процветанию России. Экономика России была размером с экономику Португалии. Экономика Техаса, еще одной нефтяной державы, была больше российской, при этом население составляло пятую часть населения. Другими словами, Россия может иметь больше земли и природных ресурсов, чем любая другая страна, но техасцы в пять раз более продуктивны на человека.
К сожалению, указание Путину на эти слабости имело обратный эффект - он привлек его к сотрудничеству. Для человека, который отверг катастрофические смерти Первой и Второй мировых войн, включая Холокост, как менее трагичные, чем гибель СССР, комментарии Запада о том, что Россия - это не более чем "Верхняя Вольта с ракетами", должны были вызвать раздражение.
Как могла Россия ожидать, что Соединенные Штаты признают ее право на империю, которая была с радостью демонтирована ее бывшими подданными?
Но Путин это сделал.
В анналах разведки полно анализов таких моментов. Переломные моменты, показательные моменты, моменты, когда история уходит из-под ног. Почему Вашингтон не прислушался?
Правильнее было бы сказать, что Вашингтон слышал, но не заботился. Буш, Обама и большинство чиновников, которые их консультировали, считали, что их не должно волновать то, что они рассматривали как российскую паранойю и ностальгию по утраченной империи. Путин же, напротив, ожидал, что Запад признает, что он более чем в три раза увеличил российский ВВП и поставил страну на ноги.
Карьерные кремлевские наблюдатели также отмечают, что многие русские, и уж точно Путин, думают не так, как все мы на Западе. Россия - это нация, которая формировалась под воздействием совершенно иного набора исторических сил, подготовивших Запад к плюралистической демократии и реализму; Москва пропустила Ренессанс, Реформацию, Просвещение, поздно вступила в индустриальную и информационную эпохи.
Одним из тех, кто так смотрит на Россию и россиян, является Ян Бжезинский, который занимал должность заместителя помощника министра обороны, курирующего политику Европы и НАТО, занимался вопросами внешней политики в качестве старшего сотрудника Капитолийского холма, и даже провел время в качестве добровольного советника посткоммунистического правительства Украины. Хотя он сделал заметную карьеру, внешняя политика у него в ДНК - он сын Збигнева Бжезинского, польского иммигранта, который стал одним из самых влиятельных внешнеполитических мыслителей своего поколения - ярым антикоммунистом, но в то же время реалистом в глобальных отношениях - и работал советником по национальной безопасности при президенте Джимми Картере.
Иэн вырос в пригороде Вашингтона, в Северной Вирджинии, в жилом комплексе, вырубленном из фермерских угодий и лошадиных угодий. Сегодня он живет всего в нескольких населенных пунктах, но, размышляя о своем воспитании в семье Бжезинских, он рассказал нам историю о своем отце, которая, вероятно, не была частью разговора в ситуационной комнате Джимми Картера.
"Раньше в этом районе были огромные поля кукурузы, сои и тому подобное", - вспоминает он. "Тогда это были все сельскохозяйственные угодья. Теперь это технологический коридор и центры обработки данных. Это совсем другой характер по сравнению с теми временами".
Он сделал паузу и захихикал. "А мой отец стрелял в дятлов из окна того дома в Спринг-Хилле. Мы это не поощряли, но он просто считал, что так и должно быть. Так что, если вы можете себе представить, окно открывалось, и тогда длинноствольное ружье с оптическим прицелом стреляло тридцатью шестью выстрелами в бедного сурка". (Еще одна пауза.) "Мы никогда не говорили об этом". (По крайней мере, до сих пор.)
Бжезинский оценивает провалы в предупреждении и действиях в отношении России так: несколько администраций Белого дома пропустили признаки агрессии Путина, потому что "у нас есть тенденция предполагать, что наши противники и наши союзники всегда будут принимать решения так, как принимаем решения мы, что они видят вещи так, как видели бы их мы".
Он вспомнил, как "много раз, когда те из нас, кто предупреждал о российском вторжении в Грузию, о потенциальном вторжении в Крым, нам говорили: "Это просто нерационально. Это контрпродуктивно. Он бы этого не сделал. Это не имеет никакого смысла. Вы просто польский националист. Смирись с этим. Холодная война закончилась". И я думаю, что это не потому, что поляки и люди моего круга сидят и ненавидят русских. Наоборот, я думаю, что некоторые из нас потратили больше времени, чтобы понять: "Что они говорят? Что они хотят сделать? Как они смотрят на вещи? И, следовательно, как они собираются действовать? А большинство политиков склонны говорить: "Мы бы так не поступили". Основная ошибка американской политики заключается в том, что мы слишком часто предполагаем, что люди думают так же, как мы, и принимают решения на тех же основаниях, что и мы".
И, как и в случае с Китаем, он обвинил в переориентации машин предупреждения и действий в сторону от соперничества сверхдержав после терактов 11 сентября.
"Это усугубляется тем, что наша экспертиза по России была сведена на нет", - сказал он. "У нас не так много русскоговорящих в дипломатической службе, в разведывательном сообществе. Все переключились на борьбу с терроризмом, то есть на исламскую часть мира. У нас нет тех парней и девушек, которые сидели и разбирались. Кто где стоит на Кремлевской стене? Что это значит? В результате наша способность понять, как кремлевское руководство смотрит на вещи, и затем, таким образом, более эффективно донести это до наших лиц, принимающих решения, еще больше снижает нашу способность распознавать предупреждения, которые для других могут быть такими ясными".
Проблема в том, что любые агрессивные действия Путина - от мягкого захвата Крыма до вторжения в Украину , до распространения маленьких зеленых человечков, которым приказано разжигать беспорядки в бывших советских республиках, до вмешательства в выборы - были бы замечены машиной предупреждения в годы холодной войны, когда американская разведка была сосредоточена на Кремле. Но после 11 сентября персонал разведки и системы наблюдения были переориентированы на терроризм на Ближнем Востоке. Перенацеливание на Москву началось гораздо раньше, после падения Берлинской стены в 1989 году и распада и ликвидации Советского Союза в 1991 году.
Один из давних государственных руководителей в области национальной безопасности рассказал нам, что он действительно поднимал эти вопросы на самом высоком уровне, когда служил в качестве члена престижного Консультативного совета по разведке при президенте (PIAB) при администрации Обамы. В уставе организации четко прописано, что она должна "помогать президенту, предоставляя ему независимый источник консультаций по вопросам эффективности, с которой разведывательное сообщество удовлетворяет потребности нации в разведывательной информации, а также энергичности и проницательности, с которыми сообщество планирует будущее". Совет имеет доступ ко всей информации, необходимой для выполнения своих функций, и имеет прямой доступ к президенту".
