Из глубоких порезов сразу засочилась кровь.
Пока осознание сильной боли не успело сбить его с толку, Ансель с поражающей его самого силой разжал капкан и выдернул из него ногу, ободрав кожу вокруг порезов. На перевязку не было времени.
«Убраться отсюда как можно дальше, пока еще могу идти».
Это стремление было сильнее боли. Оставляя за собой тонкий кровавый след, раненый заковылял дальше, взяв направление к окраине города в обход тропы.
***
Элиза на миг замерла на краю поляны, а затем бросилась к дереву, под которым без движения в неестественной позе застыл ее последний друг. Она слышала, как кто-то с шумом уносился прочь сквозь чащу, но сейчас ей было все равно.
– Ренар! Ренар!
«Только бы он просто был без чувств! Только бы остался жив!»
Всхлипывая от недобрых предчувствий, Элиза яростно бросилась на землю, больно стукнувшись коленями. Она развернула к себе бездыханного мужчину. Язык его пугающе вывалился наружу, глаза были полузакрыты. На шее плотно сидела петля, сделанная из веревки, которую Элиза еще прошлой ночью использовала, чтобы связывать поленья.
Застонав от бессилия, Элиза принялась возиться с петлей и ослаблять ее, обдирая руки и сажая занозы, но не замечая этого. Даже в сгустившихся сумерках она заметила грубую борозду, оставленную веревкой на шее Ренара. Он не дышал.
«Пожалуйста, пусть он сейчас вдохнет! Может, еще не поздно?»
И хотя Элиза понимала, что надежды ее тщетны, она не могла не попытаться сделать хоть что-то.
– Ренар! Не умирай, пожалуйста, очнись! – Элиза окончательно сорвала с его шеи веревку и обхватила его руками, сопровождая каждое движение отчаянными громкими всхлипами. – Пожалуйста, пожалуйста! – Она слегка встряхнула его, положила на землю ровно, рванула воротник его сутаны, чтобы облегчить доступ воздуха к горлу.
Ничего не изменилось. Веки даже не дернулись в попытке открыться, как если бы он попытался очнуться ото сна.
Элиза приложила два пальца к шее мужчины в том месте, где у живых бьется жилка.
Ничего.
– Прошу, – обреченно опустив расслабившиеся плечи, Элиза обхватила отяжелевшее тело мертвого инквизитора руками. Его голова безвольно качнулась в сторону. – Не бросай меня!
Но ни ее умоляющий взгляд, ни заботливое тепло рук, ни надежда – ничто не могло вернуть в тело покинувшую его душу. Элиза несколько мгновений смотрела на Ренара, а затем медленно моргнула и запрокинула голову, подняв помутневший взгляд к серому зимнему небу и верхушкам островерхих елей.
– За что? – прошептала Элиза, беспомощно глядя вверх. Она не знала, к кому обращалась: к Богу или к Земле, на которой теперь сидела, обнимая мертвое тело своего последнего друга.
Ответа не последовало. Теперь – даже лес молчал.
Неподвижно просидев так некоторое время, Элиза медленно опустила взгляд на Ренара. Теперь в этом взгляде не было ни страха, ни злости, ни боли.
Безмолвие. Спокойствие. Пустота.
Придерживая его одной рукой, Элиза плавно провела второй по его лицу. Провела по глазам, которые не сумела спасти, окончательно закрывая их ладонью, а после бережно положила тело Ренара на землю и поднялась, выпрямив спину.
Холодный взгляд острием выпущенной из лука стрелы впился в след из отломанных веток и примятых листьев в том месте, где скрылся убийца.
***
Ансель понимал, что до постоялого двора в своем состоянии не доберется, и к тому же боялся попасться кому-либо на глаза. Покинуть город он тоже сейчас не мог.
Истекая кровью, далеко не убежишь. Ты мне сам говорил, – вновь напомнил Гийом. – А во время бега кровь течет сильнее.
– Знаю! – рявкнул Ансель, скривившись от боли и остановившись. Он все же наскоро перемотал рану, оторвав кусок от своей рубахи. На первое время должно хватить.
Перелома, вроде, нет, – задумчиво проговорил невидимый ученик.
– От этого не легче, – проскрипел Ансель.
Сам знаешь, что легче. Сломал бы опять кость, даже не уполз бы далеко.
– Замолчи, Гийом! – устало воскликнул Ансель, тут же притихнув, боясь привлечь чье-то внимание. На миг он прислонился к стволу дерева, давая себе передохнуть. Боль мучила его, и он вспомнил, как однажды Вивьен наглядно дал ему понять, насколько тяжело было бы выносить ее на допросе.
Ансель вздохнул.
– Я должен найти место, где переждать ночь. На рассвете я уйду. Больше мне здесь нечего делать.
Куда? Куда мы теперь? – нетерпеливо спросил Гийом. Казалось, его, как и прежде, тянуло к великим свершениям.
– Не имею ни малейшего представления. Пока нужно найти убежище.
Тогда ты догадываешься, куда идти.
Ему и впрямь пришло в голову только одно место, где сейчас его не стали бы искать и куда некому было прийти – дом Ренара, стоявший на окраине города. Велика была вероятность, что этот дом еще и не заперт, так как инквизитор не боялся воров: по правде говоря, красть у служителя Святого Официума было попросту нечего.
Определившись с направлением, Ансель заковылял в ту сторону, где должен был находиться город. Кровь из поврежденной ноги при ходьбе продолжала течь даже через повязку, но у него не хватало сил думать об этом. Как и о том, что он оставлял след. В конце концов, кому взбрело бы в голову выслеживать его в сумерках по кровавому следу?
Той женщине, что нашла Ренара? – предположил Гийом в ответ на сомнения бывшего учителя.
– Если его нашла женщина – а, судя по поступи, так и было – она, скорее, сосредоточится на попытке помочь ему, а не на преследовании. Да и где это видано, чтобы женщина с охотничьей сноровкой смогла выследить кого-то? Да еще и впотьмах. Для этого нужен навык охотника. На охоте бывают лишь знатные дамы. Но они не живут в таких домах.
Ансель покачнулся. От кровопотери мысли его начинали путаться.
А если это Элиза? – предположил Гийом.
Ансель вздрогнул и невольно ахнул. Он боялся, что голос ученика произнесет ее имя – оно было равносильно проклятью. Но Гийом назвал его. Ансель помнил, с каким остервенением хрупкая семнадцатилетняя девушка бросилась на него в попытке зарезать. С того момента прошло много времени, и как знать, какой она стала сейчас!
– Если это Элиза, что ее связывает с Ренаром? – спросил Ансель, не сумев скрыть в голосе дрожь.
Гийом не ответил. Он всегда замолкал в такие моменты. Оставлял его одного.
Скрипнув зубами, Ансель принялся думать самостоятельно.
Ответ на вопрос, что могло связывать молодого инквизитора с любой женщиной, казался очевидным. Однако что-то здесь не вязалось. Элиза – язычница… если это действительно была Элиза. Ее ничто не могло связывать
