрогнуло небо, зарницы полыхнули от горизонта до горизонта, когда Иштар погнала вниз по небосводу гигантского быка; и вот чудовище с диким ревом обрушилось на Кулаб, предместье Урука. Сбив с ног полсотни человек одним небрежным взмахом хвоста, бык помчался к городу, словно воплощение неистовой злобы и жажды мести. Его копыта выбивали огромные ямы, в которые десятками валились люди, ломая себе кости, а многие гибли от одного ядовитого дыхания монстра. Уцелевшие в панике бежали в Урук, но город оказался для них не спасением, а смертельной ловушкой: городские ворота разлетелись в щепки от удара огромных рогов, и с громовым мычанием бык Иштар ворвался на забитые народом улицы.
— Пожалуй, я бы лучше еще разок схватился с Хумба-бой! — крикнул Энкиду Гильгамешу сквозь визг и вопли обезумевших от ужаса людей. — Уверен, этот теленок — подарок тебе от влюбленной богини! Ну, и что ты ей ответишь?
— Гони эту тварь на меня! — гаркнул в ответ Гильгамеш. — Гони, а потом разверни влево!
Энкиду бесстрашно бросился навстречу быку и направил его прочь от переполненных людьми улиц. Гильгамеш уже ждал посреди площади с кинжалом в руке — единственным оружием, которое он взял с собой на праздник. Энкиду ухватил быка за корень хвоста, развернул его боком к другу… И тогда царь Урука метнулся вперед и поразил чудовище между затылком и шеей. С торжествующим ревом, когда-то пугавшим в пустыне львов, Энкиду рассек поверженному быку грудь, а Гильгамеш вырвал трепещущее сердце и поднял его к небу:
— Эй, Иштар, посмотри — вот тебе мой подарок!
Друзья не знали, что Иштар все это время наблюдала за ними с высокой городской стены, желая полюбоваться, как небесный монстр растопчет оскорбившего ее Гильгамеша. Но когда победитель поднял вверх окровавленное бычье сердце, дикий вопль, полный горя и злобы, заставил героев вскинуть глаза — и они увидели на зубце стены растрепанную фурию, бешено потрясающую кулаками.
— Будь ты проклят, Гильгамеш! — провыла Иштар. — Ты еще заплатишь мне за убитого быка и за мое униженье!
И богиня разразилась проклятьями, достойными уличной девки. Наверное, она еще долго поливала бы грязью царя Урука и его родню, если бы Энкиду не вырвал член быка и не швырнул прямо в лицо богине:
— Замолчи! Если скажешь еще что-нибудь худое про Гильгамеша, я стащу тебя со стены и отделаю так, что даже папаша Ану тебя не узнает! А потом вспорю быку брюхо и обмотаю тебя его кишками с ног до головы!
От подобного неслыханного оскорбления Иштар попросту онемела, лишившись дара речи…
А герои с торжеством отнесли бычье сердце в храм Ша-маша, а рога отдали мастерам, чтобы те украсили их богатой отделкой. Шесть мер благовонного масла, вместившиеся в оба рога, Гильгамеш возлил перед своим предком Лугальбандой, сам же трофей повесил над царским ложем…
И вновь на улицах города воцарилось веселье: народ праздновал победу героев над кровожадным чудовищем, славя двух отважных защитников Урука!..
Только в храме Иштар вместо пения раздавались горестные причитания: собрав вокруг себя храмовых блудниц и уличных девок, богиня оплакивала убитого быка, а вместе с ним — свою надежду на отмщение.
До поздней ночи на улицах Урука весело звучали флейты, барабаны и систры, лишь под утро люди разбрелись по домам, и в городе все затихло. Ушли во дворец и виновники торжества, чтобы как следует отоспаться. После стольких трудов они заслужили отдых!
Но едва занялся рассвет, Энкиду ворвался в спальню Гильгамеша и растолкал мирно спящего друга:
— Гильгамеш, проснись! Я видел ужасный сон!
— После расскажешь, — промычал царь. — Посмотри, еще даже солнце не встало!
— Нет, послушай! Прежде мне никогда еще не снилось таких кошмаров!..
Голос Энкиду задрожал, и Гильгамеш сразу проснулся, сел и внимательно посмотрел на товарища:
— Что с тобой? Раньше страшные сны были по моей части — помнишь? Ну хорошо, расскажи, что за видение так тебя испугало!
— Почему-то мне кажется, что это был вещий сон… Послушай, я видел, как в небесных чертогах спорили Ану, Эл ли ль и Шамаш — и их спор был о нас с тобой, Гильгамеш. Ану негодовал: «Слишком дерзкими стали некоторые люди! Надо наказать двух гордецов, поразивших моего быка и стража кедров Хумбабу!» — «Тебе нажаловалась Иштар, я знаю, — возразил Шамаш. — Нет, Гильгамеш и его побратим не заслужили смерти: храбрецы слишком редки на земле, я хочу и дальше любоваться их подвигами во время странствий по поднебесью!» — «То-то ты всегда потакаешь их бесстыдным проделкам!» — заорал Ану, но тут в разгорающуюся ссору вмешался Эллиль. «Вот каково мое решение! — провозгласил владыка богов. — За убийство Хумбабы поплатится один Энкиду, Гильгамеша же смерть не коснется!» — «Почему? — возмутился Шамаш. — Они вместе сразили быка, вместе одолели владыку кедров! Так почему ты хочешь погубить одного Энкиду, чем он так тебе ненавистен?» — «Гильгамеш всегда приносил мне богатые жертвы, — ответил Эллиль, — и я не в обиде на царя Урука. Но Энкиду преподнес мне всего лишь дверь для храма — к тому же точь-в-точь похожую на ту, что захлопнулась за мной, когда я был изгнан в Иркаллу! Так пусть и за дикарем из степи навсегда захлопнется дверь в Страну без Возврата!» Так возгласил Эллиль — и остальные боги не посмели оспорить приговор своего владыки… Вот что я видел, Гильгамеш, и знаю — этот сон предвещает мне близкую гибель!
Энкиду замолчал и лег на пол рядом с кроватью друга.
— Нет! — закричал Гильгамеш. — Нет, твое видение было лживым, ты не умрешь!
— Мы убили Хумбабу, победили быка, но нам не под силу спорить с волей верховного бога, — прошептал Энкиду. — Вот она, месть Эллиля, которой грозил мне хранитель кедров…
— Перестань! Разве может герой вроде тебя пасть духом из-за ночных кошмаров? Но если ты так тревожишься из-за глупого сна, давай принесем Эллилю щедрую жертву и попросим, чтобы в другой раз он послал тебе сновидение получше.
Энкиду тяжело вздохнул, но все же поднялся, и, пройдя по дремлющему городу, друзья приблизились к храму Эллиля.
Там Энкиду с упреком обратился к кедровой двери:
— Дверь из леса, лишенная разуменья,
Чей рассудок не существует,
Твое дерево славил я на двадцать часов пути в округе,
Даже кедр вознесенный,
что я видел в лесу Хумбабы,
Редкостью не может с тобою сравниться.
Семьдесят пять локтей шириной ты
и двадцать четыре длиною…
Но если бы знал я, о дверь, что ты мне путь заграждаешь,
Что твоя красота украшает мою темницу,
Я бы поднял топор и тебя расколол бы в щепы!
— Брось, Энкиду! — тронул его за плечо Гильгамеш. — Ты ведешь себя, как малый ребенок! Перестань понапрасну терзаться: сейчас мы принесем щедрые жертвы богам, и они успокоят твою смятенную душу. Эй, вы слышите, Ану, Эллиль и Шамаш? К вам обращается царь Урука, потомок божественного Лугальбанды! Изгоните тревогу из сердца моего побратима, ниспошлите ему долгую жизнь — и я засыплю ваши алтари золотом, залью их душистым елеем! Слышите, боги? Вы меня слышите?!
