метлу. Она была удивительно похожа на хозяина постоялого двора – почти одно лицо, хотя цвет глаз больше напоминал хозяйку.
«Дочь», – понял Ансель.
– Нет-нет, дитя, – улыбнулся он. – Я просто… слышал несколько месяцев назад, что здесь раньше жил молодой инквизитор. У меня была информация, которая могла бы заинтересовать его, но я понятия не имею, в какой комнате он жил. Надеялся встретить его по дороге, но…
Он умолк, разведя руками.
Девушка потупила взгляд и неуверенно перемялась с ноги на ногу.
– Возможно, я что-то перепутал, – миролюбиво заметил Ансель.
– Он… уже не живет здесь, – тихо сообщила девушка.
– Вот как? – расстроенно хмыкнул Ансель. – Решил уехать?
– Нет…
Ансель несколько мгновений напряженно молчал.
Я же говорил тебе, – издевательски нашептал Гийом.
«Хватит!»
– Как тебя зовут, дитя? – улыбнулся Ансель.
– Мари, – неохотно ответила девушка.
– Мое имя, – он бегло вспомнил первое, что пришло ему голову, и отчего-то назвал имя одного влиятельного аристокарата, герцога де Куси, на чьи богатые земли однажды забредал в своих странствиях, – Ангерран. Мари, дитя, прошу, не таи, что случилось? Я чувствую в твоих словах скорбь, но не могу понять ее причины. Какая-то беда постигла ваш дом?
Девушка несколько раз моргнула и передернула плечами.
– Матушка не велела говорить об этом…
– Я лишь путник, дитя, мне ты можешь сказать. В моих помыслах нет дурного, я клянусь.
Мари недолго поразмышляла, затем неуверенно кивнула.
– Недавно сюда явились стражники… и инквизиторы. Они приходили по его душу. – Кивок в сторону комнаты Вивьена заставил Анселя похолодеть. Сдержаться и не выдать своих чувств было непросто, но он совладал с собой.
– Инквизиторы приходили… за инквизитором? – переспросил он.
Мари лишь кивнула.
– Его… арестовали?
– Его вывели отсюда под стражей, и больше я ничего не знаю. – Мари покачала головой, крепко ухватилась за древко метлы и отступила. – Простите, месье. Я правда не должна…
Ансель кивнул, решив закончить этот расспрос.
– Я понимаю, Мари. Все правильно. Стало быть, я обращусь к другим инквизиторам. Если этого человека арестовали, на то ведь была причина. Теперь понятно, отчего матушка не велит тебе говорить об этом. Лучше и впредь слушай ее советов. – Он миролюбиво улыбнулся и заметил, что девушка чуть расслабилась.
– Вас… проводить в вашу комнату, месье?
– Я найду дорогу, но благодарю тебя за твою доброту, – ответил он и поспешил удалиться.
По дороге он чувствовал, как бледнеет.
Во что бы то ни стало, он понимал, что должен выяснить, какая судьба постигла Вивьена и где он находится сейчас. Видит Бог, ни одно из подозрений Анселя не сулило ничего хорошего.
***
Несколько раз Вивьен приходил в себя и снова ускользал, однако запомнил, что к нему приходил врач и снова обрабатывал раны на спине. Боль стала уже почти привычной спутницей его жизни, Вивьен начал забывать, когда вообще жил без нее.
Теперь лучшими моментами его существования были те, когда силы окончательно покидали его, и он падал в обморок, на время отрешаясь от жуткой тюремной камеры или от допросной комнаты. О последней он боялся даже думать, потому что представлял, какие ужасы ему еще доведется там пройти. И у него не было ни малейшего понятия, закончится ли это когда-нибудь: судя по словам де Борда, он вовсе не разубедился, что Вивьен – еретик, которого надлежит расколоть.
Врач приказал тюремщикам перенести узника обратно на настил, поэтому новое пробуждение застало Вивьена не на голом полу камеры. Спина после последнего посещения врача болела чуть сильнее, и боль быстро вырвала Вивьена из сна.
Но было и что-то еще. В камере кто-то находился.
– Вивьен… мой мальчик, – послышалось из противоположного угла затхлого помещения, и Вивьен невольно вздрогнул, услышав этот голос. Он прекрасно знал, кто пришел к нему в качестве нового переговорщика.
«О, нет…» – мучительно скривился Вивьен. Появление этого человека заставило его сердце сжаться. – «Не надо!»
Аббат Лебо зашуршал сутаной, приблизившись к арестанту и замерев напротив него в нескольких шагах. Подойти ближе он не решался – вполне возможно, его отталкивала отвратительная вонь немытого тела узника.
«Уходи… уходи, пожалуйста», – взмолился про себя Вивьен, однако вслух не произнес ни звука.
– Господи, помилуй, – прошептал Бернар Лебо, качая головой. – Мне сказали, что тебя допрашивали, но я понятия не имел, что ты в таком жутком состоянии. – Он говорил с искренней горечью в голосе, и оттого Вивьену было еще невыносимее его слушать. Слезы жалости к себе сдавили горло и обожгли глаза.
Тем временем аббат Лебо приблизился и, не обращая внимания на вонь, присел рядом с узником.
– Вивьен… – Он осторожно коснулся плеча арестанта так, чтобы не причинить боль. Вивьен невольно вздрогнул от этого прикосновения и попытался отстраниться. Огромным усилием воли он заставил себя оттолкнуться от настила и приподняться. Казалось, на это ушли почти все его силы, однако он попытался бросить их остатки на то, чтобы переместиться и сесть, подтянув к себе ноги. Искалеченная спина коснулась каменной тюремной стены, и боль чуть отрезвила Вивьена, выведя его из состояния неописуемой жалости к себе, заставив почувствовать тлеющую злость на своих палачей и собрать в кулак остатки духа.
Уловив его движение, аббат отстранился и нашел его взгляд. Он едва не задохнулся от горя, увидев померкшие глаза своего бывшего воспитанника.
– Боже, – прошептал Бернар Лебо, покачав головой. – Вивьен, мне невыносимо видеть тебя таким. Столько боли! – Глаза пожилого доминиканца и впрямь заблестели от слез, губы дрогнули. – Вивьен, прошу тебя, расскажи мне, что произошло.
Вивьен покривился, но промолчал. Он мечтал поговорить с аббатом больше всего на свете. Ему вообще слишком не хватало разговоров с людьми. Сколько дней он уже хранил молчание и не произносил ни слова? Теперь даже молитвы были для него под запретом. Все его существо рвалось открыть аббату душу, словно исповеднику, но Вивьен знал, что делать этого нельзя, хотя внутри него несколько раз за минувшую пару мгновений успели родиться и умереть сомнения в необходимости этого упорства.
– Ты молчишь… – Бернар Лебо поморщился, словно от пощечины. – Мне сказали, что ты не произносишь ни слова с тех пор, как тебя арестовали. – Он покачал головой и доверительно посмотрел на Вивьена. – Мой мальчик, ты совершаешь ошибку! Огромную ошибку, поверь мне, прошу!
Вивьен молчал, чувствуя, как рыдания сдавливают ему горло.
«Ты не понимаешь… глупый, дорогой мой добрый старик, ты ничего не понимаешь! У меня нет выбора», – надрывно вопил он в душе, но уста его остались сомкнутыми.
– Послушай, – голос аббата зазвучал отчаянно. Не помня себя, грузный старик опустился на колени, став на пол тюремной
