так как брачными клятвами и заверениями в любви мы с тобой решили обменяться чуть похоже, я всю ночь тренировался выговаривать его имя. Надеюсь, твоя ночь прошла значительно веселее.
Приободрившись внезапной поддержкой, женщина начинает активней плести свою речь про «долго и счастливо». Но спустя пару секунд я понимаю, что старается она только для моего брата, потому что из рядов со стороны жениха слышится шепот:
— Интересный у вас обычай. Нет, вообще нудный, но этот нюанс того стоил. Клетка, крыса… Не знал, что у вас невеста уже на церемонию приезжает со своими вещами.
Я вижу, как плечи Воронова начинают подрагивать, и сжимаю его руку, силясь не рассмеяться. Он отвечает тем же. А потом его большой палец принимается гладить мою ладонь.
Легко, едва ощутимо. Но от смеха хорошо помогает. Просто становится не до этого.
Глава 23
Анжелика
Мне кажется, теперь я понимаю, почему все невесты плачут на свадьбе. Работница загса говорит нудно и долго. Очень нудно и долго. Я успеваю почувствовать, что здесь жарко, что новые туфли жмут и что рука начинает дрожать из-за легкого, в общем, букета.
И это мы еще проходим курс по ускоренной программе! Роспись без очереди, никаких планов после, и у нас нет толпы гостей, которых пришлось бы потом развлекать.
Кому и интересно слушать речь работницы загса, так это Филиппу. Обернувшись, я вижу, что Яров что-то активно печатает на смартфоне, а глаза японца стали еще меньше, чем были. Превратились практически в две едва различимые линии. Еще минут десять-пятнадцать — и чувствую, одного из нас на обратном пути придется нести.
— Ваша жизнь как песочные часы… Вы теперь вместе как крупинка к крупинке… — продолжает работница загса и тем самым наталкивает меня на важную мысль.
Я делаю маленький шажок к жениху и шепчу:
— Жить будем у меня. У меня новая трехкомнатная квартира со всеми удобствами и хорошим ремонтом. Нам места хватит. К тому же я там привыкла и мне удобно добираться на работу.
Воронов выслушивает меня бесстрастно. А потом так же бесстрастно мне отвечает:
— Жить будем у меня. У меня большой дом, на первом этаже три больших комнаты, пять — на втором. Ну и так как мы выяснили, что ты легко обходишься без метро, уверяю, добираться на работу из моего дома будет даже удобней.
— Мне казалось, что супруги должны уметь договариваться, — говорю я осторожно.
— Хорошо. Мы посмотрим оба варианта и выберем наиболее подходящий. Можем даже попробовать пожить и там, и там, а уже потом определиться.
— Начнем с моей квартиры.
— Хорошо, — снова легко соглашается он, и я уже начинаю думать, что брак — не такое уж тяжелое бремя, как некоторые описывают, потому что всегда можно договориться, когда он добавляет: — Но фамилию ты возьмешь мою.
— Что?!
Филипп снова шикает, и я даю себе передышку в пару секунд, чтобы успокоиться. Мне бы не помешали тишина и покой. Особенно тишина, но работница загса понимает мой возглас по-своему и с чувством, специально для меня повторяет:
— Да-да, невеста. Вы теперь как голубое небо и солнце — будете всегда вместе!
— А ночью что? — шипит возмущенно Филипп. — Ночью же солнца нет. Ночью луна. Она что, на любовницу намекает? Теперь понятно, почему ты попросила ее повторить. Я тоже в шоке от этих напутствий молодоженам.
Я молчу. Дышу и молчу. Работница продолжает речь про горы, через которые нам придется вместе пройти, а я снова склоняю голову к жениху и пытаюсь договориться с ним по-хорошему.
— Ничего не имею против твоей фамилии. Но меня все клиенты знают как Лисовскую! Думаю, им будет трудно привыкнуть к другому.
— У тебя слишком длинная фамилия, так что в контактах ты, скорее всего, указана как «Нотариус — Зверь!». Поверь, особой разницы они не заметят.
— Но ты хотя бы представляешь, сколько это волокиты — менять все документы? Причем мне придется делать это не один раз, а дважды!
— Знаешь, — говорит задумчиво Воронов, — я тут подумал: мы все-таки будем жить у меня. У меня ведь еще двое горничных, причем разнополых. Вряд ли они захотят делить одну гостиную на двоих. Да и мне переступать каждое утро через два спящих тела как-то не хочется.
— Хорошая у них работа, если они могут вставать позже хозяина.
— Хочешь сменить свою?
Я медленно выдыхаю.
Еще раз.
Вспоминаю, что я вообще-то нотариус, и уж лучше я сама дважды поменяю все свои документы, чем позволю организовать цыганский табор в своей любимой квартире.
— Хорошо. Фамилия твоя, но, как и собирались, мы все-таки попробуем пожить у меня. С одним важным условием — без твоих горничных.
Он тянет с ответом. Понимаю, привык к комфорту и определенным условиям. Но когда он пытается разжалобить меня взглядом, я твердо киваю.
— Ох, — вздыхает он. — Даже не представляю, как я без них обойдусь. Но ты права, нужно друг другу идти на уступки.
Обговорив все самое важное, мы снова слушаем работницу загса. Она все трещит и трещит.
— Кажется, — шепчу Воронову, — я начинаю догадываться, почему второй раз затащить в загс мужчину куда сложнее, чем в первый.
Он, видимо, тоже наконец устает это слушать, потому что оборачивается к Ярову и интересуется:
— Ты не слишком много ей заплатил? Может, еще можно часть денег вернуть, если мы хотим сократить церемонию?
Интересуется громко, поэтому женщина резко сбивается. Бросает взгляд на заказчика, хлопает глазами, но быстро спасает себя от банкротства.
— А теперь молодые могут обменяться кольцами! — объявляет она.
— Мне кажется, — шепчу доверительно Воронову, — она пропустила самое главное. Она не спросила: согласна ли я, согласен ли ты…
— Она полчаса толкала речь. Ни ты, ни я не сбежали. По-моему, ответ очевиден. Но если ты
