мечтал поговорить хоть с кем-нибудь: молчание было для него дополнительной пыткой, но он знал, что делать этого нельзя.
– Скорее, наоборот, это доказывает твою вину и указывает на глубину твоих еретических заблуждений, – покачал головой де Борд. – Поражает меня только то, что ты сопротивляешься неизбежному исходу, – вздохнул он. – Твоя выдержка заслуживает уважения, я не стану этого скрывать. Однако любая выдержка рано или поздно заканчивается. Поверь мне, Вивьен, за годы своей работы инквизитором я повидал тех, кто не сдавался на пристрастных допросах. – Он покачал головой, – И ты не один из них.
Вивьен сглотнул тяжелый ком. Как он мечтал попросить воды! Но знал, что не может этого сделать. Любое слово – любое! – станет ему смертным приговором.
– Ты не выдержишь, Вивьен, – продолжал де Борд. – Неужели веришь в обратное?
Узник молчал, упершись взглядом в ненавистное лицо архиепископа.
Де Борд покачал головой.
– Ты делаешь себе и всем остальным хуже, Вивьен, – сказал он, после чего, понимая, что не добьется от арестанта ни слова, покинул тюремную камеру.
Вивьен, наконец, позволил своему телу перестать напрягаться, и тут же ощутил дрожь, охватившую его с головы до пят. Панические мысли о проклятье и одиночестве вновь завладели им. Он с трудом сумел подняться и добраться до угла, где стояло отхожее ведро, после чего его живот скрутили неудержимые рвотные позывы.
На то, чтобы добраться обратно до настила, сил у него не осталось: Вивьен рухнул на пол посреди камеры, и его накрыла тьма.
***
С момента последней встречи в Монмене Ансель не мог изгнать из разума образ Вивьена Колера, распластанного на земле и произносящего те роковые слова.
«Он поверил! Он все же проникся!»
Разум Анселя ликовал, когда он понимал, что, несмотря на навязанную им вражду, Вивьен все же сумел принять катарское учение. Это была огромная победа, и Ансель не мог не возлагать надежд на этого человека с безгранично светлой душой. Ему, разумеется, предстояло пройти большой путь по обузданию своей телесности, но Ансель, заглядывая вперед, отчетливо видел Вивьена Колера новым «совершенным».
«Возможно, для меня все и потеряно, но Вивьен может спасать души людей своей верой и своей добротой, а это значит, что я жил не зря, раз научил его этому», – с победной полуулыбкой позволял себе подумать Ансель. Однако холодный, отдаленный голос, чем-то напоминавший Гийома де Кантелё тут же разрушал его светлые надежды:
Да, только он ведь думает, что ты хочешь убить его, как убил меня когда-то.
– Замолчи! – Оставаясь в одиночестве, вдали от любопытных глаз, Ансель иногда позволял себе прикрикнуть вслух на своего назойливого внутреннего собеседника, явно порожденного князем этого мира с целью отобрать у нарушившего обеты доброго христианина последние остатки веры.
Ансель пытался гнать эти мысли прочь, но они мучили его днем и ночью с момента их с Вивьеном и Ренаром последней встречи.
Переходя с места на место теперь с куда меньшей скоростью из-за хромоты, Ансель проклинал тот день, когда, путешествуя по лесам, сильно повредил ногу. Несколько недель он был вынужден скитаться, так и не сумев залечить ее должным образом. Острая боль травмы поначалу сильно замедляла его, делала его уязвимым для агентов инквизиции, даром что никто из них не знал о его приобретенной хромоте. Инквизиция, скорее всего, узнала об этом теперь, после Монмена, но это было уже неважно. Анселю придавала решимости собственная победа в разуме Вивьена Колера.
Как он желал встретиться с новообретенным единоверцем! Однако сейчас, когда у инквизиции на руках была его новая особая примета, это стало опаснее, чем прежде. Поэтому почти до конца октября Ансель старался забыть о своем желании и даже хотел уйти как можно дальше от Руана. Возможно, стоило послушать Вивьена и покинуть Францию? Разум подсказывал, что это лучшее решение, но что-то не позволяло Анселю принять его. Руан неумолимо влек своего цепного пса к себе, и с этим проклятьем невозможно было сладить.
Наконец, он сдался, и к концу октября все же под видом паломника явился в Руан. Город встретил его серой, пасмурной погодой с суровыми порывами холодного осеннего ветра. Придя туда, Ансель ясно почувствовал: что-то не так, но не смог толком объяснить, что именно.
Не решившись ждать случайной встречи, Ансель сам направился к Вивьену, на постоялый двор, сочтя, что должен во что бы то ни стало объясниться со своим другом – едва ли не единственным другом, оставшимся у него из прежней жизни.
Это рискованно, – науськивал его голос Гийома де Кантелё. – Ты попадешься, Ансель. Почему тебя так тянет отдаться в руки инквизиции? Вивьен ведь продемонстрировал тебе, что ты не выдержишь их допроса, если они тебя схватят. Тогда зачем?
«Я должен с ним увидеться. Нам обоим это нужно», – упрямо заверял Ансель своего внутреннего демона. Теперь ему казалось почти нормальным вести споры внутри собственной головы и периодически погружаться в долгие молчаливые созерцания пустого пространства, пока в его голове велись ожесточенные словесные поединки между ним и Гийомом.
Боялся ли Ансель за собственную жизнь? Он уже толком не знал. Ему казалось, что главное – передать Вивьену свои последние знания, добиться цели. А схватит его инквизиция или нет – это было уже неважно.
Именно в таком отрешенном настроении Ансель Асье вошел на постоялый двор, где, как он знал, жил Вивьен Колер.
«Я завяжу разговор с кем-нибудь из местных и попытаюсь о нем выспросить», – решил для себя Ансель. – «Наверняка лично я его сейчас не застану, он, верно, на службе. Тогда хотя бы узнаю, хорошо ли у него идут дела».
Не торопись, – наставническим тоном посоветовал Гийом. – Лучше присмотрись. Сядь. Поешь. Так надежнее. Послушаешь людские толки, заплатишь за комнату. А вечером, возможно, найдешь Вивьена. По крайней мере, так ты не вызовешь подозрений.
Ансель решил послушаться внутреннего демона и действительно устроился в трапезном зале. Обстановка на постоялом дворе казалась ему какой-то странно напряженной. Он чувствовал, будто здесь что-то произошло, но понятия не имел, что именно.
После переговоров с хозяйкой и демонстрации своей возможности заплатить за ночлег Ансель прошелся по территории двора, не забыв проверить комнату Вивьена. Никаких признаков его он не обнаружил. Комната выглядела пустой и убранной – даже нежилой.
«Может, он решил уйти отсюда? Слишком высокая плата?» – подумал Ансель.
Или попал в беду. Из-за тебя, – хмыкнув, предположил Гийом.
«Замолчи!»
– Месье, вы заблудились? – прозвучал тонкий, почти детский голосок в коридоре. Ансель обернулся через плечо и заметил юную девушку, державшую за древко длинную
