А Кумарби взвыл и начал яростно плеваться. Но хотя ему удалось наплевать целую гору Кандуру, огромную Гору Богов[159], он так и не избавился от того, что было у него внутри.
Тяжелая беременность Кумарби
Трясясь от бешенства, бормоча ругательства, Кумарби помчался за советом к богу Энлилю. Но что мог ему посоветовать хозяин Экура? Любые противозачаточные средства были бессильны против семени Ану, и теперь оставалось лишь подсчитывать месяцы беременности в ожидании рождения трех богов. Энлиль любезно предложил гостю свои услуги в этих подсчетах, но Кумарби разгневанно отказался и бросился на поиски Намхэ. Уж если кто и мог решить наисложнейшую акушерскую проблему, то только богиня плодородия!
Но напрасно Кумарби надеялся на помощь почтенной богини. Когда Намхэ узнала, какой услуги от нее ждут, она так взъярилась, что сыну Алалу пришлось спасаться бегством. Вслед ему неслись возмущенные крики:
— Да неужели я, Намхэ, соглашусь принимать роды, чтобы убить появившееся на свет невинное дитя?! Прочь отсюда, мерзавка! Ты позоришь все женское племя!
Кумарби с трудом увернулся от просвистевшей мимо его уха сковороды и перешел с рыси на легкий галоп.
Теперь у него оставалась последняя надежда, извечное прибежище всех отчаявшихся горемык: добрый Эйя.
Путь до подводного дворца Апсу был неблизок, особенно для бога в «интересном положении», и лишь на седьмом месяце беременности Кумарби удалось наконец до него добраться.
Тем временем Ану чуть ли не каждый день нетерпеливо высчитывал на пальцах сроки и, разменяв седьмой месяц, не выдержал. Ладно, пусть его сыновья родятся недоношенными, лишь бы трое мстителей поскорей появились на свет! И Ану запел заклинание, призывая самого грозного из трех близнецов — Тешуба — покинуть тело Кумарби:
— О, выйди из тела Кумарби!
О, как за тебя я боялся!
Я — Ану, я жизнь тебе дал!
О, выйди из чрева Кумарби!
Как женщина, пусть он родит![160]
В мстительном запале бывший царь богов совсем не подумал о существенном различии в анатомии женщин и мужчин. Об этом ему напомнил сам Тешуб: потыкавшись туда-сюда в поисках выхода, малыш обиженно отозвался из своей темницы:
— Как место найти мне благое,
Чтоб выйти из чрева Кумарби?
Едва появлюсь, как тростник,
Кумарби меня переломит.
Как выйти из тела Кумарби
И не оскверниться при этом?
Из уха Кумарби я б вышел,
Но ухо меня б осквернило!
Как выйти из места благого?
Родятся же дети у женщин!
О, как бы на свет мне родиться?
Ану перестал петь и схватился за голову: в самом деле, как? Почему он об этом не подумал?
Но в скором времени старик нашел решение трудной проблемы:
— Назначено место, где выйдешь:
Ведь Богу Грозы надлежит
Пройти через череп Кумарби,
Пробьет его камень большой,
И в это отверстье он выйдет,
Родится на свет Бог Грозы!
Тешуб обрадованно захлопал в ладоши: ему отнюдь не улыбалось протискиваться через чье-то немытое ухо. Вот появиться на свет из расколотого черепа родителя — это вполне достойно великого Бога Грозы!
Кумарби же возня и разговоры в его животе довели до полного остервенения.
— Заткнись, негодник! Сиди смирно! — сквозь зубы процедил он. — Ну, подожди, только высунься наружу, уж я с тобой разберусь!..
— Это я с тобой разберусь! — задорным голосом откликнулся Тешуб. — И кто как обзывается, тот сам так называется!
Во все горло распевая дразнилку, он начал приплясывать во чреве Кумарби, и к его пляске тут же присоединились оба брата.
Придерживая руками живот, беременный бог из последних сил ввалился в подводные чертоги Апсу и так низко склонился перед хозяином, что упал на пол.
— Ты не ушиблась, дорогуша? — вскричал Эйя, вскакивая с трона. — В твоем положении надо быть осторожней! Позволь, я тебе помогу…
Он подхватил «гостью» под локоть, взглянул «ей» в лицо — и оторопел.
— Как, это ты, Кумарби?!
— Сам видишь, что я! — прошипел тот. — И больше не смей называть меня дорогушей… О-ох!
— Да у тебя, никак, начинаются схватки? — всполошился Эйя. — Эй, слуги, скорей бегите за повивальными бабками!
— Никаких бабок! И никаких слуг! — прорычал Кумарби. — Ты сам примешь маленького стервеца, который отплясывает у меня в животе. И как только он и его братцы появятся на свет, я тут же их проглочу!!!
— Глотать детишек? Да к тому же маленьких богов? — возмутился Эйя. — Ты, наверное, слишком устал в дороге, вот и несешь всякую ерунду. Лучше пойдем-ка к столу, сейчас я тебя накормлю до отвала. В твоем положении нужно лучше питаться…
— Ни слова больше о моем положении! — взревел Кумарби.
— Хорошо, хорошо, только не волнуйся! В твоем положе… Ммм… To-есть я хотел сказать — тебе сейчас вредно волноваться. Эй, слуги, скорей накрывайте на стол!
Трудные роды Кумарби
Эйя не поскупился на угощение: каких только яств не было на пиршественном столе! Оголодавший во время долгого пути гость отдавал должное и соленьям, и печеньям, а потом обратил внимание на свежие лепешки, которые усердно нахваливал гостеприимный хозяин. Кумарби ухватил самую румяную и пышную, откусил большущий кусок…
И вдруг закричал от боли!
Откуда ему было знать, что по приказу Эйя в эту лепешку запекли камень кункунуцци?[161]
И теперь во рту у Кумарби не осталось ни единого целого зуба, а без зубов он вряд ли сумел бы съесть своих новорожденных малышей!
Кумарби выплюнул обломки зубов вместе с крепким ругательством и вместе с запеченным в лепешку булыжником. И надо же было такому случиться: кункунуцци взлетел к потолку, стукнулся о балку и рухнул вниз, прямо на голову беременному богу, пробив в его черепе солидную дыру.
Тешу б только того и дожидался: он тут же вырвался на волю, грохоча громом, как погремушкой, а следом за ним на свет появились Аранцах и могучий Тасмису. Все трое новорожденных нетерпеливо вырвались из рук хлопочущих над ними Богинь-Защитниц и отправились на гору Канцура, чтобы показаться отцу. И Ану ликующе захохотал, увидев с небес своих отпрысков — тех, кому вскоре предстояло отомстить за его свержение и увечье.
Тешуб показывает характер
Едва оправившись от родов, Кумарби созвал богов на срочное совещание, чтобы решить, как быть с появившимися на свет детьми Ану, в первую очередь — с грозным Тешубом?
— Его нужно уничтожить, и как можно скорей! — настаивал властелин мира. — Пока Бог Грозы не уничтожил всех нас! А заодно я хочу разобраться с грубиянкой Намхэ, которая швырнула в меня сковородкой…
— Постой, не горячись, — осадил крикуна Эйя. — Похоже, у тебя послеродовая депрессия! Но я считаю, что тебе лучше оставить Тешуба в покое. Вместо того чтобы бросать ему вызов, сделай его царем в одном из городов — поверь, худой мир лучше доброй ссоры!
Но как Эйя ни старался, он не сумел переубедить Кумарби, и остальные небожители приняли сторону верховного владыки.
Вскоре до Тешуба донеслась весть, что боги готовятся дать ему сражение. Старший сын Ану немедленно собрал свое войско, в которое кроме его младших братьев входили также два боевых быка — Сьерри и Телла.
— Этот сброд вздумал объявить нам войну! — прогрохотал Бог Грозы. — Что ж, война так война! И я уже выиграл первую битву: я проклял свирепого бога Забаба[162] и захватил его в плен. Вот он стоит перед вами, униженный, испуганный, покорный — а вскоре та же участь постигнет всех лизоблюдов Кумарби! Каждого из них я прокляну лишающим сил проклятьем — каждого, даже Эйю!
Раз хозяин Апсу не смог обуздать Кумарби, пусть теперь пеняет на себя. Кто не с нами, тот против нас! Смелость, смелость и еще раз смелость — и враг будет разбит, победа будет за нами!
Воинство Тешуба благоразумно молчало, не осмеливаясь возражать своему буйному предводителю, только бык Сьерри укоризненно промычал:
— Зачем же ты грозишься проклясть Эйю, Тешуб? Зачем ты оскорбляешь хозяина Апсу? Ведь он помог вам троим появиться на свет, он спас тебя и братьев от зубов Кумарби, он всегда выступал за мир во всем мире — а теперь ты ему угрожаешь! Ох, господин, как бы твои неразумные речи не привели к беде!
И Эйя в унисон с быком низко и мрачно отозвался из своих подводных покоев:
— Проклятий ты не говори!
Тот, кто проклинает меня,
Не знает, что делает сам!
Зачем ты меня проклинаешь?
Напрасно меня проклинаешь!
Наполнен был пивом сосуд,
Вдруг вдребезги он разобьется![163]
Рождение детей Земли
«Пожалуй, это слишком далеко зашло! — тревожно размышлял Эйя, глядя на приготовления к грандиозной битве, которой вскоре предстояло разразиться на земле и на небесах. — Чует мое сердце — быть беде! И в первую очередь, как всегда, пострадают те, кого бессмертные даже не заметят в запале боя — хрупкие смертные люди. Что ж, я породил этих созданий, я их и спасу!»
