поставила квартиру на сигнализацию.
— Не суетись, — одергивает Филипп. — А то у меня чувство, что я первоклашку в школу веду. С учетом нашей разницы в возрасте, это какие-то неправильные ощущения. Дисбаланс получается.
Ну, ради его душевного баланса стою спокойно, только туфелькой тихонько постукиваю.
— Что, — взглянув на меня, интересуется Филипп, — так не терпится «умыть» своего бывшего? Подсказка: ты можешь поехать вслед за курьером и все посмотреть своими глазами. Как у него бледнеет лицо, когда он получает коробку. Как у него трясутся пальцы, когда он ее раскрывает. Как он трепетно берет в руки браслет и в судорогах от слез опускается на колени…
— Слушай, — теперь моя очередь коситься на него с подозрением, — ты же вроде бы говорил, что в байкерский клуб записался, а не в литературный кружок?
— Туда не записывают.
— В литературный кружок? Все места уже заняты? Жаль. У тебя явный талант. Я даже купила бы один экземпляр твоей книжки.
— В байкерский клуб вступают, а не записывают. — Он вздыхает. — Нет, про возраст нам точно наврали.
— Я каждый раз думаю так же, когда смотрю в паспорт.
Мы, смеясь, заходим в лифт, который, наконец, приезжает. С одиннадцатого этажа пешком, да еще на каблуках, идти не хочется. И даже то, что в нем уже есть пассажир, не смущает.
Сосед. Живет выше меня, кажется, этажа на два. Филипп его игнорирует. Я киваю. А сосед нет. Стоит, молча смотрит. Когда дверь открывается, вылетает первым, даже не думая меня пропустить.
Нет, ну если бы он спешил так домой, я бы еще поняла. Прижало по дороге, бывает. Но чтобы так бежать на работу…
— Видела? — шипит мне на ухо Филипп и кивает на камеры в лифте. Такие же у нас на входе в парадное и во дворе. — По-моему, это первый, кто сопоставил ночь, мусорные мешки и пропажу Валеры.
Мы выезжаем со двора и сворачиваем за угол. Я замечаю какого-то мужичка с до боли знакомой ношей, прошу брата притормозить. Так и есть: в руках у мужика подушка, в другой коврик из ванной и плед.
— Не переживай, — утешает брат, рассмотрев, как и я, ношу в деталях. — Соседи у вас дома не были, так что слухи про расчлененку так быстро не расползутся.
Тихо радуюсь, что я не позавтракала.
— Лучше скажи, машину из ремонта когда заберешь? — спрашивает Филипп, выруливая на оживленный проспект.
Ну, значит, я и правда выгляжу лучше, чем два дня назад. Потому что до этого он говорил со мной, как будто я тяжко больна. И был таким терпеливым, что постоянно хотелось рыдать. А проспект он этот терпеть не может и, если бы не я, выбрал бы другую дорогу. А так плетемся, плетемся, а ему же еще и назад.
— Вечером заберу, — радую его. — И, как и обещала, с сегодняшнего дня даю тебе вольную.
Он облегченно вздыхает. А еще его радует, что я прошу его высадить меня чуть раньше. Тут отличная домашняя пекарня, с очень вкусными круассанами. Захвачу пару штук себе и помощнице. Она их, как и я, обожает, но из-за цены редко себе позволяет. Цены тут и правда кусаются. Но я считаю, что это оправданно.
— Так, наверное, я возьму…
— Анжелика!
Моя ладонь опускается вниз, но, подавив вздох, я с улыбкой оборачиваюсь к Виктории. Стуча каблуками, она от входа направляется сразу ко мне и целует возле моей щеки воздух. Я делаю так же.
Мы не близкие подруги, но часто пересекаемся в общей компании. Она такая болтушка, что я пытаюсь поскорее закупиться круассанами и уйти. Но куда там! Стоит у меня над душой, что-то говорит о том, как они хорошо отдохнули на островах, с какой-то другой нашей общей знакомой.
Вставить слово не успевает никто. Мы с продавцом общаемся жестами.
— Извини, Виктория, мне пора, — прервав историю про отдых, я киваю на пакет с круассанами и чуть смягчаю уход. — Кстати, очень красивый загар.
Вижу я только шею и декольте, так что это вполне может быть пудра, но Виктория расплывается в довольной улыбке.
— Ну конечно, беги. У тебя же работа.
Я киваю. Да. Не все в нашей компании считают, что это женщине в плюс, но меня это мало волнует.
— А, кстати, — догоняет меня ее голос. — А что у вас случилось с Валерой?
Я оборачиваюсь. Слабо себе представляю, чтобы он с ней откровенничал. Но если так, значит, с разговором с папой нужно поторопиться. Вряд ли ему понравится, что эту новость он узнает последним.
— А что с Валерой?
— Вы поссорились? Просто он практически двое суток торчал в «Стрекозе». И обычно же не пьет, так только, чуть-чуть, больше для вида. А тут как будто дорвался! И то и дело говорил: «Анжелика, надо поговорить с Анжеликой». К нему столько баб лезло, а он нет. Ноль внимания. Повезло тебе с ним. Может, поскорее помиритесь?
Неопределенно качнув головой, я выхожу из пекарни. Повезло… Знала бы она, как мне с ним повезло…
Иду, стараюсь не думать об этом, а мыслями все равно возвращаюсь к словам Виктории. Столько баб к нему лезло, а он…
— Доброе утро, Анжелика Генриховна! — выглядывает помощница из цветника, едва я вхожу.
Я кладу на ее стол круассаны и прохожу к себе. Вскоре дверь в кабинет открывается и Соня заходит с чашечкой кофе.
— Вы не просили, но я…
Киваю.
Из приемной так пахнет цветами.
К нему столько баб лезло, а он…
Рука тянется к сумочке, я достаю футляр и кладу его перед собой.
— Анжелика Генриховна… — окликает помощница.
Повернув голову, вижу в ее руках какой-то конверт.
— Доставили к вам. С курьером.
— Спасибо.
Помощница направляется к двери. Я смотрю на футляр. А потом бросаю взгляд на конверт и, заметив отправителя, выбираю его.
«Воронов Александр Юрьевич».
Надо же, весьма любопытно!
Я собиралась его набрать,
