его даже становится чуточку жалко. Но ненадолго, потому что нас не оставляют двоих.
— Ну где вы там? — прикрикивает Филипп. — Мы уже выстроились на коллективную фотографию. Без вас бы справились, но нам не хватает в кадре чего-нибудь бриллиантового!
Я замечаю, что при этих словах Тайра начинает уж слишком широко улыбаться. Значит, с завистью справляться становится гораздо сложнее. На самом деле она вполне может позволить себе сама купить такое кольцо, и не одно. Вернее, ее папа может купить.
Но это не то. Я лишила ее прекрасного повода и дальше мне «сочувствовать», а по сути, упиваться моими эмоциями. А еще теперь я верю, что она доставала Филиппа, чтобы дал ей контакты Воронова. Знает ведь, что он уже женат, сама присутствовала на свадьбе, но то и дело задерживает на нем долгие взгляды.
Все наши гости уже спустились вниз и отошли чуть в сторону, чтобы не мешать другим новобрачным. Но едва мы подходим к ним, опять начинается кутерьма.
— Так! — Филипп выдергивает из шеренги тяжело вздыхающую, едва пришедшую в себя от слез Таню и вручает ей свой телефон. — Это тебе!
— Может, ей крысу? — с надеждой интересуется Тайра.
— Нет, малышка к тебе привыкла — смотри, как хвостиком к тебе тянется. Ты же не хочешь, чтобы она скончалась от стресса? Похоронить мы ее сегодня не сможем, у нас намечено другое мероприятие. Твой грех на себя никто не возьмет. И придется тебе до завтра носить свою жертву.
Тайра бледнеет даже через слой макияжа. По-моему, ей уже тяжело держать руку вытянутой, подальше от своего платья, но она очень старается по-прежнему не соприкасаться с клеткой и хвостиком, которым ей угрожали. Карина пытается затесаться куда-то за спину японца. О-хо-хо, так же девичья дружба может дать трещину.
— Давай, теперь мы в твоих руках! — напутствует Филипп своего заместителя, торопится к нам и шепчет мне на ухо: — Пусть себе спокойно плачет за кадром. Этого на снимках не видно. А то я посмотрел — из-за нее прямо сомнения, что у нас такой большой праздник!
Я чувствую, как мне на талию ложится рука Воронова, и только теперь понимаю, что мне было довольно холодно. Ну и, пользуясь случаем, прислоняюсь к нему. Наверное, в контракте есть пункт, что муж обязан заботить и оберегать, потому что он становится у меня за спиной и скрещивает на моей талии руки, практически беря меня в теплый кокон.
— Тридцать два… — бухтит тихонько Филипп, пока Таня пытается протереть глаза и прицелиться. — Поверить не могу, что мы все-таки остановились на этой цифре…
Как же меня эта фраза достала…
— Знаешь, — говорю я, — мне тут позвонили: есть несколько бездомных щенят…
— Ты права! Заканчиваем с летоисчислением! Мне бы тоже надоело, если бы мне постоянно намекали на возраст. Хотя я тебя и моложе, и вроде бы если ты не очень расстраивалась и не сильно спешила, то чего уж мне…
— Их там шесть, представляешь? Шесть маленьких, никому не нужных, которые были бы согласны даже на флигель.
— Нет, ну ты вообще молодец! Одобряю. Так долго держалась! То есть… забудь! Это я случайно сболтнул!
Я кошусь в его сторону, толкаю его локтем в бок, и конечно, именно этот момент Таня выбирает для снимка.
— Еще раз! — прошу я.
— Ну да, не можем же мы родителям отослать снимок, где ты жестоко избиваешь младшего брата.
— Мне кажется, — раздается надо мной голос молчавшего все это время Воронова, — у вашей мамы уже достаточная коллекция снимков, где вы вдвоем. Анжелика, хочешь, мы отойдем в сторону?
Ну и Таня снова очень удачно выбирает момент, когда мы смеемся. Все. Кажется, даже Воронов. Ничего, пусть видит, что у моего мужа хорошие зубы.
— Завязываем, — ворчат уже с другой стороны, — так долго я позировал только в детстве для паспорта. Кстати, самый хреновый мой снимок. Но что-то мне подсказывает, эти снимки могут составить ему конкуренцию.
Это Яров. Характер, я смотрю, тот еще.
— Наверное, такая традиция, — скромно возражает японец.
— Нет у нас такой традиции — морить гостей голодом, — спорит с ним Яров и, выйдя из кадра, уверенно направляется в сторону парковки.
Таня снова делает снимок. Снимает вид со спины. По-моему, мама решит, что гости от нас разбегаются. Ну да ладно. Надеюсь, ее утешит, что жених-то на месте.
Воронов, так и не убирая руки с моей талии, тоже подталкивает меня в сторону к машинам.
— А букет?! — поражается Тайра. — Меняю букет на крысу!
— А если никто не захочет меняться, оставишь крысу себе? — с надеждой интересуется Филипп.
Я утыкаюсь в плечо Воронова, чтобы смеяться не так громко. Просто у Тайры такое лицо… Не могу… И это она еще не знает, что Ириска предпочитает голубой сыр дорблю.
Букет отдавать мне жалко: он безумно красивый. С другой стороны, как говорит японец — такая традиция.
Поэтому, когда троица девушек становится у меня за спиной, я с серьезным видом мысленно прицеливаюсь. Так… Тайра стоит слева, Карина практически за мной, Таня делает вид, что вообще там оказалась случайно.
А, нет!
Я слышу шорох Ириски и тихий стук каблуков. Видимо, заподозрив, что я могу мухлевать, Тайра меняется с кем-то местами. Но Ириска ее снова сдает — изумленно пищит, когда она ставит ее на асфальт.
Ей же холодно! Ну все, теперь подтасовка оправдана. Это не просто мое отношение. Это месть за беззащитное животное.
Размахнувшись, я бросаю букет. Два разочарованных крика, удивленный выдох, и… когда я оборачиваюсь, опять слезы у Тани, которая недоверчиво рассматривает цветы.
— Поймала… — Она трогательно улыбается и смотрит на меня так, будто я внезапно сделала ей драгоценный подарок. — Значит, мне тоже повезет, как и тебе, встретить свою настоящую половинку.
Ох, Таня, Таня, надеюсь, что это не так. Ну или если так, то ты не заплачешь, когда придется ночью читать стостраничный контракт. Мы его вдвоем не осилили.
Она подходит ко мне и неожиданно тепло обнимает. Я замечаю, что букет она держит бережно, стараясь
