Здесь жили семь русских князей-богатырей — семь родных братьев. Они были посланы сюда караулить татар, чтобы они не собирались силой идти на Русскую землю, скот угонять, народ воевать. Желая их выжить с этого места, татары зажгли степь верст на десять кругом горы. У богатырей в один час разбежались их кони. А сами они начали биться с татарами.
Три дня они бились. А на четвертый день их победили татары, так как их была тысяча человек всадников. И все полегли на поле битвы. С тех пор, рассказывают старики, в ночь под пасху гора открывается, и на своих конях выезжают богатыри защищать Русскую землю.
НЕМЕЦКАЯ ЩЕЛЬЯ
Мальчишкой я был — бабушка пугала:
— Вон из скалы торчит камень, будто сапог, немцы там придавлены! Немецкий сапог виден!
Это было давно, лет триста прошло. Ходили в то время в Поморье шведы, немцами их еще называли. Пришли они как-то летом — Кемский острог сожгли, Вирму взяли, а Сумский посад и не поддайся.
Ну, немцы Вирму разграбили, церковь была (старше нонешней, хорошая тоже церковь, в роще стояла, столбы витые в трапезной!), ее разграбили и сожгли дотла, а роща до сей поры есть.
Ушли шведы по зимней дороге, стали в лесу делить награбленное… Пили, ели, отдыхали. Да вдруг на них щелья и упади с неба — сразу всех и накрыла. Только одна нога в сапоге торчать осталась, да и та закаменела.
ОКАМЕНЕЛИ
Там вон за Кильяками-то, в Кузовах, есть луда такая, варака, а зовут ту вараку Немецкой. Так тут, вишь, немчи кашу варили, и, стало быть, шли они на Соловки, чтобы монастырь ограбить. Варят это, значит, немчи кашу да и похваляются, кто, выходит, больше ограбил, у кого денег больше.
Один этак влез на вараку-то, увидал монастырь вдали, что картину писаную, да и пригрозил (завидно, вишь, стало, что хорош больно монастырь-от, да и казны его счесть нельзя), пригрозил немец:
— Завтра, мол, красоты твоей не видать станет, всю по камушку разнесем.
Да видно вражьим было это попущением — божьим то изволением: немец как сказал слова те свои, так и стал камнем, и товарищи-то все до единого такими же. И знать их теперь всех по той вараке: в сумерек проедешь — так ровно бы люди, вся почесть гора уставлена понизу. Так, выходит, все немчи и стали камнями!..
ГРИШКА ОТРЕПЬЕВ И ПАНЫ
Был царь Гришка-расстрига; он женился в другой земле и взял жену Марину. Стали возить Маринино приданое и возили три года.
Раз шел конь с приданым, да остановился, устал. А пономарь звонил на колокольне, увидал и спросил:
— Что везете?
— Везем Маринино приданое.
Пономарь взял да и разбил одну бочку с воза. А там, в бочке, два пана. Пономарь и объявил царю:
— Ваше царское величество, вот какое приданое возят с другой земли.
Пришла сила, повернула Маринину палату вверх дном. Марина же волшебница была, обернулась сорокой и улетела в окно. А паны разбежались по русской земле, вот и у нас жили и грабили.
РАЗОРЕНИЕ КОКШЕНЬГИ
— Литва имела пристанище у Кокрякова озера и ручья (почти против Спасского погоста), и они ходили к ночам (во время осады Никольского городища?) всё туда. Над речкой над Кокряковым был на угоре гладкий камень, на нем они хлебовали и в карты играли. Этот камень нынь недавно мужик подкопал и свалил — думал, клад есть. На камне три зарубы. Одна на Преображенье (т. е. в направлении Спасо-Преображенской церкви).
Сколько их там было — неизвестно. Главных их начальников убили. Наши мужики собрались с шести волостей и пришли к Кокрякову. Наперед у наших-то шли большезнающие (т. е. вещуны, знахари, колдуны); это были паны, они ведь наши и правили нашими; их звали Ягон, Пеган, Поляница и Хайдук. Литва-та в это время отдыхала: вот она варит кашу, обедать хотят. Ихний атаман и говорит:
— Ну, ребята, севодни на каше кровь кипит, — не ладно будет, не к добру это.
Все изумились, не знают, что делать. Вот когда тут пришли наши-те со своими атаманами, и стали драться. Первое дело их атаман расстегивает грудь и говорит:
— Стреляйте!
Наш стрелил — и тут же застрелил. Была заряжена-то пуговица серебряная (против серебра-то не заговоришься); пуговица скрозь его пролетела. Он упал. Другого поймали стали рубить топором. Топор не берет: он заговорился. Наши и говорят:
— Не ладно рубите! Возьмите трою в землю топором ударьте наотмашь, а потом и по шее, тоже наотмашь.
Тому голову отрубили. Третий побежал наубег. Он бежал ни много ни мало, три версты. И кидал серебро горстями, чтоб народ остановился. Достигли (т. е. догнали) его против деревни Костенской. Тут и поймали, и голову отсекли. На том месте была каменьица (груда камней) и донынь. Остальные приметались в озеро Кокряково. И нынь кровавые косы ходят по озеру в непогоду.
Дьякон Боскарев видел кость на берегу озера: приподымется да и сосвищет — значит, хочет похорониться. Я видел тоже такую кость.
ПАНСКОЕ ОЗЕРО
В Смутное время паны, убежав из Москвы, пришли и в нынешний Лодейнопольский уезд.
Однажды один крестьянин пошел на охоту и увидел, что навстречу ему идут больше тысячи вооруженных людей, а за ними тянется обоз. Мужичок, чтобы спасти своих однодеревенцев, решил пожертвовать жизнью и пошел им навстречу. Паны схватили его и начали пытать и спрашивать о местных богачах. Мужичок обещал указать богатство своих соседей, паны поверили, и крестьянин повел панов, отводя их от родного села все дальше и дальше.
Настала ночь, и мужичок пришел на какую-то равнину. Панам показалась тут деревня, они и бросились туда. Только что паны отбежали от мужика, и вдруг он видит, что на равнине панов нет, а перед ним круглое озеро, которое и теперь называется в народе Панское.
Мужик, подивившись, хотел было поживиться с панских повозок, но только приблизился к ним — они и провалились, и образовался теперешний Панской ручей.
ЛИТОВЦЫ НА КИВАЧЕ
Во время набегов литовских перебралась однажды шайка неприятелей через реку Суну, выше водопада Кивач. Это случилось весною, когда река была в разливе. Для верной переправы назад они схватили крестьянина с лодкою и силою заставили везти.
Крестьянин направил лодку в быстрину реки, кинул весла — и сам бросился в воду. Умея плавать, он благополучно достиг берега, а шайка литовцев погибла в пучине водопада.
КАК ФРАНЦУЗ ПРИХОДИЛ
У жены моей дедушко умер ста пяти лет. Он был в то время солдатом, как француз приходил. Москву-то у него совсем малой силой взяли — всего только одним полком. Один полк и был, тот самый, в котором ее дедушко служил.
Командир-то что сделал? Он разделил полк на четыре части и расставил их кругом Москвы.
(Сказитель нагибается к земле и прутиком чертит круг.)
Вот тут будто бы Москва. А солдат-то командир расставил вот тут, тут, тут, тут…
(Сказитель ставит на земле точки вне круга, который изображает Москву.)
Когда солдат-то расставили, командир приказал выстрел сделать. Сигнал, значит. Как выстрел сделали, сейчас же солдаты пошли на Москву со всех сторон.
Наполеон на каменных стенах стоял. Услыхал выстрел, а потом дым увидал… А дым-от со всех сторон. Из-за дыма ничего не видать. Ну, он думает:
— Как же так?! У русских вся сила вышла, а тут вдруг со всех сторон на Москву идут.
И давай скорее из Москвы. А стужа была, мороз. Солдаты-то его кто в чем: кто в женское платье нарядился, кто в рогозу закутался. И много, сказывал дедушко, тут погибло их.
Так одним полком и взяли обратно Москву-то. Совсем малой силой взяли.
ПРО АНГЛИЧАНКУ
Лет сотню назад англичане сюды приходили. Деревню Пялицу сожгли, каку-то деревню, — кажется, Стрельну, — а потом и к нам сюды на кораблях пришли. Вышли они на берег, а наш народ-то детей в горы увел, а сами все с вилами да с батогами на берег сошли да на угоре и выстали. Англичане и кричат:
— Подавайте нам коров!
А мужики-то и отвечают:
— А заместо коров не хотите ли комаров?
— Так давайте оленей.
Оленей тоже не дали. Англичане и спрашивают:
— Все ли вы тут?
А они, мужики-то, и отвечают:
— Куды там! В деревне в десять раз больше осталось.
Англичане-то не видали, что у них вилы, — думали, ружья. Ну, что ж им было делать. Испугались, конечно, да и вон пошли. С тех пор не бывали. Всё.
СЕРЕБРЯНЫЙ КОЛОКОЛ
А было это, голубушка, годов восемьдесят назад. О ту пору к нашей Кандалакше англичанка подходила. Слыхала? Ну, так вот. Чего ей тут нать было — лешой знат. А тольки пришла. И уж сыздали про ее слава шла: идет англичанка, ружьям да пушкам палит, деревни жгет, народ погубляет.
А у нас тут монастырь был, окрай самой реки Нивы, в Заречье. Какков монастырь звался. Настоящий монастырь был, с монахами, с настоятелем, все честь честью. И был в монастыре на колокольне колокол серебряной, с узорам. И звонил он звоном таким-то малиновым… Ну, вот.
