новых империализмов, слишком малые в процентном отношении к европейским доходам, чтобы иметь большое значение, и к тому же слишком поздние. Или, следуя утверждению Маркса и Энгельса в "Манифесте", даже пиратство XVII века, крошечные налоги на испанские сокровища, которые приносили сеп-хардим с Ямайки и беглые рабы с Испаньолы.
С тех пор как в ХХ веке научная история превратилась в крупномасштабное предприятие, ни одна из них, как выяснилось, не имеет большого исторического смысла. Если они вообще имели место, то они слишком малы, чтобы объяснить то, что должно быть объяснено. Подобные исторические выводы, на самом деле, не вызывают особого удивления. Ведь завоевания, порабощения, грабежи, убийства - в общем, сила - были характерны для печальной истории. Почему более ранние и еще более основательные экспроприации не привели к промышленной революции и увеличению масштабов производства в шестнадцать, двадцать или сто раз для среднего европейца или неевропейца? Должно быть, в северо-западной Европе и ее ответвлениях в XVIII веке и позже действовало что-то еще, кроме бережливой самодисциплины или насильственной экспроприации. Самодисциплина и экспроприация были слишком распространены в истории человечества, чтобы объяснить революцию, набиравшую силу в Европе около 1800 года.
С практической точки зрения куча физического капитала, полученная, скажем, от захвата голландцем Питом Хейном испанских сокровищ в 1628 г., к 1800 г. растает до нуля. Она не накапливается. Оно обесценивается. И, как отмечал Гершенкрон, "почему длительный период накопления капитала должен предшествовать периоду быстрой индустриализации? Почему капитал, который накапливается, не вкладывается также в промышленные предприятия?" Действительно, почему бы и нет. В истории первоначального накопления умные капиталисты должны были оставить свой капитал лежать без дела на протяжении столетий, пока не прозвучит "набат".
Похоже, что люди путают финансовое и реальное богатство. Финансовое богатство на банковском счете - это всего лишь бумажная претензия на реальное богатство общества, предъявленная этим человеком тому человеку, Питом Хейном тому человеку, Йостом ван ден Фон-Делем. Реальное же богатство общества - это дом, корабль или образование. С точки зрения общества в целом, именно реальное богатство, а не бумажные требования или золотые монеты, необходимо для реальных инвестиций. Бумажные требования - это всего лишь способ учета того, кому принадлежит доходность капитала. Они не являются реальным физическим или образовательным капиталом. Нельзя построить завод с помощью фунтовых банкнот или прорыть канал с помощью сертификатов акций. Нужны кирпичи и тачки, а также люди, здоровые и умелые, чтобы их использовать. Простое финансирование или владение вряд ли может быть главным, иначе католическая церковь в 1300 г., владея жетонами европейского богатства, создала бы индустриальное общество. Или испанские Филиппы II, III и IV, которые, в конце концов, были главными бенефициарами сокровищниц, на которых охотились английские, голландские и французские каперы и пираты, не препятствовали бы промышленным революциям в Бильбао и Барселоне, а финансировали их.
Любое первоначальное накопление, которое должно быть полезным для реальной индустриализации, должно быть доступно в реальных вещах. Однако, как сказано в Коране, "то, чем вы обладаете [в реальных, физических вещах], пройдет, а то, что у Бога, останется" (16:96). "Эти прекрасные [земные] вещи, - писал Августин, - проходят свой путь и больше не существуют. . . . В них нет покоя, потому что они не пребывают". Иисус сказал: "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры проникают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе". Сокровищница, построенная в 1628 г. на бумажные деньги, полученные Питом за изобретение нового способа ограбления Испании, к 1800 г. рухнет, если только ее различные владельцы не будут продолжать вкладывать в нее деньги. Настоящий образованный человек 1628 года не смог бы жить, настоящая машина устарела бы, настоящую книгу съели бы черви. Под действием амортизации первоначальное накопление самопроизвольно исчезает.
Это не означает, заметим еще раз, что завоевания, порабощения, грабежи и убийства не играют никакой роли в европейской истории. Панглоссианское предположение о том, что договор, а не насилие, объясняет, скажем, отношения между лордом и крестьянином, порочит последние работы по "новому" институционализму, например, Дугласа Норта. Однако, вслед за Марксом, современный экономический рост не зависел, не зависит и не может зависеть от объедков, которые можно получить, обкрадывая бедняков. Это не лучший бизнес-план. И никогда им не был, иначе индустриализация произошла бы тогда, когда фараон украл рабочую силу у рабов-евреев (хотя, кстати, последние данные свидетельствуют о том, что рабочие, строившие пирамиды, были наемными работниками с хорошими условиями труда - еще очень ранний "капитализм"). Воровство у бедняков, если вдуматься, вряд ли может объяснить обогащение в шестнадцать раз, не говоря уже о ста. Стали бы вы так же хорошо грабить бездомных в своем районе или врываться в дом среднего фабричного рабочего? Разве грабеж бедняков мира обогатил бы среднего человека в мире, включая, что самое удивительное, самих бедных жертв, в десять раз по сравнению с 1800 годом? Кажется ли вам правдоподобным, что национальный доход Великобритании зависел от воровства в обнищавшей Индии? Если да, то вам придется объяснить, почему реальный доход на душу населения в Великобритании резко вырос в течение десятилетия после того, как Великобритания "потеряла" Индию, и то же самое произошло со всеми имперскими державами после 1945 года: Франции, Голландии, Бельгии и, в конце концов, даже хищной, фашистской Португалии.
Современный экономический рост не зависит от сбережений, а значит, не зависит ни от воровства для получения сбережений, ни от любой другой формы первоначального накопления, даже от мирной практики воздержания рыцарей печального лика от потребления. Тюрго, Смит, Милль, Маркс, Вебер и новые теоретики роста среди экономистов, делающие упор на накопление капитала, понимают эту историю совершенно неправильно. То, что старики так ошиблись, неудивительно, если учесть, какими высокими темпами улучшалась экономика рассматриваемых ими стран, по крайней мере, в отличие от бешеного темпа после 1848 г. и особенно после 1948 г., и особенно во всем мире после 1978 г. (У новых теоретиков роста 1980-х и последующих годов меньше оправданий; они уже должны были понять, что современный экономический рост - это не рутинное накопление). (Новым теоретикам роста 1980-х и последующих годов меньше оправданий: они уже должны были понять, что современный экономический рост носит причудливый характер, а значит, не связан с обычным накоплением). Первые экономисты имели представление о скромной модернизации до уровня, скажем, процветающих Нидерландов 1776 г., легко достижимой за счет мира и рутинного инвестирования, а не о трансформации до уровня пригородной Америки 2010 г., достижимой только за счет такой
