собственным телеологическим утверждениям: "Это может показаться виггистским, презентистским и исторически наивным... однако это подтверждается фактами".
Проблема телеологии ("виггистской") не в том, что она исключает изменения, обусловленные предполагаемой первопричиной, а в том, что, изменяясь во времени, текущий исторический момент был предначертан вопреки этим изменениям. Это "морализирование хронологии", как красноречиво выразился Верлин Клинкенборг, является проблемой не только для историков, но и в еще большей степени для ученых: "Сегодня наука старается не замечать даже малейших следов этого, любого предположения о том, что эволюция имеет направление, стремящееся к кульминации в нас... или в любом другом предположительном месте. . или в любой другой предположительно желаемой конечной точке". Конечная точка телеологии, буквально telos, игнорирует исторические тупики, и это основная претензия историков к тезису Пинкера - то, что игнорируется так много истории. Хуже того, оптимизм telos выставляет вещи, которые идут не так, как надо, просто трагическими отклонениями в плавном движении к миру. Славой Зизек кратко сформулировал эту проблему,
Новая поросль эволюционных оптимистов (Сэм Харрис, Стивен Пинкер) любит перечислять положительную статистику ... она (в основном) верна, но можно легко увидеть проблемы, возникающие при таком подходе. Если сравнить положение евреев в Западной Европе и евреев в течение прошлого века, то прогресс очевиден... но между ними произошел холокост.
Всплески насилия между отрезками, казалось бы, мирного времени объясняются тем, что возможность насилия является частью нормального функционирования общества.
Форма тезиса Пинкера не нова в историографии, и она имеет отголоски в области японской истории. В 1960-е годы она была известна как "теория модернизации". Многие сторонники теории модернизации видели в японской истории такое же движение к капитализму и демократии, как и на Западе, отличающееся лишь формой и содержанием, но имеющее схожие результаты. Эти модернизационные мечты были ускорены реставрацией Мэйдзи (1868 г.), Конституцией Мэйдзи (1889 г.), бюрократизацией и ростом партийной политики в 1910-1920-х годах, а затем разрушены "иррациональностью" и "регрессией" - отголосок утверждения Пинкера о "децивилизации" - в Японии военного времени 1930-1940-х годов. Во главе с гарвардским историком Эдвином Рейсхауэром, который, не случайно, был послом Джона Кеннеди в Японии, эти ученые превратили Японию из бывшего врага в геополитического союзника в борьбе с наступлением коммунизма в Азии. Акцент на "светлой стороне" японской истории, как советовал один видный японский историк, лег в основу подхода к теории модернизации в Японии.
Тезис Пинкера лишь постепенно завоевывает внимание в дисциплинах, изучающих насилие в Восточной Азии. Например, Алекс Беллами, как и Пинкер, изучает тенденции в области насилия, отмечая, что в разгар холодной войны на Восточную Азию приходилось 80% массовых злодеяний в мире. Он согласен с Пинкером в том, что в Восточной Азии досовременного периода отражаются многие тенденции, которые Пинкер определил как причины насилия и его снижения в Европе досовременного периода. Как и Пинкер, он рассматривает навязывание "идеологий" как основную причину макронасилия в современный период, а экономическое развитие - как решающий фактор снижения насилия. Однако, в отличие от Пинкера, Беллами четко определяет фокус своего исследования: массовые злодеяния - это случаи преднамеренного и прямого насилия над некомбатантами численностью не менее 1000 человек. Одна из главных ангельских сущностей Пинкера - демократия - не привела к снижению уровня насилия, утверждает Беллами, а стала источником нестабильности во всей Азии, в частности в Восточном Тиморе и на Филиппинах; таким образом, опыт современной Азии не отражает всех глобальных тенденций, описанных в Better Angels. Более того, число людей, погибших в массовых зверствах, снизилось, несмотря на рост населения. Это отличается от статистики на Западе, где абсолютное число погибших в массовых зверствах росло на протяжении первой половины ХХ века, хотя относительное число, по мнению Пинкера, уменьшилось. В Азии это снижение произошло в более позднее время, чем это наблюдается в глобальных тенденциях.
Макронасилие в современной Японии
Как и в других исследованиях мира, предшествовавшего письменной истории, общие выводы о насилии неубедительны. В документальном фильме NOVA "Парадокс насилия", снятом по диссертации Пинкера, одна из говорящих голов утверждала следующее о находках скелетов по всему миру и высоком уровне насилия: "Палеолитическая летопись - это шоу ужасов". В ходе недавнего исследования находок скелетов в древней Японии археологи обнаружили относительно низкий уровень насилия. Более того, количество случаев насилия уменьшалось по мере увеличения числа археологических находок. Авторы также отметили, что, несмотря на наличие нескольких мест с высоким уровнем насилия, это могут быть редкие случаи резни, и их не следует воспринимать как репрезентативные, что противоречит предположению, высказанному в книге "Парадокс насилия" (The Paradox of Violence).
Единственный вид насилия, который можно достоверно измерить в ранней и средневековой Японии до XVI в., - это войны и восстания. Как и во всем средневековом мире, скудные данные затрудняют определение демографических последствий войн. Военные кампании с X по XIV век носили в основном карательный характер: подавление восстаний, преследование врагов знатного двора в Киото, охрана земельных владений от имени знати. Первая крупномасштабная "война", так называемая Гемпейская война (1180-5 гг.), столкнула силы двух знатных родов воинов во имя императорского престолонаследия. Ни клан Минамото и его союзники, сражавшиеся от имени отставного императора Го-Сиракавы, ни клан Тайра, чей патриарх пытался узурпировать политическую власть в Киото, не располагали крупными армиями. Стычки нескольких десятков воинов, принадлежащих к социальной элите, на лошадях размером с современных пони, стреляли друг в друга, а пешие воины вступали в схватку со всадниками. Открытая смерть во время боя во многих случаях была редкостью, а опасные для жизни потери, судя по сообщениям о военных действиях, также были невелики. Хотя политическая нестабильность несколько повлияла на численность населения, поскольку воины грабили местность, чтобы собрать провизию, рост населения между 700 и 1150 годами был статичным, в основном из-за голода и слабого иммунитета против инфекций, занесенных с континента. В начале XIV века режим воинов издал указ, запрещавший воинам воровать у местного населения, но даже он вряд ли был "законом" в современном понимании и иногда игнорировался, если воин мог доказать, что он в долгу у жертв.
Политическое насилие в Киото и его окрестностях, а также в центральной части Японии в период политических распрей середины XIV века привело к гибели большего числа людей, причем не в бою, а в результате побочных действий, чем в предыдущие эпохи японской истории. Армии разрастались до нескольких сотен и даже тысяч бойцов. В это же время распространился голод, но, поскольку достоверных источников мало, то, по мнению последнего демографа средневекового периода, "можно только предполагать причинно-следственную
