и не оценить это? Но Мариэтта поняла, что для Артура всегда найдется новая гора, на которую нужно подняться. Она пришла к выводу, что его коллекционированием двигало не просто желание получить общественное признание, а более глубокая потребность в том, чтобы "его имя не было забыто миром".
Ее дети выросли. Артур Феликс то отдалялся от родителей, то возвращался: он работал на отца в "МакАдамс", затем в "Медикал Трибьюн" и участвовал в управлении семейной фармацевтической компанией Мариэтты в Германии, доктора Каде. У Дениз были более отдаленные отношения с отцом. Она осталась на западе и в конце концов вышла замуж за Майкла Рича.
Артур стал больше путешествовать. Вместо того чтобы замедляться по мере взросления, он, казалось, ускорялся, как будто участвовал в гонке со временем. Мариэтта чувствовала себя одинокой и подавленной. В конце концов она записалась на психотерапию. Артур воспротивился этому решению: упрямо придерживаясь теорий своих ранних исследований в Кридмуре, он настаивал, что если у нее психологическая проблема, то она должна иметь какое-то метаболическое, физиологическое происхождение и должна решаться с помощью соответствующих лекарств, а не с помощью терапии. Но Мариэтта нашла анализ полезным, настолько, что решила сама переквалифицироваться в психотерапевта. Долгое время ее главной связью с мужем оставался секс. Артур всегда был прожорлив в этом плане. Но Мариэтте казалось, что в этом акте больше нет эмоций, нет нежности. Как и многое другое в отношениях с Артуром, думала она, это стало похоже на "завоевание". В конце концов Артур потерял интерес даже к сексу. Теперь он казался совершенно недоступным для нее, и однажды ночью в начале 1970-х она умоляла его, что если его так напрягает бизнес, то они могли бы просто продать предприятия и жить проще. Пожалуйста, - умоляла она его. Но он, казалось, не был заинтересован в этом.
Тогда Мариэтта спросила: "Ты все еще любишь меня?".
И Артур сказал: "Я люблю другого".
Наконец он рассказал ей о Джиллиан, молодой женщине, с которой его связывали романтические отношения на протяжении многих лет. Если Мариэтта и была шокирована, то теперь она была вынуждена признать, что признаки были. Длительные отлучки. Необъяснимые исчезновения. Не так давно, когда Артур якобы гостил в городе, Мариэтта по прихоти поехала с Лонг-Айленда, чтобы повидаться с ним, но попала в пустой городской дом. Она просидела всю ночь в тревоге, а когда он пришел на следующее утро, то с удивлением обнаружил ее там и рассказал историю (которая в ретроспективе выглядит откровенно нелепой) о том, что у него сломалась машина и он не смог найти дорогу домой в темноте.
Тем не менее, признаваясь Мариэтте в своем романе, Артур, похоже, не просил расторгнуть их брак. Скорее, он просто информировал ее о новой ситуации. Артур хотел, как она поняла, более "открытого" соглашения , соответствующего либеральным нравам 1970-х годов. По словам Мариэтты, он предлагал, чтобы они сохранили внешнюю видимость брака, но чтобы он был свободен продолжать отношения с Джиллиан.
По мучительно неловкому стечению обстоятельств, после этого сокрушительного открытия Артуру 22 августа 1973 года должно было исполниться шестьдесят лет, и Мариэтта планировала устроить для него вечеринку. Пара решила устроить праздник в доме на Лонг-Айленде. Все старались держаться в тени. Собрались родственники и друзья, но, разумеется, не Джиллиан. Мариэтта должна была произнести речь, и можно было предположить, что она откажется, не в силах проглотить унижение, или, наоборот, выложит все, что думает о своем положении, собравшимся Саклерам и их прихлебателям. Но вместо этого Мариэтта произнесла речь, которую планировала, - хвалебную ретроспективу карьеры Артура. Она подарила ему серию тщательно составленных альбомов с хроникой его многочисленных достижений в медицине и искусстве. Ее речь называлась "Шестьдесят лет недостижений".
Артур прорвался в новый социальный слой. Вот он на выставке Гойи, избегающий вспышек папарацци. Или на вечеринке в Лос-Анджелесе, на которой он угощал заезжую французскую маркизу. В основном он по-прежнему отказывался давать интервью прессе, но больше не боялся увидеть свое имя в печати. В своей колонке "One Man & Medicine" ("Один человек и медицина"), опубликованной на сайте Medical Tribune, он вел идиосинкразическую полемику против ненавистных ему вещей (сигарет, регулирования FDA, "светской" журналистики, написанной не врачами), а также вел дневниковые записи о своей жизни и путешествиях. Три колонки он посвятил продолжительной беседе с оперным певцом Лучано Паваротти. Рассказы на самые разные темы неизменно возвращались к его тесной личной дружбе с королем Швеции. Артур хвастался тем, что был одним из первых сторонников работы Ральфа Нейдера по защите прав потребителей, хотя глава организации, которую основал Нейдер, Public Citizen's Health Research Group, однажды заявил: "То, что выдается за новости в Medical Tribune, - это отфильтрованные редакционные комментарии, иррационально благоприятные для индустрии лекарств".
Если Артур и привыкал к идее публичности, он настаивал на том, чтобы это была публичность на его собственных условиях. "Он хотел быть главным редактором", - заметил коллекционер произведений искусства Эдвард Варбург, занимавший должность чиновника в Метрополитен-музее. "Он не хотел, чтобы последнее слово оставалось за кем-то другим". В 1975 году Артура чествовали в Центре искусств Филбрука в Талсе, где собирались показать передвижную выставку его гравюр и рисунков Пиранези. Он разговорился с приятным молодым человеком и только с запозданием понял, что тот - репортер газеты Tulsa World. "Боже правый", - сказал Артур, когда до него дошло, что он только что нечаянно дал интервью. Надеюсь, нью-йоркские и лондонские газеты не читают "Талса Уорлд".
Те, кто работал с ним, все еще видели в нем следы мальчика из Бруклина времен депрессии. "Я один из немногих людей, родившихся в Нью-Йорке и оставшихся здесь", - любил говорить Артур. Он мог быть расточительным, когда речь шла о покупке произведений искусства или именных пожертвованиях, но в других вещах он был экономным. Он обожал воздушные путешествия и рапсодировал о чуде самолета 747: "Теперь человек летает по небу со скоростью и комфортом, несравнимыми со сказочными золотыми колесницами греческих богов". Но он предпочитал летать эконом-классом и всегда просил место в задней части самолета рядом с аварийным выходом, где было место для его ног и портфеля.
Он стал спутником хороших и великих людей. Он сблизился с Анваром Садатом, президентом Египта, и получил возможность почтить память Садата в крыле Саклера в Метрополитен-музее. В честь этого события Артур подарил ему кусок нефрита, которому было пятьсот лет. "Я знал много гениев", - вспоминала позже дочь Артура от первого брака Элизабет, потому что в кругу общения ее отца
