куда они перебрались после отмены Сечи, чтобы поселиться на Кубани в качестве колонистов.
Потемкин строил новые крепости, гарнизонировал их отставными солдатами и расселял вокруг них государственных крестьян. Он раздавал земельные пожалования обедневшим дворянам. Многие кабардинцы в ответ бросили колья и ушли на османскую территорию или в отдаленные горные районы. Под давлением большого количества русских войск и в отсутствие альтернативного внешнего источника поддержки другие предпочли заключить мир. В соответствии с пограничным стилем подчинения кабардинские вожди должны были принести клятву верности, платить дань, обеспечивать русские войска скотом и продовольствием. Они обязались не выступать против поселения своих соплеменников на Кавказской военной линии. Русские использовали эту возможность для поощрения миграции на русскую сторону в целях укрепления единства и ослабления враждебности кабардинской элиты.
Только в начале 1780-х годов Екатерина окончательно распространила свой протекторат на Грузию. Стратегическим ключом к продвижению России стала крепость Владикавказ. Основанная в 1784 году как северная конечная точка Военно-Грузинской дороги, она стала образцом для строительства опорных пунктов, вокруг которых кабардинцы, а затем осетины могли переселяться под защиту Российской империи.166 Военно-Грузинская дорога была построена через горы, чтобы обеспечить стратегическую и торговую связь между российской территорией и охваченной войной Грузией. Но даже Екатерина обнаружила, что русские не могут выполнить свои обязательства перед Грузией под давлением османов, оккупировавших западный берег Черного моря. Эвакуация войск в 1787 и в 1797 годах привела к жестоким карательным вторжениям иранцев.
Придя к власти в Иране, новая династия Каджаров стремилась восстановить границы, существовавшие в период расцвета династии Сефевидов, включая Южный Кавказ. Их летописцы интерпретировали походы первого из каджарских шахов, Ага Мухаммед-хана, как восстановление "естественных границ Ираншахра", под которыми подразумевались не только кавказские ханства, но и княжества Афганистана, Средняя Азия, провинция Османского Ирака, все курдские области и острова Персидского залива.
Впервые столкнувшись с русскими в 1781 году, Ага Мухаммед-хан вытеснил их с торговой базы, созданной ими на юго-восточном побережье Каспия. В течение пяти лет он дважды вторгался в провинцию Гилан, правитель которой поддерживал торговые отношения с Россией. Заняв Тегеран и сделав его своей столицей, он переместил центр власти в Иране ближе к своей племенной родине на северо-западной границе и дал понять, что намерен сосредоточить свои военные операции на Южном Кавказе. Ага Мухаммед обратился к Грузии с претензией на принадлежность к Сафавидскому наследию: "Поскольку большинство провинций Персии перешли в наше владение, вы должны, согласно древнему закону, считать Грузию частью империи..."Его кампания на Южном Кавказе в 1795 году посеяла ужас среди христианского населения Грузии и Армении. Он занял, разграбил и сжег Тифлис. Грузинский царь Ираклий II обратился за помощью к Екатерине II. Озабоченная делами в Польше и перспективой войны с Османской империей, Екатерина одобрила лишь ограниченную интервенцию с указанием командующему В.А. Зубову "не давать Оттоманской Порте повода к беспокойству и тревоге". У русских не было средств и, возможно, желания проводить аннексионистскую политику. Зубов проследовал по маршруту кампании Петра Великого вдоль побережья Каспия, чтобы продемонстрировать заинтересованность России в защите своих торговых интересов и сохранении Южного Кавказа от господства как каджаров, так и османов.
Павел I разработал более последовательный план российского влияния на Южном Кавказе, направленный на создание федерации государств, находящихся под защитой России, что избавило бы ее от военного вмешательства в дела региона. Это оказалось нереальным. Противоречия между мусульманскими ханствами и между ними и христианским населением не могли быть урегулированы без форс-мажорных обстоятельств извне, а русские по-прежнему не желали их предоставлять. Каджары не проявляли подобной снисходительности. Используя раздробленность местной власти, Ага Мухаммед-хан возобновил свои вторжения. После его убийства его преемник, Фатх Али-шах, продолжал давить на Грузию, чтобы она подчинилась иранскому правлению. Павел I, вынужденный подчиниться, дал разрешение на включение Грузии в состав Российской империи, но согласился сохранить царя. Договоренность была нарушена, когда Георгий XII, последний грузинский царь, умер, а на Павла было совершено покушение. Осенью 1801 года новый царь, Александр I, упразднил царствующую династию, следуя совету главного администратора Кавказа генерала К.Ф. Кнорринга, который считал, что грузины неспособны к самозащите и управлению.
Трудности интеграции Грузии в империю имеют некоторое сходство с польским случаем, хотя сопротивление в Грузии было не таким сильным и хорошо организованным. Грузинское дворянство, как и польское, традиционно пользовалось гораздо большими привилегиями, чем их российские сородичи. И, как и поляки, они могли похвастаться долгой историей независимости вопреки страшным трудностям, которые порой были близки к тому, чтобы одолеть их. Христианство пришло в Грузию раньше, чем в Россию, и к моменту вхождения Грузии в состав империи церковь была автокефальной. Длинная литературная традиция восходит к средневековому периоду, и грузинская элита в конце XVIII века поддерживала связь с парижскими тенденциями. Российские попытки интегрировать дворянство, как и в Царстве Польском, были непостоянными и в еще большей степени зависели от личных предпочтений российских военных администраторов на местах. Чтобы упрочить свое правление, русские признали феодальные права грузинских дворян и кооптировали их в российское дворянство. Несмотря на некоторые признаки недовольства, вызванного утратой экономических и политических привилегий, большинство представителей дворянской элиты воспользовались возможностью поступить в российские университеты и на государственную службу. В 1820-х и 1830-х годах в нескольких грузинских периодических изданиях наблюдался скромный литературный ренессанс. Лишь немногие из них были привлечены либеральными настроениями и установили личные контакты со ссыльными декабристами на Кавказе.
В отличие от Королевства Польского, местные военачальники на Кавказе часто пользовались удаленностью от центра и трудностями коммуникации, чтобы предпринимать самостоятельные действия. Фирузе Мосташари охарактеризовал две тенденции среди этих царских администраторов: "интеграционисты", стремившиеся к быстрой и насильственной ассимиляции пограничных районов Кавказа, и "локалисты", которые признавали важность местных обычаев и традиций, действовали более осторожно и рассудительно, двигаясь к той же цели. Генерал князь Павел Цицианов (Цитишвили), русский грузинский дворянин, носивший титулы инспектора Кавказской линии, главного администратора Кавказа и военного губернатора Астрахани (1802-1806), был ужасающим примером интеграциониста, очерняя мусульманское население как "вероломных азиатских мерзавцев". В отличие от него, барон Григорий Розен, главный администратор с 1831 по 1837 год, выступал за сотрудничество с мусульманской местной элитой.
Когда в 1830 году Паскевич перешел от локалистской к интегралистской позиции, он начал русификаторскую политику. Замена грузинских администраторов на русских в гражданской бюрократии спровоцировала в начале 1830-х годов заговор среди небольшого, но выдающегося числа дворян. В отличие от современного польского восстания, это был дилетантский заговор, изолированный от остального населения и быстро раскрытый. Наказания были мягче, чем для поляков, в основном в виде ссылки в отдаленные районы империи. Некоторые
