что это очень сложный набор факторов и стечение различных обстоятельств, социальных вопросов и проблем, медицинских вопросов и пробелов в регулировании в разных штатах по всей стране", - ответила она. "Я имею в виду, что это очень, очень, очень сложно".
Но затем Кате Саклер сделала нечто удивительное. Учитывая мрачное наследие оксиконтина, можно было бы предположить, что она дистанцируется от препарата. Однако, когда Хэнли задавал ей вопросы, она отказалась принять саму предпосылку его расследования. Саклерам не за что стыдиться или извиняться, утверждала она, потому что в оксиконтине нет ничего плохого. "Это очень хорошее лекарство, очень эффективное и безопасное", - сказала она. От корпоративного чиновника, которого допрашивают в рамках многомиллиардного судебного процесса, следовало ожидать некоторой доли оборонительности. Но это было нечто иное. Это была гордость. По ее словам, правда в том, что она, Кате, заслуживает похвалы за то, что придумала "идею" для OxyContin. Ее обвинители утверждали, что оксиконтин - это корень одного из самых смертоносных кризисов общественного здравоохранения в современной истории, а Кате Саклер с гордостью называла себя корнем оксиконтина.
"Признаете ли вы, что сотни тысяч американцев стали зависимыми от оксиконтина?" спросил Хэнли.
"Протестую!" - закричала пара адвокатов. Кате заколебалась.
"Простой вопрос, - сказал Хэнли. "Да или нет".
"Я не знаю ответа на этот вопрос", - сказала она.
В какой-то момент Хэнли поинтересовался конкретным зданием на Восточной Шестьдесят второй улице, в нескольких кварталах от конференц-зала, где они сидели. На самом деле там два здания, - поправила его Кате. Снаружи они выглядят как два отдельных адреса, но внутри "они соединены", - пояснила она. "Они функционируют как единое целое". Это были красивые известняковые таунхаусы в престижном районе рядом с Центральным парком - такие нестареющие нью-йоркские здания, которые вызывают зависть к недвижимости и навевают воспоминания о прежней эпохе. "Это офис, который, - поймала она себя на мысли, - изначально был офисом моего отца и моего дяди".
Изначально было три брата Саклер, пояснила она. Артур, Мортимер и Рэймонд. Мортимер был отцом Кате. Все трое были врачами, но братья Саклеры были "очень предприимчивыми", - продолжает она. Сага об их жизни и династии, которую они основали, была также историей столетия американского капитализма. Три брата приобрели Purdue Frederick еще в 1950-х годах. "Изначально это была гораздо меньшая компания", - говорит Кате. "Это был небольшой семейный бизнес".
Глава 1. ХОРОШЕЕ ИМЯ
Артур Саклер родился в Бруклине, летом 1913 года, в тот момент, когда Бруклин захлестнула волна иммигрантов из Старого Света, каждый день новые лица, незнакомая музыка новых языков на углах улиц, новые здания, возводимые направо и налево для размещения и трудоустройства новоприбывших, и повсюду это головокружительное, сковывающее чувство становления. Будучи сам первенцем иммигрантов, Артур разделял мечты и амбиции этого поколения новых американцев, понимал их энергию и голод. Он вибрировал ею практически с колыбели. Он родился Авраамом, но впоследствии отказался от этого старинного имени в пользу более благозвучного для американцев Артура . Есть фотография, сделанная в 1915 или 1916 году, на которой Артур изображен совсем маленьким, сидящим прямо на траве, а его мать, Софи, лежит позади него, как львица. Софи - темноволосая, темноглазая и грозная. Артур смотрит прямо в камеру - херувимчик в коротких штанишках, уши торчат, взгляд ровный и до ужаса серьезный, как будто он уже знает счет.
Софи Гринберг эмигрировала из Польши всего за несколько лет до этого. Она была подростком, когда в 1906 году приехала в Бруклин и познакомилась с мягким человеком, старше ее почти на двадцать лет, по имени Исаак Саклер. Сам Исаак был иммигрантом из Галиции, тогда еще Австрийской империи; он приехал в Нью-Йорк вместе с родителями и братьями и сестрами, прибыв на корабле в 1904 году. Исаак был гордым человеком. Он происходил из рода раввинов, бежавших из Испании в Центральную Европу во времена инквизиции, и теперь ему и его молодой невесте предстояло создать новый плацдарм в Нью-Йорке. Исаак занялся бизнесом вместе со своим братом, открыв небольшой продуктовый магазин на Монтроуз-авеню, 83, в Уильямсбурге. Они назвали его Sackler Bros. Семья жила в квартире в этом здании. Через три года после рождения Артура у Исаака и Софи родился второй мальчик, Мортимер, а еще через четыре года - третий, Рэймонд. Артур был предан своим младшим братьям и яростно их защищал. Некоторое время, когда они были маленькими, все три брата спали в одной кровати.
Айзек достаточно преуспел в бакалейном бизнесе, и вскоре семья переехала во Флэтбуш. Оживленный район, который ощущался как сердце района, Флэтбуш считался средним классом, даже выше среднего, по сравнению с такими отдаленными районами иммигрантского Бруклина, как Браунсвилл и Канарси. Недвижимость и в те времена была в Нью-Йорке главным ориентиром, и новый адрес означал, что Айзек Саклер добился чего-то в Новом Свете, достигнув определенной стабильности. Флэтбуш казался местом, где ты закончил школу, с улицами, обсаженными деревьями, и солидными, просторными квартирами. Один из современников Артура заметил, что бруклинским евреям той эпохи могло показаться, что другие евреи, жившие во Флэтбуше, были "практически неевреями". Получая доходы от бакалейного бизнеса, Исаак вкладывал деньги в недвижимость, покупая доходные дома и сдавая квартиры в аренду. Но у Исаака и Софи были мечты для Артура и его братьев, мечты, которые простирались за пределы Флэтбуша, за пределы даже Бруклина. У них было чувство провидения. Они хотели, чтобы братья Саклер оставили свой след в мире.
Если впоследствии Артуру покажется, что он прожил больше жизней, чем кто-либо другой мог бы вместить в одну жизнь, то ему помогло то, что он рано начал работать. Он начал работать еще в детстве, помогая отцу в бакалейной лавке. С самого раннего возраста в нем проявились качества, которые определили его дальнейшую жизнь: необыкновенная энергичность, блуждающий ум, неиссякаемое честолюбие. Софи была умна, но не образованна. В семнадцать лет она пошла работать на швейную фабрику, и она никогда полностью не овладеет письменным английским языком. Дома Исаак и Софи говорили на идише, но поощряли ассимиляцию своих сыновей. Они соблюдали кошерность, но редко посещали синагогу. Родители Софи жили вместе с семьей, и было ощущение, нередкое в любом иммигрантском анклаве, что все накопленные надежды и чаяния старших поколений теперь будут вложены в этих детей, родившихся в Америке. Артур особенно ощущал на себе
